Танец с Дьяволом (ЛП) - Кеньон Шеррилин

До тех пор, пока они не пересекали любую черту, придуманную Артемидой. Тогда богиня спешила отдать их под суд, а затем и на казнь. И хотя у Астрид не было никаких доказательств, ей всегда казалось, что богиня охоты придерживается этого протокола только для того, чтобы Ашерон не злился на нее.

Поэтому в течение многих веков Астрид не раз поручали найти хоть какую-то причину, чтобы позволить Темному Охотнику жить.

Она не нашла ни разу. Каждый, кого девушка судила, был опасен и жесток, угрожая миру больше, чем Даймоны, на которых они обычно охотились.

Правосудие на Олимпе работало совсем не так, как на земле. Не существовало такого понятия, как презумпция невиновности. На Олимпе обвиняемый должен был доказать, что достоин сострадания.

Никому это так и не удалось.

Единственный случай, когда Астрид была готова проявить милосердие, был Майлз — и смотрите, чем это обернулось. То, что она почти решилась объявить его невиновным и отпустить обратно в мир, ужасало ее.

Это стало последней каплей. С тех пор Астрид сторонилась всех.

Она больше не позволит мужской красоте или очарованию обмануть себя. Все, что ей нужно было сейчас сделать — это увидеть, что скрывает сердце лежащего на кровати мужчины.

Артемида сказала, что у Зарека вообще нет сердца. Ашерон ничего не возразил, а лишь одарил ее пронзительным взглядом, говорящим, что он полагается на ее способность сделать правильный выбор.

Но какой он — этот правильный?

— Очнись, Зарек, — прошептала Астрид. — У тебя осталось всего десять дней, чтобы спастись.

Зарек пришел в себя от непередаваемой боли, что, учитывая его жестокое прошлое в качестве раба, которого избивали все, кто хотел, было просто невероятно. Кроме того, с тех пор, как он перестал быть человеком, боль осталась единственной вещью, в которой Темный Охотник был уверен.

Голова раскалывалась, и Зарек повернулся, рассчитывая почувствовать под собой холодный снег и землю. Вместо этого, его поразило тепло, которое он ощущал.

«Я мертв», — хмуро подумал мужчина.

Даже в мечтах ему никогда не было так тепло.

И все же, открыв глаза, Зарек увидел огонь, горящий в камине, горку поленьев около него и понял, что он очень даже жив и лежит в чьей-то спальне.

Он оглядел комнату, выдержанную в теплых тонах: пастельно-розовом, бежевом, коричневом и темно-зеленом. Судя по виду, бревенчатый дом принадлежал кому-то, кто хотел сохранить вид деревенской хижины, но имел достаточно денег, чтобы сделать его теплым и уютным, а не продуваемым всеми ветрами.

Зарек лежал на дорогой стальной копии огромных кроватей девятнадцатого века. Слева расположился маленький ночной столик, на котором стояли старомодный кувшин и чаша для умывания.

Кто бы ни владел этим домом — он явно был богат.

Зарек ненавидел богачей.

— Саша?

Темный Охотник нахмурился, услышав нежный мелодичный голос. Женский голос. Она была в комнате дальше по коридору, но он не мог точно определить ее местоположение из-за гула в голове.

Зарек услышал тихий собачий скулеж.

— О, прекрати, — пожурила женщина ласково. — Я же не ранила твоих чувств, правда?

Зарек нахмурился еще сильнее, пытаясь понять, что с ним приключилось. Джесс и остальные преследовали его, и он помнил, как упал перед домом.

Кто-то, должно быть, нашел его и затащил внутрь, хотя Зарек и не мог представить, зачем им это нужно.

Не то, чтобы это было важно. Джесс и Танатос выслеживают его, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, куда подевался Зарек, особенно учитывая, сколько крови он потерял по дороге. Несомненно, след ведет прямо к дому.

А это означало, что ему нужно выбраться отсюда как можно быстрее. Джесс не станет причинять вред тем, кто помог ему, но никто не может сказать, на что способен Танатос.

В сознании вспыхнул образ горящей деревни. Ужасная картина мертвых жителей, лежащих вокруг…

Зарек вздрогнул от воспоминаний, не понимая, почему они преследуют его сейчас.

