Карл XII, или Пять пуль для короля - Борис Григорьев

Как мы уже упоминали, каллиграфия и чистописание не были сильными сторонами наследника. Его и взрослые письма страдали от чернильных пятен, орфографических ляпсусов и исправлений. Великие мира сего мало обращают внимания на такие мелочи, присущие людям обычным и посредственным. «В 1691 году, 8 октября[10] я исполнил чертеж так грубо и небрежно, что Стюарт должен был сделать его сам, поэтому я обещаю впредь чертить лучше, чтобы не заставлять Стюарта переделывать после меня чертежи. Принц Карл», — записал шведский принц однажды в свой дневник.

— Нужно ли для инженера (сапера. — Б. Г.) красиво писать? — спросил как-то Карла Стюарт.

— Если он пишет красиво, это хорошо, ответил Карл, — но он по крайней мере должен знать, как все перенести на карты, а писать за него может и другой.

Оставшиеся после смерти Карла письма свидетельствуют о том, что написаны они простым и доступным для всех языком. Их автор мало внимания уделял стилю, правописанию или грамматике, часто они были составлены второпях на случайных, подвернувшихся под руку клочках бумаги. Он и сам будет признаваться в том, что корреспондент из него вышел никудышный. Но в письмах четко прослеживаются его безукоризненная логика мышления, сила воли и убежденность в своей правоте.

Итак, Карл благодаря блестящему руководству Стюарта основательно изучил топографию, фортификацию, тактику и военную историю и стал тем, кем он стал: последним, возможно, самым великим, шведским полководцем, вызвавшим всеобщее восхищение Европы.

Но главнейшим и авторитетнейшим учителем для принца Карла был все-таки его отец. Б. Лильегрен пишет, что, несмотря на все свои недостатки, Карл XI был неплохим отцом и в свободное время много внимания уделял воспитанию своих детей. Особенно он любил сына. И наилучшую практику молодой Карл проходил у отца: тот постоянно брал его на маневры, на инспекции, на парады и сборы. Но и здесь верно положение: можно изучить всю теорию, пройти богатейшую практику, а в жизни быть бездарным полководцем. Нельзя стать полководцем, не обладая определенными для этого задатками, как нельзя стать Рембрандтом, научившись одной только технике рисования. У Карла такие задатки были. Специалисты спорят о том, был ли он талантливым стратегом, но тактиком он был, несомненно, великолепным. Да и сам спор на эту тему является лишь доказательством неординарности личности самого объекта спора.

Давая сыну наилучшую по тем временам и возможностям страны теоретическую подготовку, Карл XI вовсе не хотел, чтобы из наследника вышел ученый - «хлыщ» или маменькин сынок. По его личному убеждению, латынь и математика были мало пригодны для управления королевством. Более важным могла оказаться физическая и практическая подготовка, тем более что принц внешне выглядел довольно хилым и хрупким мальчиком. А в таких тещах, как фехтование и стрельба, верховая езда, командование эскадроном и единоборство с медведем, Карл XI был несомненным экспертом и советчиком.

Гармония между отцом и сыном, кажется, была полной (кстати, фрондирующие наследники, встречающиеся там и сям, были в Швеции большой редкостью), и в тех областях, в которых король-отец был силен, он с удовлетворением отмечал соответствие сына необходимым требованиям. За хилым и хрупким сложением принца скрывались большая воля и выносливость. Чрезмерное честолюбие наследника удовлетворялось сознанием того, что он может стоически переносить физическую боль, голод, холод, жажду и прочие тяготы жизни. Во время обеда он как-то, опустив руку под стол, был укушен собакой, но ни единым звуком не выдал боли. В шестилетнем возрасте он сделал в своем дневнике следующую запись: «...мужчина никогда, как бы велика ни была нужда, не должен плакать», и далее: «К врагу нужно быть суровым, как лев, а дома — смирным, как баран».

Забегая вперед, заметим, что к четырнадцати-пятнадцати годам Карл был выше и выглядел сильнее многих своих сверстников. Не было у него недостатка и в разнообразных интересах и предприимчивости. Карл переболел обычными детскими болезнями, которые практически никаких следов, кроме еле заметных шрамов от оспы, которую он перенес в тринадцатилетнем возрасте, на его здоровье и внешнем виде не оставили. Уже взрослым он с неизменным успехом лечил простуды и прочие мелкие заболевания либо голоданием, либо верховой ездой.

