Вокзал для одного - Роман Грачев

Увы, настоящее искусство исследует другие области взаимоотношений. Счастливые люди ему не интересны. Как говаривал классик, все счастливые люди одинаково скучны, их поросячьего визга хватает лишь на минуту рекламного времени, а подлинная драматургия складывается у людей, имеющих проблемы…

…Моя любимая, с которой я познакомился в сети (и которая, как вы уже поняли, впоследствии сбежала), тоже росла в относительно неполной семье, но только с матерью. Отец умер несколько лет назад, не оставив после себя даже приятных воспоминаний. Точнее, они были, эти воспоминания, но какие-то однобокие: стоящий у крыльца винного магазина мужчина, с надеждой глядящий куда-то вдаль.

«Чем-то напоминал Ассоль, ожидающую появления на горизонте алых парусов, – писала она мне в аське однажды вечером. – Он стоял рано утром на краешке крыльца и пожирал глазами каждого, кто входил в магазин. То ли рассчитывал на подаяние, то ли просто завидовал счастливым людям, способным заходить в алкомаркет твердой уверенной походкой, не суетясь, не трясясь над мелочью, зажатой в кулаке, которой должно хватить на «мерзавчик» или хотя бы бутылочку дешевого местного пива. Я лишь однажды увидела воочию эту картину и запомнила на всю жизнь.

Мама мне позвонила и сказала, что отца нет дома уже два дня. Я подъехала рано утром к магазину (он в паре домов от нашего) и сразу увидела его… убогого, краснолицего, несчастного, жаждущего опохмелиться. Наверно, у него не осталось ни копейки, хотя иногда ему удавалось, когда мама зазевается, получить всю пенсию на руки. Друзья-собутыльники тоже куда-то подевались (а может, Господь услышал мои молитвы, и друзья-собутыльники покинули его). В общем, ничего несчастнее в своей жизни я не видала. Я сидела в машине, смотрела на него и плакала. Ревела просто навзрыд, а он все это время стоял на крылечке, смотрел куда-то, ждал чего-то… и даже не узнал ни мою машину, ни меня в ней.

В то самое утро я, наверно, осознала, чего была лишена почти всю свою жизнь. Отец всегда был рядом… но его не было со мной. Я не могла рассчитывать на него – на его дельный совет, сильное плечо, кулаки, способные защитить, на его юмор типа «не волнуйся, козюлька, все будет хорошо». Я не могла похвастаться им перед одноклассниками, стеснялась, когда папа изредка выбирался на родительские собрания, нацепив свой старый костюм. Я его отчаянно и безотчетно любила, как могут любить только дети… и ненавидела за то, что он не герой, на которого хочется молиться, а бесхребетный, бесхитростный, потерянный, нелепый, несчастный и упрямо не принимающий помощи.

Но сейчас мне его не хватает.

Когда он умер, я молчала. Три дня не могла говорить ни с кем, лишь с мамой обменивалась ничего не значащими фразами. Мама в те дни тоже не выдавила ни слезинки. Мы прекрасно поняли друг друга по одним только взглядам, но не осмеливались произнести вслух то, о чем ныла душа. Его убогая жизнь и нелепая смерть (он замерз, упав в сугроб в соседнем дворе, когда ударили крещенские морозы) не требовали комментариев и стенаний.

Конец ознакомительного фрагмента.