Вектор атаки - Евгений Филенко

– Доктор Вревский…

– Полагаю, мы не станем тратить время на обмен любезностями, – сказал Голиаф. – Перейдем сразу к конкретике. Прошу садиться. Нам понадобится стол?

– Да, – сказал Носов. – Возможно, мне придется развернуть здесь свой видеал.

– Твой заветный видеал, – усмехнулся самым краешком рта Вревский. Он едва сдвинул брови, – у него вообще была очень экономная мимика, – и прямо из земли, растолкав палую хвою, вспучился большой белый гриб и обернулся невысоким круглым столом. – Мы здесь потому, что положение дел с заложниками стало совершенно неприемлемым для всех административных институтов Федерации.

– Появились новые сведения? – быстро спросил Кратов.

– Нет, – еле слышно сказал Носов.

Почти все его усилия уходили на то, чтобы не позволить Кратову прочесть его эмоциональный фон. «Применение эхайнским патрулем энергоразрядного оружия… ранения, несовместимые с жизнью…» Обо всем этом надлежало молчать, пока не придет исключающее всякую надежду на благополучный исход подтверждение от Номада.

– Нет. Разве это что-то меняет? – Вревский пожал плечами. – Ситуация и без новых сведений столь же абсурдна, сколь и нетерпима. От нас требуют эффективных действий, причем в кратчайшие сроки. И, собственно говоря, меня удивляет только то, что в такой резкой форме этот вопрос не поднимался намного раньше.

– Похоже, инцидент с Морозовым стал последней каплей в чаше терпения, – проворчал Носов.

– Да, задачу возвращения Морозова и освобождения заложников никто там, – Голиаф указал большим пальцем куда-то себе за спину, – разделять не намерен. Они просто хотят, чтоб граждане Федерации не околачивались по враждебным территориям. И, уж разумеется, речи быть не может о каких-то сроках продолжительнее нескольких месяцев. Нам обещана любая помощь и выдан полный карт-бланш. – Носов недоверчиво хмыкнул, и Голиаф с ядовитой иронией уточнил: – Перспектива силовых акций не обсуждалась.

– Как они там у себя это видят? – спросил Носов. – Без силовых акций?

– Они видят решение двух поставленных перед нами задач так и только так. И мы не имеем права выходить за рамки, которые нам отведены Наблюдательным советом.

– Лично я не представляю… – начал было Эрик.

– Я тоже представляю это довольно слабо, – прервал его Вревский, – но другого выбора у нас нет. Впрочем… в самом крайнем случае… нам было позволено использовать фактор непреодолимой силы.

– Ну хоть что-то…

– Бескровно и строго в пределах разумной целесообразности.

– А кому нужно кровопролитие? – усмехнулся Носов. – Исторически доказанная неэффективность…

Кратов, усмехаясь, произнес:

Писать с натурыгораздо трудней баклажан,нежели тыкву…[3]

Голиаф посмотрел на него в некотором смятении, а затем сдержанно осведомился:

– Доктор Кратов, у вас по случаю не образовались какие-то новые дипломатические рычаги воздействия на Черных эхайнов?

– Увы, нет. Но я намерен проверить одну свою давнюю ксенологическую гипотезу… и если она подтвердится, применить на практике.

– Он у нас такой же затейник, как и секретник, – заметил Носов.

– И все же вам придется поделиться со мной своими тайнами, – твердо сказал Голиаф.

– Никакие это не тайны, – сказал Кратов. – С недавних пор меня занимает тема ангелидов. Как вы знаете, это…

– Я знаю, кто такие ангелиды, – перебил его Вревский.

– Так вот: мне показалось, что мы недооцениваем размеры ксеноэкспансии в дела человечества…

– Вы хотели сказать – Федерации?

– Нет, именно человечества. Федерация – всего лишь обозначение общественно-политического устройства нашей цивилизации. Мы развиваем культурную конвергенцию с близкими нам галактическими расами и ничего не имеем против экономической экспансии в приемлемых для нас формах. Но здесь я подразумевал эволюционный, если угодно – антропогенный аспект этой темы.

– Вы уверены, что это имеет какое-то отношение к нашим высокоприоритетным задачам?

– В широком смысле – нет. На настоящий момент тема ангелидов, как я ее понимаю, целиком и полностью относится к компетенции ксенологии. Но за недостатком времени я не собираюсь исследовать ее углубленно… этим я займусь чуть позже, когда двести один человек ступит на поверхность любого из миров Федерации.

– Двести человек и один эхайн, – поправил Носов. – И не факт, что последний… – Он едва не сказал «вернется» и постарался, чтобы пауза, вызванная неточным выбором слова, осталась для Консула незамеченной. – …пожелает вернуться.

