ПОРОЧЕСТЕР или Контрвиртуал - София Кульбицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Что же ты, в таком случае, тут забыла? - теперь уже напрямик спросил он, на что получил такой же прямой и честный ответ:
- По вечерам у нас на болотах очень пустынно. Одиноко. Жутко. Охота хоть с кем-то словечком перемолвиться… И опять та же история - Порочестер был растроган втайне от самого себя. Одиночество - это он хорошо понимал. То ли по инерции, то ли из гордости он ещё некоторое время сопротивлялся и продолжал вредничать, оставляя под стихами новой знакомой то оценку "очень плохо", то глумливую пародию, то до отвращения едкий комментарий на корчащемся "олбанском". Но странная поэтесса всякий раз реагировала до того просто и дружелюбно, что очень скоро бедный карлик окончательно растерял всю свою наносную грубость - и с изумлением обнаружил себя лицом к лицу с живым человеком, да-да, не с сетевой графоманкой, а с ЧЕЛОВЕКОМ - таким же, как и он сам. Он и сам не заметил, как перестал язвить её своим жалом, а начал спокойно и деловито указывать на явные недостатки - глагольные рифмы, сбои ударений, штампы и прочие выбоины на пути начинающего поэта. Ученица оказалась то ли очень наивна, то ли очень хитра. Всякий раз она так трогательно его благодарила, с таким очаровательным энтузиазмом принималась править свои неловкие вирши, что постепенно наш критик совсем растаял. С каждым днём его замечания становились всё деликатнее, всё нежнее и бережнее, и вот он уже не критиковал, но выращивал её, как мать растит своё дитя, и когда в один прекрасный день уже другой, пришлый критик из Гениев попытался усомниться в литературных способностях аcidophileen, ревнивый Порочестер устроил наглецу такой разнос, что тот не появлялся на сайте несколько дней - зализывал раны - а, когда всё-таки вернулся, то незаметно перешёл на прозу, которую, очевидно, счёл куда более лёгким и безопасным местом приложения сил. Тут-то все, кто наблюдал за развитием событий, и убедились в том, что между этими двумя происходит нечто тонкое, ажурное, неуловимое. Перемены в аcidophileen тоже были заметны. Главная выразилась в том, что она решительно порвала с экспериментаторами - и широкими шагами направилась в сторону традиционного стихосложения, для начала снабдив свои тексты запятыми и точками и перенеся всю эту красоту в рубрику "Любовная лирика". Вскоре из её стихов почти исчезли глагольные рифмы, зато появились мысли и оригинальные метафоры. Она даже начала потихоньку замахиваться на таких зверей, как аллитерация и ассонансная рифма, и, в общем, думаю, что Порочестер потихоньку сделал бы из неё поэта - Лена девочка способная, - если бы наш с ним общий протест против виртуальной зависимости, о котором я рассказывал чуть выше, не натолкнул его на совсем другие идеи и замыслы. Как мы помним, Лене в них отводилось далеко не последнее место. А та, бедняжка, и не догадывалась о том, что готовит ей судьба. Она вовсю наслаждалась виртуальной жизнью - стряпала стишок за стишком, общалась с новыми друзьями, крутила с Порочестером шашни на форуме, - и только иногда с тревогой замечала, что (прежде уверенный и бравурный) тон её друга в последнее время будто бы несколько… изменился, что ли?.. Он всё чаще казался вялым, уклончивым и каким-то даже… испуганным, - будто кавалеру вовсе и не до дамы своей было, но вежливость и взятая на себя роль обязывали держать марку. Чуткая аcidophileen, не привыкшая незваной лезть в чужую душу, подумала тогда, что, видимо, в заэкранной жизни Порочестера происходит нечто такое, что вовсе её не касается. А раз не касается, то и спрашивать нечего. А это было как раз в ту пору, как мы с Порочестером завели знакомство в реале - и его тайные помыслы насчёт Елены стали, наконец, высказанными вслух. Что до меня, то я в те дни в поте лица трудился над будущим костюмом из джинсы. Чертил выкройку, переводил её на ткань, раскраивал, дрожа, как бы не сделать неловкое движение - для другого ведь всегда стараешься больше, чем для себя. Тщеславие!.. Перепроверял всё по десять раз, поэтому работа шла медленно. В тот день, когда самая нудная часть её была закончена, и я, вооружившись иглой и напёрстком, уселся соединять между собой разрозненные части розового денима, мне пришло в голову, что пора бы, пожалуй, что-то предпринять и для их незадачливого хозяина. А то больно уж он в последнее время достал своими розовыми соплями и заунывными причитаниями: "Ацидофилин, ацидофилин…" Известно же, что виртуальному персонажу только дай разок воплотиться в реале - потом не остановишь. "Вот только, пожалуйста, без самодеятельности, - с досадой думал я, шерудя туда-сюда толстой иглой, в чьё широкое ухо была заправлена контрастная чёрная нить. - Ежу понятно, что тебе, голубчик, воли давать нельзя, а то наломаешь дров. Слишком уж ты восторжен и впечатлителен, а в любви это не лучшие советчики." В тот же день, слегка прозондировав почву и кое-что выяснив, я пришёл ещё в больший ужас (настолько, насколько чужие проблемы вообще могли меня взволновать). Оказывается, эти