Яма - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович"

Ибарра проворно крутил педали и болтал без умолку – не о предстоящем деле, которое его, кажется, не очень интересовало, а о приготовлениях к Всемирной выставке. Она должна была открыться только в апреле, но в Париже уже стояли павильоны всех стран, готовящихся продемонстрировать миру свои национальные достижения. Вырос целый город, состоящий из волшебных дворцов, сказочных замков, пагод, теремов и башен. Мы с господином, собственно, затем и приехали перед новым годом в Париж, чтобы насладиться этим пиршеством архитектуры, пока во французскую столицу не нахлынут толпы посетителей. Срочный вызов в Сен-Мало не дал нам времени исполнить свое намерение, но я надеялся, что, изловив господина с бамбуковой тростью, мы совершим обстоятельную экскурсию по территории выставки.

– …На аллее д’Антен выросли два огромных паласа со стеклянными крышами – Большой и Малый, но Малый только так называется, он больше Люксембургского дворца! – кричал Ибарра, полуоборачиваясь. – Швейцарцы построили альпийские горы с деревнями! Индийцы – Тадж-Махал! Вы, русские, – возвели настоящий Кремлéн и подарили нам мост через Сену, самый красивый в Париже! Я был на испытаниях движущегося тротуара! А еще у нас откроют метро. Вы знаете, что такое метро? Это подземная железная дорога, по которой можно будет домчаться от ворот Майо до Венсенского замка за тридцать минут! Для этого вырыли глубокие туннели – говорят, там под землей целый лабиринт, продолбили…

– Мы знаем, что такое «метро», мы живем в Нью-Йорке, – перебил я. – Лучше сосредоточьтесь на предстоящем деле. Если мы обнаружим в гостинице того, кого ищем, ни в коем случае не суйтесь. Мы всё сделаем сами, вдвоем.

Резонно было предположить, что старший из саутгемптонских пассажиров окажется не менее опасен, чем бойкий подросток, и мне не хотелось, чтобы славного болтуна постигла участь бедняги Бошана.

– Я никогда не суюсь под ножи и пули, – беспечно ответил Ибарра. – Дураков нет. Посмотрю издали, как вы его берете.

Мы уже ехали через Вандомскую площадь, которую я не любил из-за кичливой колонны, торчащей словно не нашедший взаимности тинтин. Мне как патриоту России было неприятно, что колонна отлита из пушек, захваченных при Аустерлицком сражении, несчастном для русского оружия. Проезжая или проходя мимо, я всегда отворачивался.

Отсюда начиналась Рю де ля Пэ, где под номером восемь, справа, светилась вывеска «Отель Мирабо». Судя по скромной изысканности подъезда, по серебряной, а не золотой ливрее швейцара, по матовым, а не вульгарно зеркальным дверям, гостиница была самого хорошего тона – не для нуворишей, а для взыскательных постояльцев со вкусом и достаточными средствами.

Ибарра приковал свое трехколесное транспортное средство полицейскими наручниками к решетке полуподвального оконца и поманил нас за собой.

– Я знаю здешнего портье, – сказал ажан. – Сейчас всё выясню.

Вестибюль был тоже бонтонный – мраморный, с высоченными потолками. Откуда-то доносились приглушенные звуки арфы. Интерьер подчеркнуто старомодный. Вместо холодного и яркого электрического света приятно-голубоватый газовый. В тысяча девятисотом году это считалось старомодно-стильным.

Ибарра, перегнувшись через стойку, пошептался с важным, как дюк или индюк, господином в крахмальных воротничках. Разговор занял минуты три.

К нам ажан вернулся сияющий улыбкой.

– Поздравляю! – сообщил он. – Ваш клиент действительно остановился здесь. Внешность, бамбуковая трость, длинный узкий сверток – всё совпадает. Прибыл вчера вечером, снял номер «люкс» за сорок франков. На две ночи. Имя Бенджамин Аспен, место жительства Лондон.

Мы переглянулись.

