Наизнанку (СИ) - Медведева Евсения

Лазарь открыл заднюю дверь. Я аккуратно положил Яну на сидение, подбирая полы платья. Яна открыла глаза и вздрогнула.

— Успокойся, — я скинул пиджак и свернул его, подложив ей под голову.

— Все закончилось?

— Да! Поспи. Скоро будем дома.

Я закрыл дверь и сел на капот, закурив. Как только никотин заполнил мои легкие, я стал расслаблять затекшие мышцы рук. Напряжение стало уходить, а мозг стал судорожно соображать.

— Нет… — прошептал Серега, он стоял напротив меня и, наклонив голову, внимательно рассматривал, словно ловил малейшую мимику.

— Что?

— Терпеть не могу людей, которых нельзя прочитать!

— Папе звонил? — я откинулся на капот и уставился в ночное небо.

— Нет. Ты же сказал — никому…

— Молодец.

— Скала, говори!

— Ты и сам все знаешь.

— Свои… все просто. Слишком просто! Очень много свидетелей и еще больше совпадений! — Лазарь сел рядом. Он осунулся и смотрел на свои руки, в которых вертел пачку сигарет. — Но…

— Правильно мыслишь! Помимо совпадений и свидетелей, возникающих «НО», еще больше! Поехали, не будем говорить на трезвую голову. Поговорим на пьяную, но завтра! — я спрыгнул и пошел к водительской стороне. Обернувшись, посмотрел на заднее сидение. Яна спала, подложив обе руки под левую щеку.

***

Серега всю дорогу вертел сигареты, так и не решаясь закурить. Он громко вздыхал, и открывал рот, словно хотел что-то сказать, но потом оглядывался на Яну и замолкал. За все время пути, она так и не проснулась, даже не шевелилась, словно просто отключилась, как электрический чайник, который до этого усердно кипел. Лазарев вышел из машины, но прежде чем зайти в подъезд своего дома, остановился. Он быстро окинул взглядом пустой двор и махнул мне.

— Ну?

— Я не верю, что это свои, — прошептал он и закурил, шумно втягивая дым сигареты. Его грудная клетка расширилась, он задержал дым, а потом громко выдохнул вверх, образовывая огромное белое облако.

— В это всегда трудно поверить.

— И еще, я хочу сказать, что это не я.

— Я знаю, ты слишком красив, чтобы рисковать своей внешностью, — рассмеялся я и направился к машине.

— Придурок! И еще…

— Хочешь рассказать про бровь?

— Это не относится к делу.

— А я и не прошу этого. Просто скажи, почему дернулась твоя бровь? — я снова подошел к нему и наклонил голову, рассматривая его лицо. — Когда я ломал твою руку, двигаясь по миллиметру, ты молчал. На твоем лице не промелькнуло ни тени эмоции. А когда я спросил про Кирилла, ты вскинул бровь!

— Потому что это мое личное мнение, я не могу говорить о каждом то, что думаю. Иначе у меня в голове была бы дырка давным-давно, естественно.

— Говори!

— Я никогда не вынюхивал про него, потому что он родственник Моисея. Но то, что он мудак, становится ясно с первых минут общения, даже не прибегая к слежке.

— Посмотрим… У нас есть сутки. Завтра ночью станет известно, что Яна не в поезде. Поэтому нужно молчать.

Серега махнул рукой и скрылся в тускло освещённом подъезде. Понимать, что среди тех, с кем проводишь почти все свое время, есть предатель, сложно! Если он ничего не узнавал про него, то узнал я. И уже давно. Парень, и правда, отвратительного наполнения. У него столько скелетов в шкафу, что смрад за ним должен тянуться на долгие километры. Интересно, как «папа» допустил такого близко? И почему он до сих пор жив? У меня были одни вопросы. И на все ответы у меня есть ровно сутки. Одни гребаные сутки!

Я припарковался у подъезда своего дома. Повернув зеркало заднего вида, стал смотреть на хрупкое тело девушки. Она будто почувствовала и резко открыла глаза.

— Где? — вскрикнула Яна и села.

— Тш-ш! Выходи, мы приехали, Кролик, — я вышел из машины, открывая заднюю дверь. Она потирала лицо грязными руками.

— Скажи, что все хорошо?

— Все хорошо. Выходи, — я окинул двор быстрым взглядом и протянул руку. Теплая ладошка коснулась моей кожи, запуская мелкую дрожь.

Мы молча ехали в лифте. Яна закрыла лицо руками, чтобы не видеть собственное отражение в зеркалах. Она так сильно закусила губу, что казалось, сейчас пойдет кровь. Моя рука быстро коснулась влажной кожи, вытягивая нежную розовую губку. Я вышел на площадку и, убедившись что никого нет, вывел Яну из лифта.

