Будущую войну выигрывает учитель. Книга первая. Карьера - Афанасий Иванович Курчуганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот видишь, Иван, в какую мощную организацию ты не хочешь вступать. Наш командир имеет самый первый офицерский чин, а вон как, одним щелбаном, твоего бывшего всесильного помещика из собственной усадьбы выгнал. Захочет и вообще в кандалы закуёт (надо же было страху напустить).
— Я хочу-хочу, барин. Я уже понял, что глупый я.
— И мы очень хотим.
Поддакнули остальные рекруты.
— Скажешь, их благородию, что синяки на твоей заднице и на морде лица тебе твой бывший помещик поставил, а вы подтвердите, а я промолчу. Всем отбой. Если услышу ещё хоть звук, будете отжиматься до утра.
И я уснул.
Утром плотно позавтракав, я заявил своим подчинённым.
— Продукты мои личные, да ещё я их пер на себе до вашей дыры, так, что, каждый приём пищи будет стоить вам по пол копейки (ну ни разу я не альтруист, а очень даже домовитый и хозяйственный) отдадите с первого жалования. А сейчас, ты, седлай офицерского коня, и проследи как за ним ухаживали, если плохо, дай конюху в глаз. Привыкай, ты теперь боец, а не крестьянин.
И Савелий убежал. Вышли во двор, их благородие стоял на крыльце с чашечкой кофе. Рядом крутилась какая-то девка, довольно миловидная, и улыбалась во весь рот. Командир наш не промах, уважаю.
За воротами стоял хозяин имения, под уздцы держал ладного жеребца, и усиленно мне жестикулировал свободной рукой. Я вышел.
— В чём дело?
Спросил я, смотря сквозь него. За ним стояла ещё лошадь, запряжённая в телегу. Телега была чем-то нагружена. Не сильно три — четыре мешка.
— Мне бы с хозяином вашим поговорить.
— Он не хозяин — он командир! Ты хочешь аудиенции?
— Да.
— Сейчас доложу.
И развернувшись, я побежал к крыльцу. За пять шагов перешёл на строевой шаг. Встал по стойке смирно, и громко отчеканил.
— Ваше благородие! разрешите доложить!
Он кивнул головой, сдержано улыбаясь, понял мою игру.
— Местный помещик просит вашей аудиенции!
— Пусть заходит.
Улыбался он уже не скрываясь. Я развернулся, сделал пять шагов строевым шагом и припустил бегом. Подбежав к помещику. Заговорил скороговоркой, делая испуганное лицо (пугать, так до икоты).
— Их благородие вас примут, кофею они испили, настроение у них доброжелательное.
Я протянул руку, играть дак до конца. Не только начальник крут! Но и подчинённые у него не промах. Сообразительный, сразу же сунул мне серебряную монету. Развернувшись, побежал к сараю, построил рекрутов, дал команду к бою, разъяснил, что она означает. И заставил отжиматься. А нефиг рекрутам знать, о чём договариваются высокие стороны. Высокие стороны договорились быстро. Матвей Григорьевич вскочил на жеребца и дал команду выдвигаться.
— Раненый на телегу, быстро! Савелий, тащи мои мешки. Ты.
Я ткнул пальцем в мужика имени которого так и не спросил, — Правишь.
Сам схватил «Росинанта» под уздцы и быстро привязал его за задний борт.
— Бегом, марш.
И мы мелкой рысью погнали. Савелия и безымянного мужика я периодически менял местами. Сам же всё время бежал. Командир поглядывал на меня с одобрением.
Верст через десять сели полдничать, лошадь ведь не человек, ей отдохнуть, попастись, воды попить надо.
У Ивана глаза совсем заплыли, вот я его в телегу и определил. Спадёт опухоль, будет вместе с нами бежать. Подпрапорщик ни чего у меня не спрашивал, но обо всём догадывался. Умница, раз назначил старшим, то и нефиг меня контролировать. После обеда передвигались уже пешком. Ночевали в какой-то деревне. А всю следующую неделю практиковали волчий шаг вестфолдингов, пять километров бегом, и столько же быстрым шагом. Конечно же с перерывом на обед. Вот во время такого перерыва я и подошёл к командиру и полуофициально обратился.
— Ваше благородие, а не могли бы вы рассказать, как ваш батюшка, генерал-аншев! вдруг оказался знаком с Прохором Ивановичем?
Отчего ж не рассказать? Мне батюшка перед самым отъездом эту историю поведал. Было это во время турецкой компании, наши войска тогда Азов осаждали. Турки сделали вылазку большими силами и прорвались к штабу, где и командовал батюшка. В общем бились страшно, отца ранили. А тут полурота Прохора подоспела, командир у них был то ли убит, то ли ранен, вот Прохор и стал командовать, он тогда унтером был. Врубились они в янычар и оказался Прохор рядом с батюшкой, бились плечо к плечу. Батюшка упал, а Прохор, уже будучи сам изранен взвалил его к себе на плечи и побежал в тыл. А его полурота продолжала биться в штыковую. А тут и казаки подоспели. Отца и Прохора на коней и в госпиталь. Янычар тогда много побили, Азов почти сразу после этого сдался, защищать его уже было почти некому. Ну а потом моя матушка уже хлопотала, она у меня фрейлиной при императрице состояла.
А ещё мне велено было, это уже матушкой, посмотреть, как Прохор Иванович хозяйствует, не зря ли она хлопотала, всё-таки он не потомственный дворянин, да и не грамотный … был. И, скажу тебе, Я был приятно удивлён. И сам он не бедствует, и крестьяне у него очень зажиточные. Вон с Отрадным сравни. Крестьяне чуть ли не с голым срамом по селу ходят, досыта никогда не ели. И это считается нормальным. А у вас в селе сахар! ты понимаешь, САХАР!!! есть.
— Ну сами то его мы почти не едим, только производим и в город продаём, мы всё больше на мёд налегаем.
— Вот я и говорю, где-то ржаной кусок — за счастье, а у вас мёд в порядке вещей.
— Ну дак это всё просто, крестьяне у нас в России живут вроде общиной, а какая же это община если вся земля на мелкие наделы поделена. Одни межи. От пятой части до половины, межи занимают. И у одного крестьянина до десяти наделов в разных местах. Он пока с одного до другого надела доберётся — пол дня пройдёт. А работать когда? То же и с покосами. А у нас барин уговорил распахать все межи. Добрую землю засеваем рожью, а плохую льном. А лён на ней растёт хорошо. Опять же в каждом доме механизма-самопряха есть, а то и по две — три, по числу девок. Это мой крёстный их изобрёл, а на самопряхе любая баба али девка вдесятеро больше сделает, чем веретеном. А ещё красильня. Вот и продаём мы не куделю, а готовую крашеную ткань. Отсюда и доход.
— А ты то сам почему в солдаты захотел? мне Прохор Иванович говорил, ты с малолетства