Экзотики - Евгений Салиас

Ей, проведшей всю жизнь между югомъ Франціи или Швейцаріи и сѣверомъ Италіи, эта жизнь показалась чѣмъ-то ужаснымъ, нестерпимымъ до боли, пугающимъ сердце. Если бы человѣкъ здоровый проснулся вдругъ однажды въ гробу еще не закрытомъ, то вѣроятно перепугался бы такъ же, какъ перепугалась, но и продолжала ощущать этотъ испугъ ежедневно молоденькая Эми.

Если бы былъ кто-нибудь тутъ, то вѣроятно предупредилъ бы дядю, что для дѣвочки этихъ лѣтъ подобное нравственное состояніе можетъ даже подѣйствовать на здоровье.

По счастію, въ концѣ зимы явился въ имѣніе тотъ же другъ — докторъ Рудокоповъ, который изъ любви и привязанности къ покойной Скритицыной считалъ долгомъ изрѣдка узнавать, что подѣлываетъ Эми, которую онъ зналъ и любилъ съ девятилѣтняго возраста. И вотъ ему исповѣдалась искренно Эми; но если бы она даже не сказала ни слова доктору, то умный и проницательный человѣкъ, опытный зскулапъ сразу бы самъ все увидѣлъ, узналъ и понялъ.

Когда докторъ заговорилъ съ Дубовскимъ, то тотъ очень, удивился, но тотчасъ же охотно согласился не морить и не томить дѣвочку въ россійской усадьбѣ.

— Кабы мнѣ найти какую почтенную даму или семейство хорошее, я бы ее сейчасъ съ удовольствіемъ отпустилъ во всѣ Швейцаріи, какія только на свѣтѣ есть! — отозвался онъ. — А съ компаньонкой не хорошо.

— Я вамъ это устрою! — отвѣтилъ Рудокоповъ. — И хотя теперь на дворѣ весна, а тамъ и лѣто, но, право, лучше отпустить Любовь Борисовну. Всякому растенію надо рости на той почвѣ, на которой Господь велѣлъ. Я знаю, что пересадочныя, акклиматизованныя или, какъ говорятъ, экзотическія растенія есть фальшь. Пересадите его съ одной почвы, оно и на другой процвѣтаетъ, да смотришь, оно ни то, ни сё — и гіацинтъ, и какой-то лукъ-парей. Но что же дѣлать, если Любовь Борисовна была чуть не съ рожденія француженка, потомъ швейцарка, въ юношескіе годы — итальянка и опять француженка. Гдѣ же ей вдругъ въ четырнадцать-то лѣтъ или пятнадцать сдѣлаться тверитянкой, костромичкой или ярославкой.

И Эми снова очутилась за границей. Сначала одна безъ дяди, въ русскомъ семействѣ, жившемъ въ Швейцаріи, а затѣмъ вмѣстѣ съ Дубовскимъ, который, пріѣхавъ, быстро привыкъ и полюбилъ «заграницу», особенно Парижъ. Главнымъ образомъ на. него подѣйствовало то, что онъ почувствовалъ себя чѣмъ-то инымъ: онъ сталъ здѣсь, на чужой сторонѣ, «un personnage» чего не было на родинѣ.

VIII

На другой день Эми, почти не спавшая всю ночь, поднялась, около полудня. Быстро одѣвшись, она еще быстрѣе напилась кофе и затѣмъ, побывавъ у дяди, поздоровавшись съ нимъ, вернулась тотчасъ въ свою спальню. Тутъ она подошла въ крайнему угловатому окну. На подоконникѣ въ ящичкѣ лежало болѣе двухъ дюжинъ разноцвѣтныхъ маленькихъ фуляровъ, отъ чернаго и бѣлаго до ярко пестрыхъ. Были платки и полосатые, бѣлое съ чернымъ, съ краснымъ… черное съ краснымъ, съ желтымъ и т. д.

Эми взяла синій платокъ и пунцовый и повѣсила ихъ рядомъ на рамѣ, гдѣ были въ рядъ вбитые гвоздики. И сдѣлавъ это, она стала пытливо приглядываться чрезъ улицу къ окнамъ третьяго этажа большого дома, который былъ какъ разъ напротивъ. На одномъ изъ оконъ тотчасъ же появился желтый платокъ, а рядомъ пестрый.

Эми сняла свои платки долой и кликнула горничную…

— Скажите мнѣ, когда дядюшка со двора выѣдетъ? — сказала она.

— Monsieur уже выѣхалъ сейчасъ.

— Хорошо. Ступайте и скажите консьержу, что если меня кто-либо будетъ спрашивать, то не принимать.

И когда горничная вышла, Эми вывѣсила на окно одинъ черный платокъ.

На окнѣ противоположнаго дома появился снова отвѣтъ телеграфа или семафора, состоящій изъ четырехъ платковъ.

Эми улыбнулась и тотчасъ замѣнила на своемъ окнѣ черный — бѣлымъ.

Черезъ десять минутъ горничная появилась въ ея комнатѣ и доложила:

— Господинъ Френчъ.

— Попросите подождать.

Эми присѣла въ туалету и, поправивъ прическу, приглядѣлась, въ себѣ въ зеркалѣ и выговорила:

— Ужасный видъ. Усталый, старый. Не слѣдовало его звать изъ-за кокетства… Но не до того! Нельзя время терять.

