Реальность где-то рядом - Андрей Имранов

– Я тоже не понимаю, – перебил Кир, – не понимаю, на фиг я все это говорю, все твои ответы – всего лишь достоверная имитация реакции и эмоций имитируемой личности. Человек отвечает на две тысячи двенадцать определенных вопросов, и комбинация этих ответов, заложенная в поведенческую модель, при равной базе данных для исходной личности и для поведенческой модели обеспечивает девяностовосьмипроцентное совпадение реакции. «Известный писатель-фантаст» Сергей Чесноков, настоящий Сергей Чесноков, за некую сумму разрешил использование своего имени и своей поведенческой модели в турах «Реалити-два». Многие, покупающие тур «Тень под звездами» или «Зеркальный лабиринт», выбирают в качестве спутника самого автора. Еще вопросы?

Сергей ошарашенно молчал.

– Ах да, – добавил Кир, – ты как программа слегка доработан. Твою поведенческую модель я довольно сильно подправил. Я реализовал в исходной нейросети свободные связи, что должно обеспечить определенную поведенческую гибкость в нестандартных ситуациях. Так что ты не такой, как все, можешь гордиться.

Сергей сглотнул.

– Это из-за этого я не замер, как все остальное вокруг?

– Нет. Не из-за этого. Ты – программа-спутник. Твой процесс напрямую связан с моим, и твое время квантуется также, как и мое. И вообще, программа-спутник имеет некоторые привилегии относительно других.

– А сам-то ты кто такой? – повторил свой вопрос трехдневной давности Сергей.

– Безруков Кирилл Аркадьевич, сын Аркадия Безрукова, владельца «Реалити-два».

Помолчал и добавил:

– И мне действительно пятнадцать лет. Но в реальной жизни я инвалид с рождения – ниже пояса я парализован. Пожалуй, стоит сменить фамилию на Безногов, как думаешь?

– Извини, – отозвался Сергей.

– Не стоит извинений, – ответил Кирилл безучастным тоном, – в своем суперкресле я такое могу вытворять, чего на ногах никто не сможет. А отец обещает скоро сделать механические ноги, которые будут управляться прямо из головного мозга, и я смогу ходить ничуть не хуже остальных.

Сергей слез с неподвижной лошади и сел на песок. Песок уже не был песком. Это был шероховатый камень, выглядевший как песок, ни холодный, ни горячий на ощупь.

– Со мной-то что теперь будет?

Кир пожал плечами:

– Ничего. Обычный экземпляр программы просто стерли бы, но я тебе отдельную область выделил. У меня еще кой-какие идеи насчет этой нейросети.

– А тебе это не кажется… бесчеловечным?

– Ой, брось, – Кир поморщился, – я твой код почти что наизусть знаю. Нет там ни капли человека. Но имитация и в самом деле неплохая. Определенно есть разница. Надо будет попросить запись игры и прогнать ее для стандартной модели. По-моему, стандартная давно бы уже сломалась и «заглючила».

– Но я-то не чувствую себя программой, – Сергей не собирался мириться с полученной информацией, – я-то чувствую себя человеком и требую, чтобы со мной обращались как с человеком.

Кир негромко засмеялся:

– Дожил. Моя же программа требует, чтобы я с ней обращался по-человечески. Неужели мне наконец удалось создать искусственный интеллект? Слушай, – Кир оживился и обернулся к Сергею, впервые за весь разговор взглянув ему в глаза, – если ты для меня тест Тьюринга пройдешь в Антверпене, я для тебя что хочешь сделаю. Будешь жить в роскоши, в которой ни один царь никогда не жил. Женщины опять же. Собственного опыта у меня в этом, сам понимаешь, нет, но все попробовавшие утверждают, что в реальной жизни такого попробовать просто невозможно. А у тебя этого будет сколько захочешь. А?

Сергей только глянул исподлобья.

– Да ты не тушуйся, пойми, это для тебя наилучший вариант. Да ты поймешь, ты умная, то есть умный… Интересная дилемма: слово «программа» – женского рода, а ты вроде как мужского. Не совсем понятно, как к тебе обращаться… Ну да ладно, это мы потом, так сказать, в более удобной ситуации обсудим.