страстные влюблённые даже в личку ни разу друг другу не написали! Не созвонились ни разу! Стеснялись. Я уж молчу о такой интимной вещи, как скайп… Впрочем, этой радости они были лишены ещё и по другой, банально технической причине: ноутбук милой дамы, по её словам, был слишком дряхл, чтобы выдержать подобное испытание. И хорошо ещё, если и вправду так. Хуже, если это была банальная отговорка! "Да и нужен ли романтичной даме сей форсаж?.. По-моему, она прекрасно чувствует себя и в формате форума." Честно говоря, я с трудом себе представлял, каким образом мой друг собирается вот так враз, с места в карьер, перескочить эту пропасть. Единственное, что меня тут обнадёживало - это как раз то, что, на первый взгляд, должно было огорчать. А именно: несмотря на все просьбы и заклинания, симпатичная поэтесса упорно отказывалась прислать Порочестеру свои фото десяти-пятнадцатилетней давности. Что косвенно указывало на то, что Елена не относится к тому страшному и холодному типу людей, которые принципиально не смешивают вирт с реальной жизнью; что она не хочет вводить друга в заблуждение; что - пусть и неосознанно - рассчитывает на возможную встречу. (Конечно, это могло говорить всего лишь о том, что наша героиня была чудовищно страшна уже в юности, - но я как безнадёжный оптимист эту версию отмёл). В общем, я всё больше понимал, что без посредника этим двоим не справиться. И посредником этим придётся стать не кому иному, как вашему покорному слуге. Роль сводника была для меня новой. Но я и этому был рад - не так уж много в моей жизни нового. И то всё благодаря Порочестеру, который, что ни день, открывал меня для меня с самой неожиданной стороны. Сказав себе так, я успокоился настолько, что на какое-то время позволил себе благополучно забыть о протекающей бок о бок со мной душераздирающей любовной истории. Меня тогда занимало кое-что другое, куда более увлекательное. И реальное. Приближался тот удивительный, неописуемый момент, когда из разрозненных, кривоватых, странноватых на вид кусков ткани вдруг неизвестно как получается что-то похожее на ВЕЩЬ! Даже меня, старого заплесневелого сухаря, это чудо каждый раз изумляет и приводит в священный трепет - и, что интересно, с опытом он не уменьшается, а становится только сильнее. (Может быть, потому, что и сшитые мною вещи с каждым разом всё больше похожи на настоящие?..) Вот и теперь, предвкушая миг чудесной трансформации, я с упоением работал иголкой. Процесс настолько захватил меня, что вот уже два дня я забывал даже позавтракать - и перехватывал что-то лишь к ночи, когда уже не мог работать - так болели глаза, пальцы и спина. И даже во сне у меня перед глазами мелькали стежки - чёрным по розовому. (Порочестер как-то объяснил мне, что это цвета молодёжной субкультуры "эмо", но вникать во все эти ужасы я не стал). Готово!.. Но это пока был только пиджак - вернее, заготовка для пиджака. А я хотел доделать до завтра и брюки, чтобы уж всё сразу прикинуть прямо на Порочестере. И снова вспомнил, что надо поесть, только когда спину и шею ломило уже невыносимо. В результате на третий день работы у меня вовсю разболелись не только мышцы и глаза, но и желудок. Это, конечно, плохо, что я себя так измотал. Здоровья это в моём возрасте не прибавит. Зато именно благодаря такому чудовищному насилию над своим организмом я и вспомнил, наконец, кое-что важное - да не просто важное, а такое, что самой короткой дорожкой вело нас прямёхонько в покои загадочной красавицы. Когда меня озарило, я как раз дошивал последние стежки, смётывая Порочестеровы брюки, и торопился закончить поскорее, чтобы с чистой совестью бухнуться в кровать и отрубиться. Но теперь у меня и усталость прошла - может быть, оттого, что я от неожиданности уколол большой палец иглой. Ах я дурак!.. Как же я сразу-то не догадался?.. Решение было столь очевидным, что я, выдавливая из пострадавшего пальца капельку крови, кряхтел и радостно чертыхался на своё патологическое тугодумие. Всё лежало на поверхности. Ничего даже и придумывать не надо было! План чудесного соединения двух любящих сердец, словно сам собой выстроившийся перед моим внутренним взором, был настолько строен, красив и гармоничен, что никаких накладок, никаких препятствий на этом пути не могло возникнуть просто по определению. Теперь я знал, что делать и, главное, как. Трепещи, виртуальная реальность!.. Реал скоро победит окончательно, прекрасная Елена уже не сорвётся с нашего крючка… Если что-то меня теперь и беспокоило, то только одно: успею ли я, храбрый портняжка, дошить розовый костюм с кружевами к сроку?.. А то, чего доброго, наш виртуальный герой заартачится - и наотрез откажется ехать к своей даме в каком-нибудь ином, менее изысканном прикиде… Я вколол иглу в крохотную подушечку и ласково погладил лежащую у меня на коленях кучу джинсового тряпья: главное - суть, но и детали тоже имеют значение. Удивительно, но мне, закоснелому эгоисту, в этот миг хотелось только одного: чтобы всё сложилось именно так, как видится моему другу в его самых сладостных мечтах.