Иллирия - Мария Соловьева

Вико, должно быть, не ожидал от меня грубоватой прямоты, поэтому прекратил ерничать.

- Вы считаете, госпожа Эттани, что я вам задолжал? - резко спросил он.

- Я не ждала благодарности от вас, когда решилась помочь, так что ни о каком долге речи быть не может, - произнесла я, не отводя взгляд.

Вико шагнул ко мне, я с трудом удержалась от желания отшатнуться. Но некое чутье показывало мне, что Вико со своими приспешниками подобны стае бродячих собак. Стоит только им почуять, что жертва трусливо подумывает о бегстве, как инстинкты велят им наброситься на нее и растерзать, какими бы не были их первоначальные намерения. Поэтому я осталась на месте и постаралась не выказывать признаков испуга, несмотря на то, что Вико, неприятно посмеиваясь, принялся медленно кружить около меня.

- Вас наверняка ввели в заблуждение насчет меня, госпожа Эттани, - говорил он на ходу. - Уверен, что вам сказали, будто этот ужасный Вико Брана испорчен донельзя и не имеет понятия о правилах хорошего тона. Но все это время, постоянно слыша рассказы о том, как добрая госпожа Эттани не дала плохому Вико загубить столь важный праздник, я думал, как бы мне вас отблагодарить. И решил, что нет другого способа выразить свою признательность, как пригласить вас к себе в Мальтеран. Вы, должно быть, слышали о тех блестящих приемах, что я там устраиваю? Как вы отнесетесь к тому, чтобы стать сегодня почетной гостьей на одном из них?!..

Спутники Вико выступали в роли зрителей; они вполголоса переговаривались, происходящее их изрядно веселило. На последних словах Викензо смех их стал дружным, а я почувствовала приступ дурноты, ведь он был так близко, что почти касался меня. Я поняла, что если мерзавец схватит меня за руку, то будет бесполезно надеяться на хороший для меня исход. Время разговоров заканчивается, когда хищник чует тепло тела жертвы и биение ее пульса. Но Вико не был так уж пьян - он был всего лишь зол, и это внушало определенную надежду. Я глубоко вздохнула и как можно спокойнее произнесла, все так же держа голову прямо:

- Господин Брана, мой отец, господин Эттани, ждет меня дома. В гостях у нас сегодня господин Ремо Альмасио, добрым отношением которого я очень дорожу. Вы не можете не понимать, что любой бесчестный поступок по отношению ко мне вызовет сильнейшее возмущение, - тут я повысила голос. - А теперь посмотрите внимательно на меня.

Вико замер на месте, видимо, не ожидав от меня столь откровенной и прямой речи.

- Посмотрите на меня, господин Брана, - продолжила я, голос мой звенел от напряжения. - И подумайте хорошенько, что во мне стоит того, чтобы накалять и без того непростые отношения между нашими семьями?..

На несколько секунд вокруг воцарилась напряженная тишина. Вико, и впрямь, пристально смотрел на меня. Я знала, что он видит: уставшую, не очень-то привлекательную блеклую женщину, вряд ли способную пробудить огонь вожделения в мужчине. Действительно, вовсе не тот цветок, что хочется сорвать, даже рискуя поранить руки об острые шипы. Мне казалось, я читаю нехитрые мысли Вико - желание отомстить мне за происшествие в храме боролось с нежеланием вызвать гнев Рагирро Брана, давно уже утомленного скандальными выходками сына. Конечно, Викензо не привык думать о последствиях своих прихотей, но здесь ведь и прихоть не обладала какими-либо заманчивыми достоинствами.

- Госпожа Эттани, вы чертовски правы, - после молчания, показавшегося мне вечностью, наконец произнес Вико. - Вы того не стоите, с какой стороны не посмотри. Теперь я благодарен вам вдвойне.

- Я могу идти? - осведомилась я, борясь с предательской слабостью в коленях.

- Как вам будет угодно, госпожа Эттани, - ответил Вико, и я, старательно смотря прямо перед собой, прошла между расступившимися мужчинами. Надеюсь, что в тот момент я выглядела преисполненной достоинства, но на деле состояние мое было жалким: у меня дрожали губы, спина взмокла от напряжения, и, к тому же, я понятия не имела, куда направляюсь. Единственным ориентиром была крыша того самого храма, куда я ходила каждый день на службу, и я решила, что буду держать путь к нему, а затем попрошу помощи у священника или прислужников.

