Афганский гладиатор - Александр Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, дорогой, я пьяна! Но не от вина, а от любви. Идиотской любви к тебе, которую ты не желаешь замечать. И пытаешься растоптать.
– Ну, понесла! Ира, прошу, иди домой, проспись! Завтра встретимся, поговорим!
– И только-то? Мне нужно большее, нежели разговоры. Мне ты нужен! Весь!
– Хорошо! Будет тебе все, что хочешь!
– Отделаться хочешь? Хотя если ты провожаешь меня к себе домой, то я пойду, чуть позже!
– Нет! Я провожаю тебя не к себе!
Женщина сощурила глаза, светящиеся зовущим, страстным и пьяным блеском:
– Почему не к себе? У тебя дома другая баба? Кто? Уж не машинистка ли ваша?
– Нет! Там должен ночевать Шестак. Один или нет, не знаю!
– Вот как? А я не верю. Возьму и проверю!
– Ты не сделаешь этого!
– Почему? Легко!
– Так! Ты зачем пришла?
– Я тебе уже говорила, проведать, потому как соскучилась. И вообще, почему ты груб со мной? Со мной грубым быть нельзя! Меня теперь оберегать и любить надо!
Тимохин усмехнулся:
– Прям-таки надо? Скажи еще, необходимо по обязанности! И с чего вдруг?
Люблина выбросила окурок:
– С того, дорогой, что я, вполне вероятно, беременна! А так как последние месяцы спала только с тобой, то и беременна, естественно, от тебя!
Слова женщина сопровождала кокетливыми жестами рук.
– Вот так, Сашенька! Как тебе новость? Ты, конечно же, рад, не правда ли?
– Очень! Однако, что значит «вполне вероятно, беременна»? Ты не уверена в этом?
– Ну, это не важно! В понедельник проверюсь, и диагноз подтвердится. В этом я уверена! Но что-то я не вижу особой радости у будущего папаши?
– В понедельник увидишь!
– И ты, конечно, как человек благородный, женишься на мне?
– Посмотрим!
Женщина изобразила возмущение. А вообще она играла плохо, спиртное мешало. Подобный разговор следовало начинать по трезвянке, хорошо подготовившись и выбрав момент. Люблина же играла экспромтом:
– Что значит «посмотрим»? Не оставишь же ты меня матерью-одиночкой? Хотя от вас, мужиков, всего можно ожидать.
Старший лейтенант поднялся:
– Так! Идем! Я провожу тебя. А то сама не дойдешь!
– Идем! К тебе! Я хочу тебя!
– Сколько раз говорить, ко мне нельзя!
– Так пойдем ко мне! Соседка с танцев к молодому лейтенанту свинтила.
– У меня служба, или ты не врубаешься ни во что?
– Ой, ой, ой! Служба! Тоже службист нашелся. Тебе ж плевать на все!
– На все, но не всегда!
– Значит, служба? А как же я? Неужели здесь лучше, чем со мной в постели?
– Ты совсем заговариваться начала! Короче, Ира, или мы вместе идем, или я приказываю солдатам отвести тебя в общежитие.
– А ты не боишься, что солдаты изнасилуют меня? С голодушки?
– Не боюсь! Так как, вызывать наряд?
– Скотина ты, Тимохин! Соблазнил женщину, а теперь издеваешься. А еще офицером себя называешь! Самец ты обычный, а не офицер. Но учти, так просто ты от меня не отделаешься. Если...
Тимохин вызвал посыльных:
– Иванов, Петренко! Ко мне!
Солдаты подошли, доложили о прибытии.
Старший лейтенант указал на женщину:
– Отведите даму в женское общежитие.
Люблина встала, покачнулась:
– Я в провожатых не нуждаюсь.
Взглянула на любовника, усмехнулась:
– Я уйду! Не волнуйся, дорогой! А вот в общагу или еще куда, подумаю по дороге. Пока, любимый! Счастливой тебе службы, карьерист ты мой!
Ирина, закурив очередную сигарету, вышла на аллею и, шатаясь, пошла в сторону городка. У ограды остановилась, повернулась, чему-то рассмеялась и скрылась за зарослями кустов.
Рядовой Петренко предложил:
– Пойти за ней, товарищ старший лейтенант?
– Зачем?
– Пьяна же. В арык оступится, разбиться может!
– Не оступится. Давайте на отдых по одному! Но так, чтобы потом не бегать, не будить!
– Есть!
Тимохин вернулся в дежурку. Ударил кулаком по столу:
– И что за день сегодня такой? И что за жизнь пошла? Быстрей бы командировка. Надоело все, сил нет!
Помощник спросил:
– У вас и с женщиной неприятности, товарищ старший лейтенант?
– Занимайся своим делом, сержант! И не задавай ненужных вопросов!
Александр поднял трубку телефона, набрал номер КТП.
Чепец ответил:
– Дежурный по парку слушает!
– Тимохин! У тебя все готово?
– Конечно! Пока подойдешь, из столовой горячей картошки поднесут. А водку взял еще до отбоя!
– Хорошо! Иду!
– Угу! Жду! Бойцов на территорию отправлю, чтобы потом не базарили чего не следует!
