Изгой (СИ) - Распопов Дмитрий Викторович

— Ты ведь запомнила их всех? — тихо поинтересовался я, но не рассчитывая на заверения сопровождающего, что нас не подслушивают, глазами показал Анне на дверь и прикрыл ей рот, но она понятливо кивнула и чуть сильнее сжала мою руку.

Прошло три часа, когда я понял, что пора идти на переговоры, чтобы с девушкой дальше обращались нормально и она всегда была рядом со мной. Поэтому не смотря на её слёзы и крики, я заверил, что это ненадолго и мне нужно будет обговорить с нашими пленителями дальнейшие планы, но как только освобожусь сразу вернусь к ней. Только при этом обещании и поцелуе она пообещала вести себя, как хорошая девочка.

Подойдя к двери я громко постучал, давая время чтобы к двери подошли и открыли её. За порогом оказался тот же человек, что и привёл меня сюда, поэтому я безропотно отправился за ним, вернув фонарь.

* * *

Вернувшись в камеру, я сел на кровать и вытерев мокрые от слез глаза, обратился к мужчине.

— Я принимаю и ценю этот жест дружбы, давайте теперь поговорим о деле. Только прошу, говорите пожалуйста в ключе: вы мне, я вам. Если придём к взаимопониманию, мои умения и весь потенциал будут вашими.

— Отлично, торги это то, в чём я мастер, — он легко улыбнулся и сел напротив меня, — но для начала, вы можете убрать ваши частички душ с людей? Без этого договора не будет, вас многие слишком сильно боятся.

— Как только документ будет подписан на бумаге, ратифицирован Сенатом, я это сделаю, — не моргнув и глазом соврал я, — до этого момента, это моя страховка от несчастных случаев.

— Понимаю, мне главное было получить от вас подтверждение, что это принципиально возможно.

— Ваши ремесленники не смогли этого сделать, как я понял? — поинтересовался я.

Мужчину мои слова насмешили.

— Я глава комиссии по правде, так что это не мои душеприказчики, но да вы правы, многие жидко гадили все эти дни, пока окончательно не выяснилось, что никто не может извлечь закладки вашей души, не убив при этом самого человека.

— А что это за шум был тут недавно, когда огромная толпа собралась под стенами тюрьмы.

Он досадливо поморщился.

— Один из тюремщиков узнал вас и разболтал своей жене, кто стал узником Бастилии, ну а дальше сами понимаете.

— Что они пришли требовать? Моей смерти? — поинтересовался я.

— В основном, но более просто хотели увидеть вас в живую, всё же государственная машина пропаганды эти несколько лет работала над вашим имиджем.

— Ясно, спасибо за ответы, — чуть поклонился я, — вернёмся к переговорам. Ваши инженеры и ремесленники оценили аниматрон, который я привёз с собой?

— Безусловно! — оживился собеседник, — гениальное творение! Ваше?

— К счастью нет, но я много сделал, чтобы его усовершенствовать, — с особым чувством произнёс я.

— Никто правда не смог его запустить в работу видимо по причине отсутствия важных деталей, но думаю это является ещё одной вашей страховкой?

— Да, их я тоже предоставлю после подписания договора.

Мы ещё долго обсуждали с ним условия, при которых мне готовы были оставить жизнь и предоставить частичную автономию, конечно же под бдительным надзором жандармов, но главное у нас не оставалось пунктов, по которым были бы противоречия, поскольку основное, что от меня требовалось — это работать ремесленником на благо Республики, поскольку как я понял о том, что я кроме прочего являюсь ещё и исповедником, они не были уведомлены.

— Как жаль, что вы ничего не знаете о исповедниках, — в конце разговора, неожиданно для меня он затронул и эту тему, — их так плотно опекает тайная полиция в империи, что у нас нет достоверной информации ни о их численности, ни составе, ни возможностях. Лишь предполагаем, что они сродни нашим элитным душеприказчикам, которые могут переселять души в механизмы.

— Я действующий исповедник Империи, — при этих словах его глаза стали расширятся, — обладаю подобными знаниями, а также владею нужной техникой переселения.

