Кампанелла - Альфред Штекли

Книга Кампанеллы сразу привлекла к себе всеобщее внимание. Большинство студентов университета восприняли ее с ликованием. Они давно уже отказывались слушать лекции по философии, читаемые схоластами-богословами, и требовали, чтобы философию преподавали люди, хорошо знакомые с естественными науками и медициной. Церковники, поддерживаемые вице-королем, делали все возможное, чтобы отстранить врачей от чтения курса философии. В университете шла ожесточенная борьба.

Для всех почитателей Телезия появление книги Кампанеллы было настоящим праздником. Тем с большей ненавистью встретили ее церковные круги. Вскоре после выхода книги из печати типографию Орацио Сальвиано посетил человек, присланный Святой службой. Он очень интересовался оставшимися экземплярами и не скрыл досады, когда узнал что весь тираж распродан. Визит этот был плохим предзнаменованием и не на шутку обеспокоил друзей Кампанеллы. А Томмазо, стараясь наверстать время, упущенное из-за болезни, был так поглощен занятиями, что не придал ему никакого значения.

Ему не хватало обширной библиотеки дель Туфо, и он часто ходил в монастырь Сан-Доминико Маджоре, славившийся лучшим в Неаполе собранием книг и рукописей.

Кампанелла не знал в занятиях никакой меры. Жадность к книгам делала его очень нетерпеливым. Он нередко приходил в библиотеку еще до ее открытия и вынужден был ждать установленного часа.

Вот и сегодня он явился раньше времени. В маленьком вестибюле толпятся люди. Время тянется медленно. У входа на стене укреплена каменная плита с выбитым на ней латинским текстом. Томмазо от нечего делать читает надпись. Пий V запрещает кому бы то ни было брать и выносить книги без разрешения папы или по крайней мере генерала доминиканского ордена. Всем, кто дерзко осмелится нарушить этот приказ, папа грозит немедленным отлучением от церкви. Кампанелла возмущен. Он не может сдержаться. Громко, с явной насмешкой в голосе он восклицает:

— Как это так отлучают? Съедают, что ли?!

Кругом много людей. Одни делают вид, что не расслышали его слов, другие торопятся выйти. Никто не смеется. Все знают, что за такие речи инквизиция вправе потянуть к ответу не только острослова, но и его слушателей.

Вечером, вернувшись домой, Кампанелла рассказывает о происшедшем. Марио приходит в ужас. Сколько раз его предупреждали, чтобы он держал язык за зубами, если не хочет закончить жизнь в темнице или на костре!

Томмазо успокаивает друга, а сам невольно вспоминает учителя, старика Фиорентино, как тот, слушая его пылкие речи, сокрушенно качал головой: «Кампанелла, Кампанелла, ты плохо кончишь!..»

Страшные вести пришли из Рима: Авраам, которого он так долго и безуспешно разыскивал, был переправлен из Неаполя в Город св. Петра и там заживо сожжен как еретик на Кампо ди Фиоре. Слухи о «турецком шпионстве» астролога Авраама оказались простой уловкой инквизиторов.

Теперь бесполезно было до боли сжимать кулаки и проклинать палачей. Авраам был первым из друзей Кампанеллы, сожженных инквизицией. Казнь в Риме должна была бы явиться предупреждением ему самому. Не следует ли вернуться в монастырь, покаяться, смириться? Но он ни за что не хотел думать о возвращении. Мысли о казнях только усиливали в его сердце ненависть к палачам. Он никак не мог заставить себя скрывать свои истинные взгляды. Да и было уже поздно…

Его схватили в Сан-Доминико Маджоре, у входа в библиотеку, стражники апостолического нунция. В руках у них были короткие ружья, а поверх монашеских ряс — широкие черные плащи.

Когда Кампанеллу вели по улицам Неаполя, прохожие останавливались, замолкал смех, исчезали улыбки. Сегодня одетые в черное люди тащат на расправу инквизиторам молоденького доминиканца, а завтра кого? Может быть, вас? Навстречу Кампанелле попался знакомый, который тотчас сделал вид, что не узнал его, и поторопился скрыться в толпе.

Томмазо вели по Пьяцца делла Карита ко дворцу нунция.[11] Окна подвального этажа, выходившие в переулок, были затянуты решетками. Нового арестанта принял тюремщик Манат и отвел его в довольно сносную камеру с окном. Кампанелла хотел, чтобы его проводили к нунцию. Почему его схватили? Надзиратель усмехнулся его наивности. И ушел.

К нему никто не приходил, кроме тюремщика, два раза в сутки приносившего пищу. Его никто не вызывал на допросы, никто не объявил, за что он арестован. Его попросту забыли.

День шел за днем. Кампанелла настаивал, чтобы надзиратель напомнил нунцию о нем. Тот ничего не ответил. Кампанелла кричал, барабанил кулаками в дверь. Бесполезно! Когда в следующий раз Манат принес пищу, Кампанелла снова напустился на него со своими требованиями. Тюремщик удивленно пожал плечами и сказал:

— Куда ты так торопишься? У тебя очень хорошая камера.

В мучительных раздумьях и тревожном ожидании тянулись дни. Он ломал голову над тем, что послужило причиной ареста. Неужели фраза, брошенная в библиотеке? В вестибюле было так много народу…

Как вести себя? Церковь никому не прощала гордыни, но даже большой грешник, если он проявлял смирение, мог рассчитывать на снисходительность. Он часто думал о судьбе Авраама. Такой конец страшил каждого. Что же делать? Отрицать, что он насмехался над отлучением? Или каяться? Угодить на костер из-за такого пустяка? Он старался подавить в себе дух возмущения, боролся с отчаянием, пытался заставить себя быть смиренным.

Однажды, в середине дня, его совершенно неожиданно вызвали на допрос. За ним снова явились два стражника в черных плащах, но теперь без ружей, и повели его наверх, в одну из комнат, где проводились дознания. Он вошел и поздоровался с должной кротостью — скромный молодой монах в белой одежде доминиканца.

Трибунал орденской инквизиции был в полном составе. Кампанелла сразу узнал нунция. Никто из присутствующих не ответил на его приветствие. Стражники ушли. Члены церковного суда внимательно разглядывали арестанта. Кампанеллу поразили их лица, тупые и хитрые, жестокие и равнодушные. Да, люди именно с такими рожами пытают инакомыслящих и посылают их на костер! Они еще что-то будут говорить о книгах и упоминать о науке, когда и существуют они только для того, чтобы давить свободную мысль и уничтожать ее носителей. От смиренного настроения Кампанеллы не осталось и тени. Взор его загорается ненавистью и презрением.

— Откуда ты знаешь то, чему тебя никогда не учили? — внезапно, без всяких предисловий спрашивает нунций.

Один из членов суда с красной, испитой физиономией довольно ухмыляется. Кампанелла, вспыхнув» бросает в лицо судьям:

— Я больше сжег в светильниках масла, чем вы за свою жизнь выпили вина!