Я не оглядывалась, поэтому не знала, куда направились Вико и его приятели. Вся наша встреча заняла несколько минут, и во время нее, если разобраться, не произошло ничего из ряда вон выходящего - никто меня даже пальцем не коснулся! - но мне казалось, что я пережила самый опасный момент в своей жизни. Некогда я прочитала десятки легкомысленных романов, где юные героини попадают в лапы разбойников, претерпевая всяческие лишения, но сохраняя честь, и наивно думала, что у этих хрупких созданий нет никакого основания лишаться чувств от пережитого. Теперь же, узнав, каково это - стоять лицом к лицу с бесчестным человеком, не имея никакой защиты от его возможных посягательств, кроме собственной непривлекательности, я твердо решила, что даже этого маловыразительного приключения мне хватит с лихвой на всю оставшуюся жизнь.

Итак, я торопливо шла по улице, не видя ничего вокруг себя от волнения, и какова же была моя радость, когда мне навстречу из-за поворота выбежали слуги из дома Эттани, возглавляемые порядком встревоженными Гако и господином Альмасио. Почувствовав себя, наконец, в безопасности, я окончательно обессилела и едва не упала, но господин Ремо успел подхватить меня. Это привело меня в сильнейшее смущение. Пусть я даже и не лишилась чувств, однако растеряла на время остатки разума, так что не смогла толком ответить на расспросы Гако. Впрочем, мой внешний вид несколько успокоил моего отца - вряд ли кто-то из женщин, подвергнувшись бесчестью, ухитрился бы сохранить прическу и платье в столь аккуратном состоянии.

...Происшествие на рынке настолько взволновало Гако, что он, вопреки своему обыкновению, решил со мной поговорить. После того, как по возвращении в дом мне дали выпить немного сладкого вина и я немного пришла в себя, господин Эттани совершил невероятный по меркам дома Эттани поступок: пригласил меня в библиотеку вместе с господином Альмасио. Там он битый час расспрашивал меня обо всех подробностях моей встречи с Вико Брана, словно не веря, что она обернулась таким скучным происшествием. Господин Ремо внимательно слушал и в разговор не вмешивался. Я исподтишка косилась на него, пытаясь понять, произвели ли на него впечатление мои храбрость и самообладание, которыми я втайне гордилась, но красивое лицо Ремо не выражало никаких чувств, кроме самого общего участия.

В итоге, к моему вящему разочарованию, вышло, что никакой пользы из произошедшего я не извлеку: господин Гако остался недоволен тем, что я опять привлекла к себе внимание сомнительным для порядочной иллирийки поведением; госпожа Фоттина - тем, что в происшествии была ее косвенная вина; господин Ремо остался все так же прохладно-участлив, и единственными, кто оценил мой поступок по достоинству, оказались слуги. Арна и Марта рассказали всем, как я помогла им сбежать, и вскоре история о дочери Эттани - защитнице слуг - в определенных кругах стала даже известнее, чем история о дочери Эттани, спасшей свечи святой Иллирии.

Вечером, когда события этого безумного дня уже казались мне странным сном, я долго рассматривала себя в зеркало. Вряд ли тетушка Ило, говоря о том, что крайне добропорядочная внешность может принести определенную пользу своей обладательнице, подразумевала историю, подобную приключившейся со мной. Теперь, когда испуг был делом прошлым, что-то вроде обиды кольнуло мое сердце. Подумать только - закоснелый развратник отказался меня похищать, рассмотрев как следует!.. Стоит ли после такого печального свидетельства ожидать, что господин Ремо проявит ко мне внимание сверх того, что обычно мне доставалось от его щедрот?..

И тут я поняла, что дела мои плохи. Кажется, я и впрямь начинала влюбляться в господина Ремо.

Глава 6

Утром я проснулась с осознанием того, что, несмотря на произошедшее, жизнь моя ничуть не изменилась. Ничего умнее, кроме как спуститься к завтраку, за которым следовал ежедневный поход в храм, я придумать не смогла. Платья мои были не из тех, что обязательно требовали помощи служанки при одевании, поэтому утренний туалет совершался быстро. Дольше всего я возилась с волосами. Меня приводила в ужас одна только мысль показаться на людях в растрепанном виде. Заколов косы так, что ни один волосок не выбивался из прически, я направилась в столовую.

Завтраки в семье Эттани были скучнейшим времяпрепровождением, не способным доставить удовольствие даже самым неприхотливым людям - подавались неизменная каша на молоке да немного засахаренных фруктов к чаю. Женщинам за столом заводить разговор запрещалось, а из мужчин в доме наличествовал только сам Гако Эттани, давно уж составивший свое мнение о погоде и вкусе каши - немногих дозволенных строгими предписаниями предметах обсуждения за завтраком - и не желавший выслушивать, что по этому поводу думают прочие домочадцы.