Вся правда – вся позор - Андрей Мелисс

головой,

Уж если б ты творить горазд был,

Поверь, ты был бы чист душой,

А ты безумец.

— Что безумие? Что бич другим

Мне лишь укор.

Укор, при том, без ничего,

Без смысла, без жары Везувия,

Лишь он бы был. Вот, в чём безумие!

А я здоров, поверь, здоров,

Я просто дар имею ныне,

Знать и вещать о чём угодно,

Пока мои взрослеют крылья.

О, я здоров, поверь, здоров,

Я больше не больной душой,

Хоть не обрёл еще покой,

Но всего лучше вечный сон!

А ты здоров ли? Не безумен?

Средь равных двух людей один

Имеет склонности к безумию,

Так кто теперь им одержим?

Твоей нормальности подспорье,

Что в свете некий господин

Сказал, что вы, пока что, в норме,

И ты “нормальностью” прослыл.

Меж тем в дурдоме каждый бредит,

И каждый хочет всем сказать,

Что он не болен, он обыден,

В том всех спешит он уверять,

А что нормальность? Что не хаос?

Кому нужны царя законы?

Я, в этом мире возрождаясь,

Ищу вам праведны иконы.

И да, я знаю, гений мой

Вам непонятен и противен,

Но я рождён Бога слугой,

И я служу вам господином!

Чем раньше ты поймёшь, люд глупый,

Кто здесь предстал перед тобой,

Тем раньше стихнет век сей грубый,

Из крови сотворён рабом.

“Великий век моральных разложений”

Сказал однажды друг и был не прав,

Не век сей угнетатель лихой,

Но человек, что его создал.

Я осмотрел по новой лес,

А бури совсем след простыл,

И шум куда-то вдруг исчез,

Не видно, как тут град палил.

И вышло Солнце, вновь тепло,

Хотя я грязен, это правда,

Вдруг вижу левой стороной,

Стоит там друг, Марина рядом.

Друг зол, неистово он зол

Я вижу в жилках льётся кровь,

Хотя он дышит очень ровно,

При злобе виден барский тон.

Он разодет совсем иначе,

Чем одевался он всегда,

Не видны злато и бриллианты,

Он собирался впопыхах.

Мария плачет, горько плачет,

Оставшись где-то в стороне.

Глаза дрожат, а тело паче,

Во взгляде всё вопрос маячит,

Вопрос бытийный обо мне.

А где её румянец прежний?

Величество и яркий пыл?

Ушли, осталась хладость, малость,

Раним я ею тогда был.

Взмахнул рукой друженец красный

И начал быстро говорить:

— Ты, брат, с приездом стал опасней,

Хотел Марину я спасти,

Тебя отвлекши на деревню,

Её я вывез во степи

И вёл в свой дом лесной, далёкий,

Отца имение прежде было,

И ждал, пока меня ты сыщешь,

Чтоб ныне резко передать:

Марина, ждать тебя привыкши,

Сегодня отказалась ждать!

Ты груб с ней был и всё то время,

Что вместе страстно провели,

Она всё чувство знать хотела,

Узнать, какой есть ты в любви,

А ты предал её! И в гневе,

Покинув двор твой тёмный, мне

Сообщить она спешила

О страшной, о своей судьбе.

Я пригласил её к себе.

Увидев, как ей было плохо,

Я стал противен мне же,

Ведь мысли и мои идеи

Тобою полностью владели,

И я воочию увидел,

Что сотворить они сумели…

Я вдруг наполнился таким,

Чего не знал до сей поры,

Вдруг стало мне обидно, жалко,

Куда-то делась та прохлада,

Что наполняла меня долго.

Мне вдруг не стало одиноко.

Ты будь покоен ныне, “Бог”,

Иди, законы говори

Тупому, глупому народу,

Но тронуть ты не смей Марию.

— Ах, что я слышу? Маша, правда,

Что он сейчас мне говорил?

И в этом есть твоя отрада,

Любовь менять с твоей тоски?

Я грустен был всегда, но ты

Единственной моей осталась!

— Да лучше б ты мне изменил,

Чем жить со мной себе не в радость!

Мария сильно похудела,

И грязно было её платье,

Тупыми очами глядела,

Искала всё мирское счастье.

— Марина, глупая совсем,

Кого предать ты захотела?

Пророка Божьего веленья!

Ты свой прикончила эдем…

— Да замолчи же ты, безумец!

Твой грозный рык всего лишь писк,

Не устрашишь меня, ни куриц,

И не Мариининских ушей.

Себя поставил ты высоко,

Но тем твой дух летит быстрей

В глубины бездны тьмы далёкой

И в небытие прошедших дней.

Чтоб думать о себе так сильно

Ты должен что-то воссоздать,

Но ты, однако, можешь только,

Лишь лихо бить и разрушать.

Недавно ты совсем приехал,

Не знал до селе думы шум,

Я ж с этим жить, поверь, хотел бы,

Первей тебя избрал судьбу

Всевенценосного поэта.

И жил бы так, и умер б так,

Когда бы я тебя не встретил,

И ты мне ясно показал,

Цену огромных заблуждений,

Какие я тебе назвал.

Но я другой, тебе отличен,

Узнал я чувство, меру, толк,

И ныне жажду бесконечно

Марию и её любовь.

Твои же тезисы грубы,

И ты философ лишь со слова,

Ты знаешь лишь мышленья тьмы,

Не знаешь истины нисколько.

От куда ты пришёл, скажи,

С далёких гор или пустынь,

Но знание на Руси другое,

Не те, что чтят иезуиты:

Вот правда, вот её закон,

Материя ясно объясняет,

Что объективность — ключ к всему,

Что человека возмущает.

Свободы вечные пары

В словах совсем не возникают,

Рабы лишь им уподобляют

Свои жестокие мечты.

И в чувстве смысла нет