Порочен, как грех - Джиллиан Хантер

– Как вы себя чувствуете, сэр Гейбриел? – спросила она голосом, до такой степени потрясенным, что любой совестливый человек ответил бы так, чтобы уст покоить ее.

А он изобразил из себя покойника, любопытствуя, как она на это будет реагировать. Сердце гулко забилось. Его мужская плоть проснулась так резко, что ему захотелось натянуть плащ на эту часть своего тела, которая имела обыкновение вести себя как барометр в самое неподходящее время. Но плаща рядом с ним не было.

Она провела рукой по его распростертому телу.

– Ну ладно, вы еще дышите, – пробормотала она, – а вот и бутылка из-под бренди… нет, две бутылки. Проснитесь, кутила. Подумать только, я о нем беспокоилась. Да проснитесь же.

– Я и проснулся, – пробормотал он. – Приходите позже, когда я буду в состоянии соображать. Если вы не возражаете, я еще немного поваляюсь в постели.

– Вы вовсе не в постели, – возразила она, вцепившись ему в руку. – В любую минуту сюда может войти жена викария. Сядьте же и сделайте вид, что вы хоть что-то понимаете.

– Викарий? – Это слово вызвало у него интерес. Он высвободил руку. – Какой викарий? Разве я просил вас обвенчаться со мной этой ночью?

– Да. – Она оправила на нем смятую батистовую рубашку. – И скоро у нас родится младенец.

Он фыркнул:

– Я бы запомнил это, даже если бы держал голову всю ночь в бочке с джином.

– Судя по вашему виду, все было почти что так. Прошу вас, попытайтесь привести себя хоть в какой-то порядок.

– А что нужно от меня жене викария? – раздраженно спросил он, почесывая щеку, поросшую щетиной.

Элетея с досадой рассматривала его.

– Она хочет приветствовать вас как нового хозяина.

– Хозяина чего? – Он снял с ее юбки соломинку.

– Хелбурн-Холла, – язвительно сказала она, глядя на его руку, пока он не отвел ее. – Вероятно, сэр Гейбриел, вы не заметили, будучи чрезвычайно трезвым и внимательным человеком, что стропила в вашем доме падают одно за другим, что конюшни провоняли, что ваши слуги – самый неряшливый, ни на что не годный сброд, который когда-либо позорил профессию домашней прислуга.

– Это не моя вина. – Он хмуро посмотрел на нее. – И меня это не интересует.

– Придется вам этим заинтересоваться, – сказала она демоническим голосом, и ему показалось, что она провела по его спине бритвой. – Вы выиграли этот дом. Ответственность за него лежит на вас. А теперь вставайте, пока я не…

– Пока вы что? – спросил он, с вызовом блеснув глазами.

На самом деле из всего, сказанного ею, только эти слова и пробудили в нем интерес.

Она наклонилась так, что коснулась носом его носа.

– Я отнесу ваше пьяное тело к корыту, из которого поят лошадей, и буду макать вас в воду, пока глаза у вас не начнут косить.

Поняв, что она не даст ему покоя, он наконец снизошел до того, что обратил на нее внимание. Его глаза из-под тяжелых век, осмотрев ее, вернулись к ее мрачному цыганскому лицу. Его удивило, что спустя столько лет она по-прежнему может вызвать в нем желание завыть на луну.

– Позвольте мне почтительно заметить вам, миледи, – сказал он, – что я совсем недавно вернулся с войны. Мои нравственные обязанности перед обществом выполнены.

– Нравственные обязанности?

– Если мне захочется всю ночь проспать в сарае, я так и сделаю. И если слуги в Хелбурне захотят бегать вверх-вниз по лестнице нагишом, натирая перила, я не вижу, с какой стати мне запрещать им это делать.

– Тогда зачем вы сюда приехали? – разочарованно спросила она.

– А не могли бы вы отстать от меня?

Она закусила губу.

– Нет.

– А зачем вам надо, чтобы я хозяйничал в Хелбурне? – удивленно спросил он, подумав при этом, что она сделает, если он ее поцелует.

Она немного отошла.

– Невыносимо видеть, как большое поместье пребывает в полном небрежении, – хотя еще невыносимей видеть, как с таким же небрежением относится к себе джентльмен.

– Возможно, я дам себя убедить и проживу здесь месяц-другой. Это зависит от того, насколько хорошие у меня соседи.

Она сурово посмотрела на него:

– Я всегда задавалась вопросом – что было с вами после того, как вы исчезли в ту зиму?

Гейбриел кашлянул. Он испытал приятное удивление, услышав, что она думала о нем. Вместо того чтобы ощутить вкус к жизни, он почувствовал на себе груз забот.

– Ну, теперь вы это знаете, – сказал он, непримиримо улыбаясь. – И не говорите, что я не оправдал ваших ожиданий, став тем, кем я стал.

– Вы чувствуете жалость к себе, не так ли? – спросила она после долгих колебаний.

– Нет, – отрывисто ответил он.

– Тогда, поскольку я никак не могу уговорить вас переменить свое решение, мне лучше уйти.

Он схватил ее за запястье – сам не зная зачем – и притянул к себе.

– Я не утверждаю, что вы не можете уговорить меня. Это самое меньшее, что вы можете сделать после того, как разбудили меня.

И прежде чем она успела возразить, не дав ей произнести ни одного слова, он привлек ее к себе, повалил на солому и поцеловал, просунув язык в ее раскрытые губы. Не будь она Элетеей Кларидж, он не ограничился бы поцелуем. У ее губ был вкус меда, огня и летнего вина. Ее тело в сладком соблазне отлилось по форме его тела. Он провел своими губами по ее губам, а рукой – по ее стройным бедрам. Она не шелохнулась. Он почувствовал, что плоть его затвердела, охваченная порывом, которого он и сам не понимал.

Он вжал ее глубже в солому. Теплые углубления на ее теле совпали с его твердым мускулистым телом. Он не знал, чем он заслужил этот незваный визит, но внезапно голова у него стала ясной, как никогда, а тело возбудилось.

– Элетея. – Он перекатился на бок, все еще не снимая руки с ее спины. – Могу я…

Он почувствовал, как ее тело содрогнулось. Ничего не стоило убедить себя, что эта дрожь вызвана желанием. Однако неясное выражение ее глаз говорило о чем-то, не очень лестном для него. Но он все равно нашел ее губы, стараясь выпить их нектар до последней капли.

– Гейбриел Боскасл.

Он оперся о локоть, провел пальцем от ее губ вниз, к пуговкам, которые шли в ряд от шеи к впадинке между грудей. Она подняла на него глаза, и сердце у него забилось сильнее. Она действительно сияла мрачной таинственной красотой, с выдающимися скулами и глазами в густых ресницах; эти глаза заставили его ощутить себя тем самым мальчишкой, которого она пожалела много лет назад. Теперь он знал гораздо больше. Имеет ли это для нее значение?

Палец его скользнул под кружевную ленту ее сорочки, коснулся ее грудей.

– Очень красивые и мягкие.

Она испуганно ахнула. Он замер, изумившись тому, как сильно ему хочется продолжить. Он молчал, сердце его бешено билось.