– Будем брать? – спросил я господина по-японски, испытывая сладостное волнение. Люблю арестовывать подозреваемых – это одна из больших радостей жизни. – Потолкуем с ним, удовлетворим свое любопытство, а потом передадим Ибарра-сану, и Бертильон-сенсей произведет свои антропометрические измерения.

– Только Аспена в номере нет, – продолжил ажан. – Утром ушел и еще не вернулся. Подождем там?

И жестом фокусника показал бронзовый ключ.

– Портье скажет Аспену, что в номере убирает горничная, и протелефонирует нам. Клиент войдет, вы его зацапаете. Я тихонько постою в уголочке, мешать вам не буду.

Хорошая «нога», подумал я. Отменно выполняет свою работу и отлично знает свое место. Пожалуй, в системе мэтра Бертильона есть толк.

– Мне нужно расспросить п-портье о впечатлении, которое на него произвел Аспен, – сказал Эраст Петрович.

Превосходный Ибарра оскалил мелкие белые зубы.

– Обижаете, мсье. Я уже расспросил. «Возраст около пятидесяти. Типичный англичанин. Держится строго и чопорно, повадки важного чиновника или офицера чином не ниже майора. Чувствуется привычка командовать», – сообщил мне мсье Пикар, а он, как все опытные портье, прекрасный психолог.

– Исчерпывающая характеристика, – кивнул господин. – Что ж, осмотрим номер. Ключ верните, он нам не понадобится. У мсье Сибаты отмычка.

Мы поднялись на лифте – старомодном, медленном – на четвертый этаж, что соответствует нашему пятому, потому что первый этаж у французов называется «уличным» и в счет не идет.

В номере осматривать было почти нечего. Из багажа только чемодан – с инициалами «В.А.» на латунной табличке. Внутри сорочки, кальсоны, коробка сигар. Ни оружия, ни чего-либо примечательного или подозрительного. Картины в комнате не было.

– Бреется очень острой бритвой, какой пользуются лишь люди, уверенные, что у них не дрогнет рука, – доложил я, сходив в ванную. – Больше ничего интересного.

– Парень из Сен-Мало ему не сын. Этот важная п-персона, а тот разговаривал, как люмпен. Что же их связывает?

– Скоро узнаем, – зевнул я, потому что был уже поздний вечер. – Сядем в кресла?

Господин покачал головой.

– А что если он до завтра не вернется? Так и будем здесь торчать? Лучше снимем номер и отдохнем. Ибарра, вы дежурьте внизу. Когда появится Аспен, дайте знать.

Эта идея мне понравилась больше, чем моя.

Мы взяли на том же этаже номер, заказали туда ужин и стали ждать, что` произойдет раньше – позвонит Ибарра или придет ответ из Лондона.

Дело в том, что, еще прежде чем заказать ужин, господин отправил с гостиничного телеграфа депешу сэру Роберту Андерсону, ассистент-комишенеру лондонской полиции. Время для отправки телеграммы, конечно, было невежливое, но сэр Роберт на своей хлопотной должности привык к тому, что экстренные сообщения могут поступить в любое время суток. Поэтому его служебная квартира находилась прямо на набережной королевы Виктории, в знаменитом краснокирпичном здании Нового Скотленд-Ярда. После одного деликатного и запутанного расследования, которое я, может быть, тоже когда-нибудь опишу, Андерсон чувствовал себя перед господином в долгу и только обрадовался бы, получив возможность отплатить услугой за услугу.

Телеграмма из Лондона пришла первой. Нам принесли ее вскоре после полуночи.

– Очень интересно, – пробормотал Эраст Петрович, пробежав глазами по наклеенным ленточкам. – Послушай-ка. Британские вежливости в начале п-пропускаю. «Единственный Бенджамен Аспен, соответствующий указанным Вами приметам и наличествующий в нашей картотеке, имеет отношение к преступному миру не с той стороны, которая Вас может заинтересовать, а с противоположной. Он был директором Эссекской колонии для несовершеннолетних преступников. Три года назад уволился по собственному прошению, не выслужив пенсии, поэтому нынешнее место жительства и род занятий в досье не значатся. Надеюсь, дорогой Фандорин, что эти сведения Вам помогут».