Его рот открылся и закрылся. Он ошеломлённо на меня посмотрел, затем извинился и вышел из комнаты, появившись, только спустя двадцать минут.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мистер Рэджинальд условия договора слегка изменились, — он растерянно пожал плечами, — если вы готовы убрать метки с душ уже заражённых вами людей, и раскрыть все тайны имперских исповедников, Сенат после обсуждения, может гарантировать вам свободу под надзором, и неограниченные возможности по вашей исследовательской работе.

— Неограниченные? — я слегка поднял одну бровь, — для ремесленника это слишком неопределённые слова.

— Лаборатория, любые ресурсы, помощники и людской материал вам будет предоставлен в неограниченном количестве, — твёрдо заявил он.

— Хорошо, составляйте договор по тем пунктам что мы проговорили и включите Анну в один из пунктов, как моего неизменного помощника, всё, что касается меня, должно быть и у неё.

— Безусловно, — он протянул мне руку и я пожал её.

* * *

На следующее утро всё закрутилось с такой скоростью, что можно было удивляться, как быстро тут принимаются решения. Не успел я позавтракать, как Пауль Эджерни, так звали моего ночного собеседника, принёс небольшой договор, всего на десяти листах, где на моё удивление больше всего были прописаны мои привилегии, чем обязанности, которые состояли всего из трёх строк: я вылечиваю заражённых людей, рассказываю и показываю душеприказчикам всё, что знаю о исповедниках и работаю на благо Республики, раз в год представляя на суд Сената свою работу.

Прочитав и внимательно ознакомившись со всем, я поставил год и число, передав бумагу Паулю, он сделал то же самое и пообещал вернуть мне бумаги как только их подпишут главы всех сенатских комиссий, а пока он распорядился, чтобы меня перевезли из Бастилии в место, которое будет моим временным домом, позже для меня персонально оборудуют отдельное жилище по тем требованиям, которые я сам озвучу.

— Только прошу вас мистер Рэджинальд, — он слегка наклонился ко мне ближе, — сегодня вечером произведите впечатление на старых пердунов из комиссии по работе с душеприказчиками. Уж больно они зазнались последнее время.

— Если это не повлияет на наш договор, то приложу все силы, — я пожал плечами, ещё не зная, чего от них ожидать.

— От пяти из тринадцати комиссий вы сейчас имеете полный иммунитет, но чем больше вы покажите своей полезности для дел Республики, тем больше членов Сената за вас будут голосовать.

— Я вас услышал господин Пауль.

— Лучше говорить гражданин Пауль, так у нас принято и этим вы не будете раздражать остальных людей. Королевское лобби ещё присутствует в нашей стране, но к нему большинство граждан относятся негативно.

— Прими к сведению гражданин, — покладисто согласился я.

— Приятно иметь дело с умным человеком, — он улыбнулся мне одними уголками губ и приглашающе показал рукой на дверь.

— А Анна? — когда мы вышли в коридор, я посмотрел в сторону её камеры.

— Поскольку она не совсем транспортабельная, то её перевезут ближе к вечеру, когда на улицах и здесь не будет много зевак.

— Как же тогда собираетесь перевозить меня? — удивился я.

— Переоденем и замаскируем под одного из сенатских служащих, — как само собой разумеющееся ответил он, — уже всё готово мы как раз направляемся к моему гримёру.

Мы и правда прошли чуть дальше по коридору, где в одной из камер нас ждал лысый, чуть одутловатый человек, который стараясь не смотреть мне в глаза, быстро предложил сменить одежду на подготовленный серый комплект одежды, состоящий из нижнего белья, сюртука и штанов, а затем всего за полчаса изменил моё лицо до неузнаваемости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Благодарю тебя Эйрон, — сопровождающий поблагодарил своего человека и простившись с ним, мы пошли на выход.

Все встречаемые по пути жандармы нас словно не замечали, поскольку мы как два призрака проходили через помещения и заранее отпертые решётки, перегораживающие этажи, и никто не поворачивал в нашу сторону даже голов, все были заняты своими делами. На улице нас ждал простой с виду автомобиль, усевшись в который, я понял, что внутри он куда лучше, чем снаружи. Мягкие кожаные сиденья и даже бар с напитками, всё это совсем не ожидал я увидеть от с виду ничем не примечательного парокара.