Шведский Аттила — а среди монархов всего мира только этот легендарный гунн мог сравниться с Карлом XII по длительности пребывания в седле и по преодоленным расстояниям — познакомился с конем в четыре года на учениях гвардии в парке Юргорден. Мать его с гордостью рассказывала, как какой-то гвардейский майор вел за уздечку по плацу вокруг выстроившегося для учений полка пони, на которого взгромоздили малыша. После этого освоение езды верхом пошло очень быстро, и принц в поводырях больше не нуждался и сопровождал отца почти повсюду, куда того призывали дела. Повзрослев, король стал неутомимым. В тридцатилетием возрасте он мог дать фору своему адъютанту, молодому здоровяку фон Дюрингу, и скакать без устали много часов подряд. Верховая езда была его настоящей страстью.

К семи годам Карл получил собственный — Принца Карла — лейб-гвардейский полк. В 1690 году он присутствовал при спуске на воду корабля «Принц Карл», о котором написал в своем дневнике: «...пусть хоть и купеческий, но с 30 амбразурами для пушек, так что с ним можно выходить в морское сражение». Он видел, как льют пушки в Стюкъюнкаргордене[11], и осматривал вместе с отцом новый лафет, изобретенный К. М. Стюартом; присутствовал на «муштровке» гвардии в Юргордене[12], которой руководил отец; ездил в гости к драбантам, которые несли в основном службу во дворце и которых он возьмет потом с собой в поход. Все было устроено специально для того, чтобы пригодиться в жизни. И все пригодилось.

Охота, по мнению Карла XI, была неотъемлемой частью жизни шведского монарха, и на этом поприще его сын нисколько не отставал от отца. В десятилетнем возрасте на острове Лидинге Карл застрелил волка, в которого отец сначала промахнулся, в том же возрасте в лесу Вальбю он завалил своего первого медведя. В 1695 году Кари XI оставляет гордую запись о том, что «...принц вдруг застрелил с 96 шагов лань». Позже Карл будет ходить на медведя только с копьем и ножом — как древние витязи. Но ему и этого покажется мало — он станет ходить на медведя с вилами и дубиной.

Пожалуй, охота была единственным развлечением Карла XI. Других удовольствий король не признавал, шутить не умел и не любил, а королеве пришлось под мужа подстраиваться. Время от времени, праща, жизнь во дворце оживлялась, когда в Стокгольм приезжала герцогиня Голштинская, сестра королевы-матери. Она привозила с собой сына Фредрика, который на шесть лет был старше Карла, и тогда в королевском замке устраивали праздник, выезжали за город на пикники. Иногда Карл XI мог позволить устроить во дворце костюмированный бал, как, к примеру, зимой 1692 года, на котором он сам выступал в роли голландского крестьянина. Приглашенные гости должны были изображать иностранных путешественников, входить в зал парами и представляться «хозяевам таверны»: Карлу XI и Ульрике Элеоноре. Принц Карл, переодевшись в московита, вел за руку дочь госсоветника фрёкен Вреде и представал перед родителями в качестве ее «супруга». Кстати, на таких праздниках и приемах молодой принц вовсе не выглядел «букой», как утверждают молва и историк, первый биограф Карла XII Ё. Нурдберг. У Карла рано появился свой танцмейстер, и наследник смотрелся в танцах ничуть не хуже прочих, хотя многие отмечали, что он танцевал невпопад, не обращая внимания ни на такт, ни на ритм. Тем не менее в юности и в первые годы правления Карл зачастую проводил в танцах всю ночь напролет. Его робость и неловкость по отношению к женскому полу выросли вместе с его славой, когда он стал предметом всеобщего любования и восхищения. А в ранние годы Карл был вполне нормальным мальчиком и юношей со всей непосредственностью, увлечениями и пристрастиями своего возраста. Некоторое время спустя, находясь уже за пределами Швеции, в своем письме к младшей сестре король с грустью вспомнит ту самую фрёкен Вреде, вместе с которой выступал на маскараде.