Похитители - Джон Фаррис

Сэм сунул бутылку с джином подмышку, взял несколько папок и высокий стакан со льдом и вышел из библиотеки.

Как только он вышел из комнаты, Демилия снял трубку телефона прямой линии с кабинетом шефа Демкуса и вопросительно посмотрел на специального агента ФБР.

— Дев Кауфман, — сказал ему Гаффни. — Они с Кэрол Уоттерсон жили вместе, пока она училась в Беркли. Наверное, он тоже там учился. Необходимо выяснить, где сейчас этот Кауфман, что делает и что может рассказать о Кэрол Уоттерсон.

— Кто знает, — сказал Демилия, — может, он сейчас как раз и находится с мисс Уоттерсон.

— Это было бы чертовски неудачно для него.

Неприятности начались после того, как Сэм Холланд открыл дверь в ванную комнату. Свет из ванной попал на викторианскую кровать с балдахином и обнаженную неровно загорелую спину жены. Скорее всего перед тем, как окончательно уснуть, Филисия успела распустить свои пепельно-белокурые волосы. Волосы Кэрол были более светлыми и мягкими, но фигуры у матери и дочери были одинаковые.

Увидев спящую Филисию, Сэм вновь подумал о Кэрол. Мышцы на груди и бицепсах неприятно сжались, сердце будто сдавила чья-то безжалостная рука. Несмотря на только что принятую холодную ванну, он вновь покрылся потом. Сэм снял очки, и все в комнате сразу стало расплывчатым: высокие тени и неясный свет, похожий на солнечный свет бледного утра, сверкающий на белом снегу, Филисия в своем беспокойном сне как бы отдалилась.

— Останься со мной, Сэм, — попросила она перед тем, как заснуть, и его охватило сильное желание быть сейчас рядом с ней. Ему страшно захотелось уснуть, положив руки на ее гладкое мускулистое тело.

Но когда Сэм Холланд приблизился к кровати, то даже несмотря на отсутствие очков заметил, как из тени в изножьи появился белый орел, охраняющий сон Филисии. Расправленные крылья птицы замерли перед полетом. Сэм отпрянул назад с негромким криком отвращения. Филисии этот орел почему-то показался стильным, и она заплатила за него в антикварном магазине, по мнению Сэма, чересчур много. Он презирал птицу, а сегодня, наверное, после похищения Кэрол ему даже показалось, будто он увидел новую угрозу в поднятой белой голове и фарфоровых когтях. Это было, конечно, глупо, но если он останется спать с Филисией, как она того хотела, то ему вне всяких сомнений обязательно приснятся птицы, причем не такие безобидные, как эта, сделанная из фарфора. Птицы будут кружить вокруг, бросаться на него и душить своими тяжелыми крыльями…

Потрясенный Сэм вышел в ванную комнату и закрыл за собой дверь.

«Ты просто устал, парень», — насмешливо подумал он. Это было справедливое напоминание о том, что он не может уйти в сторону слишком рано и не может вновь позволить себе так сильно устать, как это не раз бывало раньше.

Холланд вошел в свою комнату и сел на край кровати. Мускульные спазмы продолжались, и он с немалым трудом плеснул джин в стакан на кубики льда. Первый глоток показался горьким, и Сэм испугался, что его вырвет. Но после второго ощущение горечи постепенно прошло, и джин оказал свое обычное парализующее воздействие. Холланд сделал еще глоток и удовлетворенно вздохнул. Паника и тревога отступили. Допив первый стакан, он налил второй и примерно через час неторопливого потягивания джина почувствовал абсолютный покой.

В эту ночь Сэм Холланд был не в состоянии работать. Он выключил ночник, лег прямо в халате и уставился на освещенный лунным светом потолок. Сэм чувствовал вялость, но сна не было ни в одном глазу. Он знал, что утро будет ужасным и невыносимым, но им всем как-то придется пережить его.

Глава 3

Восход солнца был очарователен.

Кэрол лежала на белой кровати и наблюдала, как очень медленно меняется цвет неба. Сначала темно-серое небо было усыпано звездами, потом приняло розовый оттенок, несколько минут оно блестело, как янтарь, и наконец стало нормального цвета раннего утреннего неба.

Поначалу в доме царила тишина, если не считать звука спускаемой воды в унитазе. Сейчас же откуда-то издали донеслось женское пение… если это на самом деле было пение… какая-то девушка прекрасным сопрано пела о Сусанне, живущей у реки. Затем послышался грохот сковородок.

Двойные окна, через которые Кэрол Уоттерсон наблюдала за рассветом, были закрыты, но в комнате все равно было достаточно прохладно, даже можно сказать немного холодно. Кэрол лежала под одеялом и могла пощупать руками грубую ткань. Сон был крепким, подумала она, за всю ночь, наверное, ни разу даже не пошевелилась. Даже сейчас у нее не было желания шевелиться, хотя она уже давно не спала. В мочевом пузыре постепенно усиливалось давление. Скоро пытка станет невыносимой и тогда придется что-то делать.

