Немая (СИ) - Колч Агаша

Встала из-за стола, но спать не пошла, а показала на грязную посуду, но бабуля только отмахнулась.

– Без нас есть кому справиться. Отдыхай.

Пожала плечами и, подхватив Пыха, побрела в свой закуток. Оглянулась только, когда укладываться начала. Вокруг стола, в тусклом свете лучины бесшумно суетился мужичок ростом мне по пояс. Домовой, поняла я и укрылась тулупом. Лимит удивления на сегодня закончился.  

Петух орал так, словно от его крика зависело, встанет солнце или нет. Ощупью принялась было искать орудие убийства, но вспомнив, что ночую в этих сенях последний раз, облегчённо выдохнула: «Да хоть заорись, зараза вредная!».

– Детка, я ухожу. Проводи меня. – Знахарка протянула мне большой пушистый платок, чтобы я могла завернуться в него от утренней прохлады, и кусочек белой тряпицы. – В калитке помашешь.

Отдала, но из сеней выходить не торопилась, а обняла меня одной рукой, прижала к груди и едва слышно запричитала, путая южнорусский и столичный говор.

– Дэтына ты моя роднесинька, как я не хочу тебя отпускать. Обрадовалась было, что дочкой мэне станешь, а бачишь, як судьба опять ко мне задом повернулась. Береги себя. Будь счастлива, и за меня тоже, – чмокнула в макушку, подхватила кошёлку с приготовленным для продажи снадобьями и, согнувшись под тяжестью, пошла за ворота.

Спускаясь к дороге, где ожидали гружёные телеги, не обернулась ни разу. А я всё махала и махала вслед платочком вместо того, чтобы вытереть им мокрое от слёз лицо.

Сумка была собрана. Всё моё невеликое хозяйство поместилось: лоскуты, оставшиеся от шитья, клубочек ниток с иглой в берестяной коробочке, полотенце, добытое на косе. Фляжку с водой сунула в карман, пришитый снаружи. После обильного завтрака, неведомо как появившегося на не убранном из сеней столе, осталась пара яиц, огурец, щедрый ломоть хлеба и соль. Понимая, что это домовой нам в дорогу выставил, я завернула всё в чистую холстину и тоже сунула в сумку.

Хватаясь то за одно, то за другое дело во дворе или огороде, я никак не могла дождаться назначенного времени выхода. Солнце словно остановилось, не желая подниматься в зенит. И тут заголосил петух. Он стоял на верхушке частокола, смотрел в сторону моста и громко высказывал недовольное «ко-о-о-ко-ко», после чего начинал орать. Явно увидел что-то, тревожащее его птичье сознание.

Подумав, что к дому крадётся лиса, тихо пробралась к забору, посмотрела в щель и обмерла. По тропе решительно шагал Петр. «Ой, нет!» – мысленно пискнула я, понимая, что ничего хорошего от этого визита мне ждать не стоит. Этого лося, оглушённого гормонами, вряд ли остановит такая малость, как неприкосновенность чужого жилья. Перемахнёт через забор, и мне не скрыться. Ведь он точно знает, что я одна осталась.

Простив петуху за своевременное предупреждение все его предрассветные концерты, я бросилась к дому. Подхватила с крыльца в одну руку сумку, во вторую Пыха, рванула по огороду к малиннику. Раздавшийся за спиной громкий стук в калитку подстегнул круче любого допинга. Вот и лопата, воткнутая в землю в качестве ориентира. На ходу уронила её на землю и, прижав Пыха покрепче, шагнула в едва заметное пространство между ветвей.

Прощай, деревня, название которой я так и не узнала, прощай, постылый несвоевременный жених. Прощай, горластый петух, спасший меня. 

Спасибо этому дому, я ушла к другому.

Глава 5

Складки мы с Пыхом прошли легко, а вот плестись по пыльной дороге, да ещё и в самый солнцепёк, было мучительно. Воду во фляге экономила и пила по маленькому глотку. Наливала в крепко сжатую горсть и давала пить питомцу, который стоически выносил тяготы путешествия. Посиди-ка, скрючившись в сумке, когда привык свободно бегать по двору, ловить в траве кузнечиков и бабочек, спать в тени, развалившись как душа пожелает.

Правда перед тем, как выйти на дорогу, я зверька покормила и дала возможность немного погулять. А потом провела разъяснительную «беседу». Посадила на колени и, глядя в глаза, мысленно объяснила, что сидеть в сумке ему придется не очень долго, что так необходимо ради нашей с ним безопасности. Пых стонал, поскуливал, но, когда я раскрыла сумку, сам залез в неё. «Ты мой самый умный и любимый», – послала я ему мысленную похвалу и погладила по высунувшейся голове.