– Пусть он прежде сам изложит свои намерения собственной матери, в собственном доме и по достижении возраста самостоятельности! – Кратов начал закипать.

– Не отвлекайтесь, – строго сказал Голиаф. – Что там с вашими ангелидами?

– Да, конечно… Мне кажется, что мы сможем использовать эту покуда весьма расплывчатую тему в узком и совершенно конкретном качестве.

– И каким же образом?

– Кажется, кое-кто только что упомянул матушку юного Морозова, – нервно проговорил Носов.

– Ну, я упомянул, – ответил Кратов. – Что, не следовало?

– Пожалуй, – сказал Носов. – Похоже, мы разбудили лихо.

По аллее легким стремительным шагом на них надвигалась Елена Климова. Не шла, а именно надвигалась. Как стихия, как самый разрушительный ураган. По мере приближения непринужденными жестами она сносила с постаментов все вазы на своем пути.

– Коллекционный фарфор, – слегка задохнувшись от невиданного вандализма, промолвил Вревский трагическим голосом. – Эпоха Мин. Бесценный антиквариат. Вдребезги, все вдребезги…

– Не о том беспокоитесь, коллега, – сказал Кратов. – Сейчас она до нас доберется.

Возвышение мичмана Нунгатау

– Итак, мичман? Я жду.

Пока бедолага кхэри, с которого мигом, как шелуха с переспелого зерна, слетела вся наглость, беззвучно шлепал губами на манер выброшенного на берег осклизлого обитателя вод, гранд-адмирал Вьюргахихх протиснулся между ним и Каннорком к столу и сграбастал розовый конверт.

– Вы намерены отвечать на мой вопрос?

– Д-да, янрирр…

– Ну так самое время начать.

– Ке… келументари – это предание. Миф… Никто не верит, что они существовали. О них рассказывают всякую шрехну… всякий вздор.

– Тогда как вы относитесь к тому, что здесь написано? – Вьюргахихх повертел злосчастным конвертом перед носом мичмана Нунгатау.

– Виноват… Не могу судить… не ознакомлен…

– Ложь, – с наслаждением произнес гранд-адмирал, – есть одно из десяти наитягчайших согрешений, что вверг в наши души демон-антином Юагрморн, с тем чтобы отвратить нас от духосообразности и совершенства Стихии Стихий. Хотя вы как этнический кхэри вправе и не разделять наши религиозные догматы… А уж говорить о лжи перед лицом своего военачальника и вовсе не приходится.

Что ж, гранд-адмирал не был слишком сведущ в этнических нюансах. И не в пример более образованные персоны терялись в предположениях, во что на самом деле верили и чему поклонялись кхэри. Многие сходились на том, что в числе их добродетелей правдолюбие – наипаче в отношении начальства, да еще чуждого исповедания, – не упоминалось. Но в том, что кхэри издавна славились дерзостью и своенравием, разногласий не было. А уж о их упрямстве ходили не только легенды, но и анекдоты. Дерзить в лицо гранд-адмиралу мог бы только безумец с суицидальными наклонностями. Гнуть свое до последнего – только чистокровный кхэри.

– Не могу судить, – повторил мичман и набычился.

– Я облегчу вашу задачу, – сказал гранд-адмирал, хотя на самом деле намерен был облегчить ее в первую очередь себе. – Келументари – не миф. Информация о том, что один из этих выродков некоторое время тому назад вторгся извне в пределы Эхайнора, вызывает мое полное доверие. «Извне», как подразумевается, – из той части обитаемой Галактики, где его пригрели и выпестовали. Кто выпестовал? Наши древние противники. Я почти двадцать лет ждал этого дня. И я к нему готов… Поскольку на меня возложена ответственность за покой и благополучие внутренних миров Черной Руки, я сделаю все, чтобы найти и обезвредить выродка келументари прежде, чем он обрушит в преисподнюю все, что мы с вами любим и охраняем. Что скажете, мичман?

– Верный слуга янрирра… – пробормотал Нунгатау, теряясь в догадках, куда клонит гранд-адмирал.

Каннорк был озадачен и того более, но счел за благо повременить с вопросами. Например, с таким: откуда Вьюргахихх вообще узнал о содержании конверта.

– Я буду откровенен с вами, и скоро вы поймете, отчего, – продолжал гранд-адмирал.

«Кажется, я уже понял, – подумал Каннорк и вновь облился холодным потом. – Неужели существует еще и приложение три точка четыре?! Я не трус… я эхайн, а значит – прирожденный воин, презрение к смерти у меня в крови… но я не готов умирать сейчас! Особенно так бесславно, будто скот на скотобойне…» На самый короткий миг он вдруг испытал братские чувства к мичману, которого незадолго перед этим с жестоким равнодушием готов был спровадить на ту самую скотобойню, где равнодушно и беспощадно соблюдаются высшие государственные соображения.