Новая история стран Европы и Америки XVI–XIX века. Часть 2 - Коллектив авторов

Великие географические открытия (наряду с иммунными факторами развития, наметившемуся в XVII–XVIII вв.) способствовали ослаблению ряда восточных деспотий. Они способствовали, с одной стороны, перемещению торговых путей и центров на берега Атлантики, что обрекло на подрыв и запустение караванные и морские пути. С другой – «революции цен», связанной с наплывом золота и серебра из колоний, захваченных европейцами в Америке и Африке. В предыдущем разделе приводилась в пример Севилья, куда в 1503–1560 гг. было открыто ввезено из американских колоний 185 тонн золота и 16866 тонн серебра. Причем нелегально, по ряду данных, было ввезено намного больше.

«Революция цен» вследствие притока золота и серебра оказала огромное воздействие и на Европу, и на Восток. Но там, где было развито товарное производство (в первую очередь в Англии и Нидерландах) это лишь обогатило производителей, чья продукция стала намного дороже. Иными словами, был дан очередной толчок росту капитализма и разложению феодализма, так как в массовом порядке разорялись те, кто преимущественно покупал, а не производил, т. е. дворянство и феодалы, бюрократия и военные. По иронии судьбы именно потери Испании от «революции цен» были в Европе наиболее значительными. Но наиболее негативными были последствия этого на Востоке. В Османской империи, особенно тесно соприкасавшейся с Европой в XVI–XVII вв. цены выросли примерно в 6 раз, в Индии в XVIII в. – на 50 % и т. п. Таким образом, одно из последствий Великих географических открытий – «революция цен» – способствовала общему изменению соотношения сил между странами Азии и Африки и Европой.

Таким образом, складывание колониальной системы во многом способствовало ускорению социального развития западного общества и относительному замедлению динамики развития стран Востока. Однако проблема «опережающих темпов развития» Запада не может рассматриваться вне конкретного исторического контекста. Совершенно необоснованно объяснять отличие динамики развития Востока и Запада в Новое время с точки зрения «превосходства» западной цивилизации над восточной. Первые крупные цивилизационные центры появились именно на Востоке и, что вплоть до позднего средневековья Восток значительно превосходил Запад по многим параметрам общественного развития. Уже в VIII–X вв. арабо-исламская цивилизация, полная сил и энергии, ворвавшись в авангард мирового развития, победила раннефеодальную Европу, более слабую экономически и политически, с еще не оформившимися социальными институтами и отношениями, находившимися в процессе становления.

Эпоха крестовых походов XI–XIII вв. стала своего рода периодом равновесия сил между Востоком и Западом. В это время все еще сохранялось преимущество Востока и ярко выраженная зависть европейцев в отношении мусульманских богатств и условий жизни. Например, Джон Уиклиф, чья деятельность приходилась на вторую половину XIV в., писал, что Европа взирает на мусульманский Восток, как в самой Европе низшие сословия на высшие: с завистью, негодованием и надеждой поживиться за их счет. В общем и целом еще сохранялась большая эффективность, организованность, «культурность» восточного феодализма по сравнению с западным. К XVI в. это преобладание было утрачено, а сама отлаженность, монолитность и большая устойчивость феодализма на Востоке превратилась в препятствие его дальнейшему развитию, а главное, потенциальному преобразованию. Сдерживалось развитие капиталистических элементов в недрах феодального общества, и возрастали кризисные явления. В то же время на Западе феодализм эволюционизировал, а кое-где уже изживался, открывая путь более динамичному обществу. В дальнейшем западная цивилизация, более молодая, стремившаяся к экспансии и нуждавшаяся в ней, победила богатый и, главное, самодостаточный Восток.

Итак, ни в социально-экономическом, ни в каком-либо другом аспекте было бы неправильно объяснять опережающий темп развития Запада (и как постепенный процесс XVI–XIX вв., и как явление наших дней) каким-то одним фактором: качеством той или иной цивилизации и такими ее «важнейшими» составляющими, как «динамизм и свобода» западного человека; тем, что он являлся «самостоятельным и независимым индивидом, обладавшим личными правами и привилегиями», к тому же проникнутого идеей «христианской богочеловечности и бесконечного самосовершенствования». Не так уж свободен и самостоятелен был человек на Западе в XVI–XVII вв., в эпоху его полного подчинения церкви, сеньору, монарху. Конечно, у дворянства были «личные права и привилегии», но никакому особому социальному «динамизму» они не способствовали, так как понимались именно как право не работать, не заниматься «презренным» сельским или ремесленным трудом, каковой оставался печальной «привилегией» бесправного большинства. Притом, это большинство никаким стимулом, кроме страха умереть с голоду или, в лучшем случае, бескорыстного побуждения к творчеству, к данному труду не поощрялось.