– Тпру, Ночка! Тпру! – раздалось сзади. – Дывчина, ты шось посередь дорози шагаш? А ежли затопчут конями?

На голос я повернулась. Чуть ли не в затылок мне дышала высокая чёрная кобылка. Огромные глаза с длинными ресницами смотрели с любопытством, и лошадка тянулась ко мне мордой, желая обнюхать.

Сделала шаг в сторону обочины и увидела улыбчивого мужчину средних лет в валяной шапке. Лицо и руки покрыты рабочим загаром. Не тем ровным, от лежания на пляже, а кусками, от невольных «солнечных ванн», что случаются во время работы в поле или на огороде. Шея под бородой белая, при движении немного поднимаются закатанные рукава рубахи, а под ними тоже кожа белая. Да и когда взглянул на меня внимательно, то морщиться от солнца перестал. Разгладились морщинки, лучиками расходившиеся от уголков глаз, остались только тонкие белые ниточки незагорелой кожи. Думаю, если бы он шапку свою смешную снял, то показал бы, что лба загар тоже не коснулся.

Поклонилась доброму человеку. Ну конечно, добрый. Не стегнул вожжами и кнутовищем не огрел за то, что проехать мешаю, а остановил повозку и вопросы задаёт. Выпрямилась, утёрла мокрый лоб рукавом и ещё на шаг отступила.

– Шо молчишь, немая шоль? – не спешил проезжать мужик.

Кивнула – да, немая.

– Ось как… А идёшь куды?

Махнула рукой в сторону виднеющихся вдали городских стен.

– У город, – констатировал собеседник. – Ну, сидай подвезу, а то пока дойдэшь, и ворота закроют.

Я с недоумением оглядела заставленную новенькими разновеликими бочками телегу и развела руками, мол, куда же здесь сесть?

Мужик ловко спрыгнул со своего места, поводил плечами, разминая спину, и пошел вдоль повозки, махнув мне рукой. Бочки стояли плотно, но с краю оставалось немного места. Легко подхватив под мышки, бондарь посадил меня рядом со своим товаром и, погрозив пальцем, предупредил:

– Держись крепче.

Через минуту мы тронулись. Говорят, что плохо ехать лучше, чем хорошо идти. Знаете, граждане, на солнцепёке, без кондиционера, на тряской телеге, глотая дорожную пыль… ну да, лучше, чем в тех же условиях, но пешком. Чтобы солнце сильно голову не напекло и пылью меньше дышать, достала полотенце, обмотала им голову и лицо. Сумку пристроила в тень между бочками, прислонилась головой к ароматной древесине и задремала.

Проснулась оттого, что тряска прекратилась и по бочкам кто-то стучал. Пустота деревянных ёмкостей отдавалась таким эхом, что сон улетучился мгновенно.

– Эй, дева, слышишь ли? Приехали. Спрыгивай. Через ворота сама иды, а то с менэ за тэбе пойшлину отдать заставят.

Тряхнула головой, схватила сумку с заскулившим Пыхом, спрыгнула на дорогу, подняв небольшие тучки пыли. Пробежала вдоль повозки, встретилась глазами с добрым бондарём и с благодарностью поклонилась – спасибо тебе, добрый человек!

– Ну ступай, ступай. Вона там, – мужчина ткнул в сторону от ворот, – колодец есть. Умойся, причешись, одежду от пыли выхлопай. Чтобы стража не цеплялась, а то не любят в столице замарашек.

Совет действительно ценный. От светлой пыли обувь, ноги и подол платья приобрели однородный цвет. На лице, наверное, грязные разводы от пота. Покивала понимающе и поспешила к колодцу.

Ну и как тут умыться? Не одна я такая желающая. Да и подойти к срубу страшно. Жаждущие плескали воду прямо на землю, превратив её в месиво. Если я сейчас туда пойду, то валяная подошва моих сандалий напитается грязной жижой, и будет ещё хуже.

Отошла в сторонку, присела на траву, размотала полотенце и принялась переплетать косу. Подожду немного, может, разойдётся народ. Наблюдая за происходящим, поняла, что самой мне воды из колодца не добыть. Каждый подходил со своим ведром. Зачерпывали общей жердью по очереди и уходили к своим повозкам. А у меня только фляга.