Оказавшись в темной прихожей, она отвела руки от лица и посмотрела на меня. Она еле шевелила губами. Я не понимал, поэтому шагнул ближе.

— Сними это с меня… Сними это с меня! — начала кричать Яна. — Сними с меня это ужасное платье! Сними! Я ничего не знаю! Ничего не помню!

По ее щекам покатились огромные слезы, она снова начала рвать ткань. На этот раз я слышал громкий треск. Яна не отводила от меня своих голубых глаз, она молила о помощи.

— Сними! Сними! Сними!!! — повторяла она снова и снова, протягивая ко мне трясущиеся руки.

Я достал из кармана нож и стал разрезать корсет. Ее лицо было мокрым, слезы катились по шее, оставляя темные дорожки от туши. Яна ловила воздух ртом, словно задыхалась. Ей нужно вымыться. Я разорвал ткань и, перекинув ее через плечо, понес в ванну. Уложив содрогающееся в конвульсиях истерики тело в джакузи, включил горячую воду. Яна обняла себя, прикрывая грудь. Она продолжала дрожать, ее губы посинели, а ярко— голубые глаза в упор смотрели на меня. Она кивнула и закрыла глаза, погружаясь в горячую воду.

Я вышел, прямиком отправившись к бару. Налил себе стакан коньяка и осушил его залпом. Вроде ничего необычного не произошло. Я много раз проходил через все это. Я видел кровь, драки, похищения, насилие, боль… Я видел смерть, я приносил смерть! Но еще никогда не чувствовал себя настолько истощенным.

Я схватил бутылку и вошел в ванну. Яна налила в воду пену, которая теперь скрывала ее под огромной белой ароматной шапкой.

— Держи, — я поставил бутылку и открыл пробку.

— Я не пью! — она свела брови, подняв на меня испуганные глаза.

— Я не заставляю тебя пить. Это лекарство!

— Хм… Ты доктор, что ли?

— Пей!

— Не буду!

— Черт! — я зажал ее лицо между большим и указательным пальцами. Челюсть тут же открылась, я наклонил бутылку, вливая в нее довольно приличную порцию коньяка. Я дождался, пока она проглотит, и убрал пальцы.

— Ты больной? — взвыла она, кашляя и хватаясь за горло.

— С тобой, я смотрю, по-хорошему не получится договориться, да, Кролик?

— Прекрати меня так называть! Мне было 6 лет! — завизжала она и опустилась под воду с головой.

— Почему кролик? — я не успел договорить, потому что из пышной пены показался ее средний палец. — Ну, точно… Чокнутая.

Я выскочил из ванной, сильно захлопнув дверь. Кровь потекла по венам так быстро, что в ушах появился шум. Все это дико, неправильно, не по плану. Как я вообще додумался привезти ее к себе домой? Я никогда никого не зову к себе! Надо было просто отправить эту задницу к папочке… Нет, не просто задницу! Заносчивую, хамоватую, избалованную, чокнутую, ненормальную, упертую, крепкую… привлекательную… упругую… сексуальную… Сладкую задницу!

— Черт! Это я? — я вышел на балкон и закурил. Мой кулак стучал по декоративной штукатурке! Мне нужно очнуться!

— Э! Сладенький? У тебя есть женская сорочка сорок второго размера? — ее шепот раздался у самого уха.

— Да, конечно! Какой цвет предпочитаешь? — я выкинул сигарету и вышел, стараясь не смотреть на нее.

— Люблю лавандовый цвет…

— Конечно, моя госпожа.

— Отлично, холоп!

Я еле держал себя в руках. Ее рот хотелось промыть мылом, соскребая всю дрянь с языка щеткой! Открыв шкаф, я сдернул с плечиков первую попавшуюся рубашку и бросил в сторону коридора.

— Придурок! — взвизгнула Яна.

— Попал! — прошептал я и ногой захлопнул дверь прямо перед ее носом. — Телефон не работает, дверь закрыта. Можешь сигануть с балкона. Но двадцать пятый этаж. Удачи…

Глава 6

Олег

Я резко распахнул глаза, уставившись в белоснежный потолок. Привстав с кровати, я вздохнул. Потому что лежал на покрывале в костюме. Это значит, что мне вчера не хватило сил, чтобы раздеться. Я стянул галстук и, смяв его, бросил в плетеную корзину. Осеннее солнце залило спальню, свет отражался от жемчужной штукатурки, рассеиваясь по всему помещению.