Это было напоминание о том, на что он сам способен, решил Зарек, и о том, что ему пора убираться отсюда. Он не хотел причинять зло людям, которые помогли ему. Только не снова.

Заставляя себя позабыть о боли, Темный Охотник медленно сел на кровати.

Собака тотчас же вбежала в комнату.

Только это была не собака, понял Зарек, когда животное остановилось у постели и зарычало. Это был огромный белый волк. И он выглядел так, словно сразу возненавидел гостя.

— Отвали, Скуби, — резко произнес Зарек. — Мне приходилось делать ботинки из волков, что были больше и злее тебя.

Волк оскалился еще сильнее, как будто понимая его слова и побуждая Темного Охотника предъявить доказательства.

— Саша?

Зарек замер, когда женщина появилась в дверях.

«Черт бы меня побрал…»

Она была прекрасна. Длинные светлые волосы цвета меда падали на хрупкие плечи легкими волнами. Лицо было бледным с розовыми щеками и губами, которые, вне всяких сомнений, аккуратно берегли от сурового климата Аляски. Ростом около метра восьмидесяти, она была одета в белый вязаный свитер и джинсы.

Глаза женщины были бледно голубыми. Такими светлыми, что на первый взгляд казались бесцветными. И, когда она вошла в комнату, вытянув руки и медленно и аккуратно пытаясь найти волка, Зарек понял, что она абсолютно слепа.

Волк дважды гавкнул на него, а потом вернулся к хозяйке.

— Вот ты где, — прошептала она, наклоняясь, чтобы погладить волка. — Не нужно гавкать, Саша. Ты разбудишь нашего гостя.

— Я уже проснулся и уверен, что именно поэтому он и гавкает.

Женщина повернулась на его голос, как будто пытаясь увидеть.

— Извините. У нас не часто бывает компания, поэтому Саша ведет себя несколько недружелюбно с незнакомцами.

— Поверьте, чувство мне знакомо.

Она подошла к его кровати, снова вытянув руку.

— Как Вы себя чувствуете? — спросила женщина, проведя пальцами по его плечу.

Зарек сжался от ощущения теплой руки на коже. Она была нежной. Обжигающей. И какая-то незнакомая часть его зашлась от боли. Но что было хуже всего, все в паху напряглось. Сильно.

Он никогда не мог выносить чужих прикосновений.

— Лучше бы Вам этого не делать.

— Чего? — спросила она.

— Трогать меня.

Женщина отстранилась и несколько раз моргнула, как будто это была больше привычка, нежели рефлекс.

— Я вижу прикосновениями, — мягко произнесла она. — Если я не буду дотрагиваться до Вас — я ничего не увижу.

— Ну, у нас у всех есть проблемы.

Зарек перекатился на другую сторону кровати и встал на ноги. Он был обнажен, не считая кожаных штанов и нескольких повязок. Должно быть, она раздела его и обработала раны. Эта мысль вызывала необычные ощущения. Никто раньше не утруждал себя заботой о нем, если он был ранен.

Зачем это ей?

Даже Ашерон и Ник предоставили его самому себе, когда он был ранен в Новом Орлеане. Большее, на что их хватило, это предложить подвести его домой, чтобы он смог излечиться в одиночестве.

Конечно, может быть, они сделали бы и больше, если бы он не был так враждебно настроен по отношению к ним, но, с другой стороны, враждебность это именно то, что удавалось ему лучше всего.

Зарек нашел свои вещи, сложенные на кресле-качалке, стоящем у окна. Несмотря на боль в протестующих мышцах, он начал натягивать их. Силы Темного Охотника позволили ему залечить большинство ран, пока он спал.

Однако, если бы ему помогали Ловцы Снов, он был бы в гораздо лучшей форме. Они часто приходили во сне к Темным Охотникам, чтобы лечить их, но только не к Зареку.

Он пугал их точно так же, как и всех остальных.

Поэтому Зарек выучился справляться с болью от полученных ударов. И ему это нравилось. Он не любил, когда вокруг него крутились люди — бессмертные и не очень.

Одинокая жизнь была лучше.

Темный Охотник скривился, увидев дыру на спине рубашки, где пуля из ружья попала в него.

Угу, жизнь определенно лучше, когда ты одинок. В отличие от своего «друга», он не смог бы выстрелить себе в спину, даже если бы захотел.