Острова капитана Блада (СИ) - Маргарита Полякова

Хм. Ну, было бы ей лет 18, я подумал бы, что она еще не созрела. Но ни разу не влюбиться до 25? Неужели не было никаких девичьих грез и ожиданий мужчины мечты? Что-то все-таки не так было с этой Арабеллой. Может, у нее ориентация какая-нибудь нетрадиционная? И зачем вообще она заставила полковника меня купить? С того времени Арабелла не искала встреч и не пыталась каким-либо образом воспользоваться мной, как покупкой.

Как ни странно, ответ на свой последний вопрос я все-таки получил. Возвращаясь в очередной раз от губернатора Стида, по дороге я встретил путешествовавшую верхом Арабеллу, и вежливо поклонился, сняв широкополую шляпу. Она придержала коня и уставилась на меня с искренним любопытством.

— Мне кажется, я вас знаю, — заметила Арабелла.

Я чуть не упал там, где стоял. Ничего себе! Я, значит, порчу себе нервы, раздумывая о причинах ее поступка, а она вообще обо мне забыла!

— Хозяйке полагается знать свое имущество, — с сарказмом заметил я.

Понятно, что Арабелла делами не занимается, свалив все на дядюшку, но проявлять элементарный интерес к тому, что происходит на плантации, она могла бы? Интересоваться, на какие, собственно, шиши куплено прекрасное платье, чудесная шляпка и конь, на котором она красуется? (Хотя дамское седло, конечно, извращение из извращений). Неужели ей это ни капли не интересно? Хм. Судя по всему, нет.

— Мое имущество? — недоуменно переспросила Арабелла.

— По вашей просьбе меня купил ваш дядя. Ровно за десять фунтов. Редко кому удается столь точно узнать себе цену.

— Да! — вспомнила Арабелла. — Это вы!

— Давно хотел поблагодарить вас. Если бы не ваше вмешательство, я мог бы попасть к другому плантатору, и мои навыки врача оказались бы невостребованными.

— Но вас купила не я, а мой дядя.

— По вашей просьбе. До сих пор не могу понять, почему вы это сделали, — признался я.

— Потому что пожалела вас, — ответили мне голосом, полным добродетельной скромности.

Да ну на фиг! Что это за ответ такой? Я себе весь мозг вывихнул, пытаясь постигнуть причины поступка Арабеллы, а тут такое простое объяснение.

— А почему вы пожалели именно меня? — не сдержал своего удивления я. — Выбор-то большой был. И вы не могли знать, кто из стоявших перед вами людей больше достоин сочувствия.

— Вы показались мне достойным, а милосердие является христианской добродетелью, — поучительно напомнила мне Арабелла.

И что? Что из этого следует? Что племянница Бишопа вся из себя благородная и сострадательная? Ага. То-то я смотрю, как мило она «заботится» о двух сопровождающих ее неграх! Пока Арабелла ехала верхом, бедолаги бежали рядом. И только когда девушка остановилась со мной поболтать, они присели на корточки отдохнуть. Просто образец милосердия и добродетели! И, что самое страшное, Арабелла даже не понимает, насколько нелепо выглядит в моих глазах, с одной стороны как бы жалея меня в качестве раба, а с другой загоняя негров. Понятно, что в 17 веке чернокожих за людей не считали, но выглядело все равно некрасиво.

— Мой дядя, наверно, кажется вам тяжёлым человеком. Все плантаторы — жестокие и суровые люди. Видимо, такова жизнь, — благочестиво вздохнула Арабелла. — Но поверьте, Крэбстон из Спейгстауна еще хуже. Если бы вы попали к нему в руки… это ужасный человек. Вот почему так произошло.

Ну, да. А быть купленным по желанию девицы — это не ужасно. Блин! Вот ведь! И не объяснишь дурочке, что для нормального мужчины это неприемлемо! Хотя о чем я? Арабелла родилась и выросла на плантации. И она может сколько угодно сочувствовать рабам, но издалека. Не отказывая себе ни в чем и оправдывая жестокость своего дядюшки фразой, что «все такие».

Вот и со мной точно так же получилось. Вроде бы проявила внимание, а потом и думать забыла, не интересуясь, что стало с ее собственностью. Какая-то у Арабеллы благотворительность… однобокая. И совесть очень быстро успокаивается. Мда. «Вы вечно молитесь своим богам, и ваши боги все прощают вам».

Как сочетается такое равнодушие с заявленным христианским милосердием? Бог весть, но в данный момент Арабелла смотрела на меня взглядом праведницы, оказавшей великую милость. Причем, судя по всему, гадкий я не оценил должным образом ее стараний, и теперь меня необходимо наставить на путь истинный. Как это по-женски логично: избавить меня от жестокости одного плантатора, чтобы подвергнуть жестокости другого. Мое счастье, что обстоятельства сложились определенным образом, и я смог работать врачом.