Тимохин повернулся к помощнику:
– Я в парк! Через час буду. Тогда и ляжешь спать. А пока неси службу. Пройдет проверочный сигнал или оперативный передаст информацию, что делать, знаешь. Не получится расшифровать, звони в парк.
– Да все будет нормально. Первый раз, что ли?
– Ну, давай! Я надеюсь на тебя!
– Не волнуйтесь, товарищ старший лейтенант!
Проверив несение службы внутренним нарядом рот, Тимохин зашел на контрольно-технический пункт, где уже на табуретке стояла сковорода, на пульте бутылка водки с двумя кружками.
Старший лейтенант присел на кушетку:
– Наливай по полной, Вова!
– Как скажешь!
Дежурные по части и парку выпили, закусили. Вернее, поужинали.
Закурив, прапорщик сказал:
– Это, конечно, не мое дело, Саня, но твоя Ирина на дискотеке с капитаном-хирургом, недавно прибывшим в медсанбат, жару давали не слабо!
– Откуда тебе это известно? Я же предупреждал, не ходить в клуб!
– Я и не заходил. Ты забыл, какие окна в Доме офицеров? Витрины больше, чем в поселковом центральном кабаке. С улицы все видно. Я в автолавке водку взял и назад темной стороной. На клуб глянул, а там медсестра твоя во всех позах гнется в руках у этого капитана. И шампанское по очереди из горла тянут. Ирка хохочет, виснет на хирурге. Я обалдел. Ведь она ж с тобой живет! Или спьяну голову потеряла?
– Ничего, Вова, утром найдет головушку свою буйную.
– Нет, но так нельзя! На виду у всех! А на них многие смотрели. Базара теперь будет на весь городок. И из тебя рогоносца сделают. Хотя ты ей не муж, она не жена. Но сплетен не оберешься.
Тимохин махнул рукой:
– Черт с ними! Этих сплетен и без повода всегда полно!
– Что верно, то верно! Только не пойму, с чего она разошлась? Вроде баба скромная, а тут?
– Хорош, Володь! Разливай, что осталось, да пойду я в штаб. Помощнику отдыхать скоро.
Офицеры допили водку, опустошили сковороду.
Ровно в час, зайдя еще в столовую, старший лейтенант прибыл в штаб. Наступило самое муторное время в наряде. С часу и до подъема. Потом пойдет легче. День проходит быстро. До 13-00 спишь, потом обед, и пора к смене готовиться. Если, конечно, до подъема не произойдет ничего неожиданного. Но в этот наряд старшего лейтенанта ждало еще одно событие. И вновь неприятное. Началось оно, когда стрелки часов показали 3 часа утра.
Глава третья
Воскресенье 10 июня. 3 часа утра. Дежурный по отдельному ремонтно-восстановительному батальону старший лейтенант Александр Тимохин мерно дремал, покачиваясь на стуле у пульта служебного помещения. На топчане, за занавеской, похрапывал его помощник сержант Юрий Блинов, посыльный по штабу рядовой Иванов отдыхал в казарме, и только второй посыльный рядовой Петренко нес службу, сидя на ступеньках крыльца штаба, часто бросая взгляд на часы и зевая. Раннее утро. Тишина. Лишь ленивый стрекот цикад да уханье какой-то ночной хищной птицы в зеленой зоне у реки Теженка.
Неожиданно, как выстрел, раздался грохот от падения стула в предбаннике. Александр, оторвавшись от дремы, повернулся и увидел перекошенное страхом лицо буквально вломившегося в дежурку бодрствующего посыльного, здоровяка Петренко.
Тимохин спросил:
– В чем дело, солдат?
Рядовой хватал ртом воздух и только показывал рукой за спину, на коридор.
Дежурный офицер крикнул:
– Да что с тобой? Ну?
– Там... там... за штабом... какой-то пацан... того...
– Что того?
– Это... вешаться, бля, собрался!
– Что?
Тимохин вскинул на рядового удивленный взгляд:
– Тебе не приснилось, а то спите в наряде, как кони в оглоблях?
– Да нет! Не приснилось!
Петренко более-менее пришел в себя:
– Точняк говорю, товарищ старший лейтенант! На старом баскетбольном щите парень какой-то в трусах, веревку к кольцу приладил, петлю сообразил. Дальше я смотреть не стал, сразу к вам!
– А чего не помешал ему?
– Не знаю! Испугался!
Старший лейтенант приказал:
– Бегом за мной!
И выбежал из штаба, бросился через скамейки и ограду курилки, по клумбе, к углу здания. Выскочил на пространство между забором и тыловой стороной штаба, где когда-то была спортивная площадка, о которой напоминала лишь ржавая, покореженная конструкция баскетбольного щита. Досок не сохранилось, только металл. Кольцо, от которого вниз спадала веревка с петлей на окончании. Боец, решивший покончить жизнь самоубийством, пытался дотянуться до петли, находясь на конструкции. И не мог. Что спасло ему жизнь. Реши он подтащить к петле ящик, валявшийся недалеко, то сейчас уже дергался бы в предсмертных судорогах. Но не догадался. Полез на щит.