– Когда ты будешь с той стороны монитора? – спросил Сергей мрачно.

Кир ухмыльнулся:

– Ну… да. Но я тобой просто восхищаюсь – от человека не отличишь, черт побери. Согласись, я просто великий программист. А, ну вот и они наконец…

– Кто? – спросил Сергей, озираясь. Но никто ему не ответил, а когда он обернулся обратно к Киру, то не увидел никого. Седока на второй лошади уже не было, Сергей остался один. И еще – солнце, уже почти скрывшееся за горизонтом, вдруг снова оказалось на середине небосклона, ярко осветив песчаные барханы и нелепую застывшую картину.

Некоторое время Сергей посидел на месте, чего-то ожидая: то ли того, что мир вокруг вдруг перестанет существовать, то ли того, что перестанет существовать он сам, – он точно не знал. Но ничего не происходило. Замершие вокруг фигуры разбойников на верблюдах раздражали его, и, сам не понимая почему, Сергей поднялся и направился в сторону по окаменевшему песку. Куда – он не знал и не без оснований предполагал, что направление не имеет ни малейшего значения. Оставшиеся за спиной разбойники вселяли непонятную тревогу, Сергей временами оборачивался посмотреть, не пошевелились ли они, и облегченно вздохнул, когда злополучное место скрылось за очередным барханом. Сергей шел еще с полчаса или час, потом остановился, сел на гребень бархана и замер так, без мыслей и движения. «Интересно, – подумал он, – это у меня шок или это просто потому, что я – программа?» Усмехнулся, зачерпнул рукой песок и принялся бездумно пересыпать его из руки в руку. Только через минуту до него дошло, что он делает.

Сергей вскочил, тут же погрузившись в мягкий песок по щиколотки, споткнулся, упал и покатился вниз по бархану, чихая и выплевывая набивавшийся в рот песок. Докатился до низа и долго вытряхивал песок из ушей, глаз и прочих естественных отверстий. Потом замер и прислушался. Мир вокруг определенно ожил: в нем появились звуки, легкий ветерок временами пробегал над пустыней, срывая с бархана тонкие струйки. Сергей постоял некоторое время, опять ожидая непонятно чего – то ли явления лица Кира на полнеба, то ли гремящего голоса в его же исполнении. Но все так же ничего не происходило. Сергей подождал-подождал, потом пожал плечами и пошел дальше, временами негромко ругаясь: по окаменевшему песку идти было не в пример приятнее. Но этим список появившихся неудобств не ограничивался – через некоторое время Сергей с удивлением понял, что чувствует жажду, причем чем дальше – тем сильнее.

Через пару часов и соответственно десяток километров жажда из разряда неприятностей переросла в нешуточную проблему. Любой степняк сказал бы Сергею, да и он сам отлично знал, что полдень – самое неподходящее время для путешествий по пустыне, но он уже не собирался признавать за этим ненастоящим миром какие-то реальные права. И то, что слепящее местное солнце убивало его ничуть не хуже реального, вызывало у него непонятную обиду. Еще не хватало помереть от жара нарисованного солнца! Он пытался убедить себя, что он – не более чем программа, имитирующая страдание от имитированной невыносимой жары, но не очень преуспел. Потом Сергей подумал, что у реального человека, пожалуй, больше шансов убедить себя в подобном бреде, аутотренинг там, самовнушение, то-сё. А если программе предписано мучиться от жары, то тут уж никуда не денешься. Еще позже Сергей понял: его обманули. Если разработчикам компьютерной игры нужно, чтобы персонаж-программа страдал от высокой температуры, то пусть и программируют этого персонажа, чтобы он изображал страдания. Зачем программировать ощущения, которые будет испытывать программа? Зачем программировать шершавую сухость в горле, режущую боль при попытке сглотнуть, затрудненное дыхание и головокружение? Кому это надо? Возможно, мир вокруг и не был реален, но сам Сергей вовсе не собирался примиряться с собственной не-реальностью. Он попытался напрячь мозги и придумать непротиворечивое объяснение происходившему, но получалось туго.