Что же касается наиболее просвещенной части дворянства и других слоев общества, которые иногда и в средние века вспоминали о естественных для человека правах и свободе, то они даже в XVI–XVII вв. обычно терпели поражение в борьбе с господством духовенства, незыблемой феодальной иерархией и властью короля, а также – религиозным фанатизмом невежественной черни, заменявшим в те времена общественное мнение. Пытки, казни, суды и костры инквизиции тогда определяли лицо Европы. Возможно, лишь в некоторой степени исключениями являлись Голландия и Англия, превратившиеся в XVI–XVII вв. в оплоты протестантизма, протестантской этики и постепенно внедрявшихся в местное общество экономических и, в меньшей степени, прочих свобод. Но не стоит забывать о том, что и у протестантов в то время суды, костры и расправы с инакомыслящими были обычным делом, а религиозный фанатизм совершенно подавлял свободу личности.

Иными словами, не представляется верным объяснять уход Запада в отрыв и отставание Востока каким-то особым «динамизмом», самостоятельностью и индивидуализмом «человека Запада». Вплоть до XVIII–XIX вв. (в зависимости от степени развития европейских обществ) человек западного общества был зависим от церкви, местной общины (сельской или городской), власти монарха, своего положения в структуре общества и определяемой всем этим собственной ментальности. В данном случае имеет место неоправданная «модернизация» исторической реальности, перенесение на ситуацию XVI–XVIII вв. того, что не было фактором эволюции XVI–XIX вв., а само явилось результатом, итогом этой эволюции.

Безусловно, сравнительно более высокий уровень материального благосостояния Востока не побуждал его жителей так заботиться о производстве и его всемирном развитии, как жителей Европы, находившейся, как уже отмечалось, в худшем положении. Поэтому-то, даже весьма ценные изобретения, бывшие достоянием Востока, европейцами были использованы более рационально и действенно: бумагу, когда-то изобретенную в Китае, Европа, наладив ее производство у себя (с помощью арабов в Испании XII в.), с XV в. уже экспортировало на Восток. То же самое произошло с сирийским стеклом и оружием (знаменитую дамасскую сталь лучше сумели делать в Толедо), с китайским порохом, компасом, персидскими тканями. Изобретенные в Китае и впервые примененные в XIII в. монголами пушки уже в XVI в. применялись европейцами (португальцами) против тех же китайцев, став при этом значительно совершеннее.

Западный человек, создавший колониальную систему, становится более динамичным, активным и лучше вооруженным, чем человек Востока, не благодаря свободе личности, о которой тогда приходилось лишь мечтать, а ввиду постоянного страха перед нашествием с Востока. Европа долго помнила гуннов, ужас, внушаемый ордами Чингизидов и Тимура, арабское завоевание Пиренейского полуострова, юга Франции, Италии, Кипра, Крита, Мальты, Сардинии и Корсики в VII–XI вв., а после XI в. – постоянную, вплоть до XVIII в. угрозу корсарства и экспансии Османской империи. Войны и крестовые походы приносили европейцам потерь и неудач больше, чем добычи и преимуществ. Не случайно и то обстоятельство. Что первыми колонизаторами явились на Востоке португальцы и испанцы, т. е. те европейцы, которым пришлось отстаивать свою независимость и государственность в многовековой борьбе с мусульманами. Освободившись от последних они по инерции продолжили борьбу уже вне Европы, стремясь не только закрепить победу, но и реализовать накопленный за века сражений боевой, технический и духовный потенциал.

Таким образом, в XVI–XIX вв. происходило постепенное ослабление Востока, но не абсолютное, а относительное, как следствие определенной самоуспокоенности и довольства собой, своими порядками, которые жители Востока считали в большинстве случаев идеальными (а власти и духовенство всячески их в этом заверяли), так и по причине воздействия внешних факторов – упадка торговли почти всех стран Востока ввиду перемещения торговых путей в Атлантику в XV–XVI вв.; «революции цен» и инфляции вследствие серебряной интервенции; обеднения государства почти всюду, как в связи с уменьшением стимула к производству и сокращением налоговых поступлений от него, так и в связи с падением доходов от завоеваний (с рубежа XVII–XVIII вв. Восток стал регулярно терпеть поражения в войнах с Западом). В результате постепенно сложились благоприятные условия для военной, политической и экономической экспансии Запада, что и привело к колониальному закабалению Востока.