На плантации, скорее всего, я уже давно бы загнулся. Из тех 25-ти человек, которых купил Бишоп, уже человек пять отправились на тот свет. Так что как бы я ни ерничал и не злился, повод поблагодарить Арабеллу у меня был. Впрочем, земля круглая. И, вполне возможно, у меня будет шанс отдать этот долг.

— Но почему вы все-таки выбрали именно меня? — не мог успокоиться я. — Почему именно я вызвал порыв вашей жалости?

— Мне показалось, что вы не похожи на других.

А это еще что за бред? Понятно, что не похож. Каждый человек не похож на другого! Впрочем, находившийся в моем подсознании Питер О'Брайен сразу растаял и начал упрекать, что я не умею поддержать разговор с приятной девушкой. Ну, кому приятная, а кому и не очень. Но почему бы не выпустить Питера ненадолго и не посмотреть мастер-класс охмуряжа трехвековой давности?

— Я действительно не похож на других, — тут же понес пургу Питер. — К сожалению, я не принадлежал к числу умных людей, которые считали необходимым подвергнуть Англию очищению. И не был повстанцем, заслуживающим уважения.

— Мне кажется, вы ведёте изменнические разговоры, — прервала излияния Питера Арабелла. — Если услышат то, что вы говорите, вас запорют плетьми.

Как толерантно и человеколюбиво! Хотя да. Питера занесло. Не стоило давать ему слово. Увидел девицу, показавшуюся ему симпатичной, и начал хвост пушить, индюк ощипанный. Куда тебя понесло, долбодятел? Какие, нафиг, уважаемые повстанцы? Кем уважаемые? И от чего ты Англию чистить собрался, ассенизатор? Пока тебя не прихватили за яйца, ты сам считал, что восстание — полнейшая туфта. И мог убедиться, что вожди тупо кинули тех, кого поднимали на праведное дело, просто откупившись от короля. И что, ты серьезно считаешь, что при другом короле в Англии было бы лучше? Кто тебя подвиг на такую идиотскую мысль?

— Прошу меня простить за излишнюю вольность, — повинился я, загоняя Питера обратно в подсознание.

— Мне рассказывали, что вы даже не участвовали в восстании. Но раз вас осудили, значит, на это были причины. Все в руках божьих. И мы должны со смирением нести свой крест.

Ха! Тоже мне… Успокоила. Ты-то какой крест несешь, курица избалованная? Напрягаешься, читая любовные романы? Или страдаешь, путешествуя по острову верхом на лошади? Заработала бы для начала хотя бы несколько пенсов собственным трудом, а потом нотации бы читала. Интересно, как ты несла бы свой крест, если бы попала в плен к пиратам или солдатам вражеской армии, превратившись в походную шлюху?

— Вам, видимо, до сих пор тяжело об этом разговаривать, — по-своему интерпретировала выражение моего лица Арабелла. — Что ж. Я могу вам посоветовать только смириться.

Я снова вежливо поклонился, прощаясь с всадницей, и раздраженно сплюнул, когда осела пыль из-под копыт коня. К счастью, все мои идеи по поводу Арабеллы оказались бредом моего воспаленного воображения. Но состоявшийся разговор мне все равно не очень понравился. Вряд ли, конечно, она настучит на меня полковнику, но вполне вероятно, будет теперь присматриваться к недостаточно почтительному рабу. Тем более к такому, который имеет относительную свободу передвижения.

Благодаря этой свободе я исходил почти весь Бриджтаун. Городок мелкий, хоть и считается столицей, да и площадь всего Барбадоса была чуть больше 400 кв. км. По российским меркам — вообще не размер. Остров зеленый, довольно красивый и, наверняка, в моем родном мире пользуется у туристов бешеной популярностью. Тропический климат, постоянно дующие с Атлантического океана пассаты, большие поля сахарного тростника, красивые пастбища с видом на океан и мангровые болота. Романтика!

Определенно, если бы я был здесь в качестве туриста, а не раба, Барбадос понравился бы мне больше. А если бы дамы не рассказали мне местную историю, я вообще посчитал бы остров раем. Однако жизнь, увы, подкидывает неприятные сюрпризы. И где-то лет сорок назад от сильнейшей лихорадки здесь умерло более 5000 человек (и это только по официальным сводкам). А во времена английской революции плантаторы провели своеобразную децимацию — истребили десятую часть рабов, испугавшись, что те проникнутся идеей борьбы за свои права и свободы.

Хотя кому проникаться-то? Мы, конечно, не первые белые рабы на острове, но чернокожих тружеников плантаций было несопоставимо больше. И ни к каким свободам они не рвались. Несмотря на рабство, тяжелый труд и полуголодную жизнь (у подавляющего большинства), негры не унывали. Каждый вечер я слышал, как они пели свои национальные песни, а то и танцевали народные танцы.