Ночью они сняли с ее глаз смоченный чем-то бинт, однако глаза до сих пор оставались воспаленными и покрасневшими. Правда, сейчас они не так болели, как раньше. И тем не менее время от времени ее зрение затуманивалось, и ей приходилось моргать, чтобы прояснить его.

Сопрано девушки доносилось снизу… а впрочем, снизу ли? Честно говоря, было трудно разобрать, откуда оно доносилось. Кэрол не могла с уверенностью сказать, где она сама находилась: «наверху» или «внизу». Девушка на самом деле очень хорошо пела эту поэтическую, задумчивую и грустную песню. Кэрол знала немного слов, и ей захотелось подпевать вполголоса, но горло у нее продолжало болеть. К тому же мешал этот отвратительный предмет на шее. Он был очень плотный, и она вспоминала о нем только тогда, когда сильно глотала или кашляла, стараясь прочистить горло.

Если бы сейчас выпить немного воды, то это бы здорово помогло, подумала Кэрол.

Кэрол Уоттерсон повернула голову налево. Рядом с белой кроватью стоял белый железный стол-тумба на одной ножке с круглой столешницей из белого мрамора. На столе находилась тарелка, на которой стоял старинный кувшин из китайского фарфора. Белый, конечно! Слишком много белого цвета, неодобрительно решила девушка. Как в больнице. Но она была уверена, что находилась не в больнице: комната была слишком большой и имела очень странную форму. Углы были непрямыми, какими-то непонятными, потолок полого спускался в нескольких направлениях, повсюду стояла интересная мебель. Сейчас, когда утренний свет усилился, стало ясно, что белизна была все же не абсолютной, а состояла из разных оттенков белого цвета: от богатого цвета слоновой кости до цвета яичной скорлупы.

Не сводя с кувшина пристального взгляда, Кэрол села. У нее немедленно закружилась голова, а желудок сжался, как будто его схватила резиновая рука. Послышался скользящий звон легкой цепи.

Когда головокружение прошло, девушка кое-как повернула голову и с любопытством посмотрела на цепь. У цепи были маленькие кольца, и она, как блестящая светлая змея, сбегала с правого плеча на широкую кровать и исчезала из поля зрения в последних тенях, оставшихся в комнате. Кэрол дотронулась до цепи пальцем и пробежала по ней к тому месту, где она соединялась с кольцом на шее. Кольцо было сделано из толстой кожи и напоминало… собачий ошейник.

Собачий ошейник! Она потрогала его пальцами и нащупала застежку. Потом подняла другую руку и попробовала в виде эксперимента расстегнуть застежку, однако у нее ничего не получилось.

Ах да, она умирает от жажды. Кэрол тут же забыла о цепи с ошейником и потянулась к кувшину, который, к ее восторгу, оказался наполнен холодной водой. Девушка радостно поднесла кувшин к губам. Вода такая же вкусная, как родниковая, подумала она. Головокружение прошло, и сейчас она могла без особого труда сесть и скрестить ноги. Кэрол обратила внимание, что на ней мужская белая рубашка с закатанными выше локтей рукавами и выцветшие хлопчатобумажные шорты цвета неба за окном. Шорты были длинными и почти достигали коленей.

Но разве она не была одета в…

Кэрол замерла. Она с ужасом относилась к этим мгновениям абсолютного мрака и пустоты, когда ей казалось, будто что-то неприятное, даже страшное старалось вырваться из ее головы на свободу. Однако если она не двигалась, а просто старалась сконцентрировать внимание на каком-то одном ничего не значащем нейтральном предмете… небе, например, или бесцветной воде в тяжелом старинном кувшине… мгновения эти быстро проходили, и она чувствовала себя нормально, как всегда. В своем обычном нейтральном нетребовательном и безразличном состоянии.

Ну вот! Так значительно лучше. Какая разница, во что она одета, если одежда чистая и удобная?

Кэрол осторожно поставила кувшин на антикварную тарелку. Ее мать собирала старинную посуду, вспомнила она, и одно время у нее были целые тонны этого добра. В шкафу со стеклянными дверцами, который стоял в столовой дома, по-прежнему находились кое-какие замечательные экспонаты. И тут Кэрол стало интересно, как чувствует себя ее мать сегодня утром? Она надеялась, что Филисия спала хорошо. Сама-то она вне всяких сомнений спала хорошо и чувствовала бы себя прекрасно, если бы не глаза. Они постоянно слезились и время от времени как бы затуманивались, да и больное горло доставляло определенные неудобства. Скорее всего она где-то простыла. Ну что ж, человек не может иметь все, строго напомнила себе Кэрол… день к тому же обещал быть чудесным.