Между тѣмъ въ гостиной уже ожидалъ молодую дѣвушку суровый англичанинъ. Онъ былъ спокоенъ наружно, но въ глазахъ его противъ воли отражалось то, что было на душѣ — крайнее волненіе и возбужденіе, которыя онъ, казалось, всячески старался сдерживать.

Когда Эми вышла къ нему, онъ взялъ ея руку, медленно поднесъ къ губамъ своимъ, не нагибая головы, и два раза поцѣловалъ, нѣжно глядя ей въ глаза.

— Ну-съ. Зачѣмъ приказали вы явиться? — спросилъ онъ, когда они сѣли.

— Боже мой! Все тоже… Просить васъ…

— Но вы знаете, что это невозможно…

— Пустое! Одно неумѣстное самолюбіе…

— Женщины судятъ такія дѣла часто по-своему, по-женски.

— Но вы же неправы. Вы оскорбитель, а не оскорбленный. Съ какой стати вы придрались къ невинной фразѣ…

Френчъ молчалъ.

— Скажите. Объясните… Вѣдь вы сознаетесь, что нелѣпо придрались, вспылили изъ-за пустяковъ и сказали ненужную дерзость… Такъ вѣдь?..

— Оставимте этотъ разговоръ, miss Amy, — рѣзко отозвался Френчъ.

— Не могу я оставить… — воскликнула дѣвушка горько. — И вы знаете, почему…

— Почему? — холодно и строго произнесъ онъ.

— Почему?.. Потому что… Потому что вы можете быть убиты.

— Что же вамъ?

— Это… этотъ вопросъ глупъ… Это шутка…

— Нѣтъ, миссъ Эми… Нѣтъ… Я говорю правду, а не шучу, — вдругъ страстно заговорилъ онъ. — Вы! А не я… Вы смѣетесь и шутите самыми святыми вещами… Или вы издѣваетесь, лукаво играете комедію. Вы знаете, какъ я безумно люблю васъ… Вы давно отвѣчали мнѣ, что тоже любите меня и, будучи совершенно независимы, какъ сирота, тотчасъ же по пріѣздѣ дяди объявите это ему… Сдѣлали вы это?.. Нѣтъ! Вы оттягиваете и лукавите…

— Избави Богъ… могу ли я…

И Эми заплакала.

— Ну, просто банально кокетничаете… И вотъ, чтобы превратить это, я рѣшился на отчаянное средство. Или я буду вскорѣ вашимъ мужемъ, или буду убитъ… Смерть прекратитъ нравственныя пытки, которыхъ я уже не въ состояніи болѣе выносить. Если я погибну, то могу сказать — отъ милой руки. Вы меня посылаете на поединокъ съ бреттеромъ и, стало быть, вы меня убьете…

— Этого никогда не будетъ… — воскликнула Эми. — Я сегодня же объяснюсь съ дядей… Сегодня же…

— А если онъ не согласится… Запретитъ вамъ и думать о бракѣ со мной?

— Тогда… Тогда увидимъ. Подумаемъ и рѣшимъ.

— Что?

— Рѣшимъ, что остается дѣлать.

— Останется только одно, miss Amy.

— Что?

— Выходить за меня противъ его воли. Бѣжать и вѣнчаться.

— Да… Но прежде надо все-таки… Онъ согласится…

— А если онъ не согласится?

— Почему же?

— Не отвѣчайте — воскликнулъ онъ нервно, — вопросомъ на вопросъ… Не уклоняйтесь отъ прямого и честнаго отвѣта… Я спрашиваю: если вашъ дядя откажетъ въ своемъ согласіи на нашъ бракъ, рѣшитесь ли вы вѣнчаться тайно отъ него?

Эми потупилась и молчала.

— Я жду отвѣта три дня, mademoiselle. Вы это слышите. Три дня — послѣ отказа г. Дубовскаго — даю я вамъ для рѣшенія моей участи…

Френчъ поднялся, горячо поцѣловалъ руку дѣвушки и быстро вышелъ изъ комнаты.

Эми, оставшись одна, глубоко задумалась и безпомощно понурилась. Долго ли она просидѣла такъ, она не знала. Ее привелъ въ себя голосъ лакея, доложившаго:

— Графиня Нордъ-Остъ!

Молодая дѣвушка удивилась. Она была хорошо знакома съ этой соотечественницей, но, однако, графиня была у нея не болѣе двухъ разъ съ визитомъ. Для замужней женщины, про которую говорили одни, что она вдова, а другіе, что она въ разводѣ съ мужемъ, Эми не могла быть ни сверстницей, ни пріятельницей.

Принимая графиню, Эми тотчасъ замѣтила въ лицѣ молодой и красивой женщины необычное и нѣсколько загадочное выраженіе лица. Графиня была будто крайне разсержена чѣмъ-то: въ дѣйствительности, тревога выражалась такъ на ея лицѣ.

— Извините меня, m-lle Amy, — начала она, — если я рѣшаюсь говорить съ вами объ одномъ щекотливомъ дѣлѣ, тѣмъ болѣе щекотливомъ, что я по неволѣ должна задать вамъ нѣсколько вопросовъ, которыхъ не имѣю никакого права дѣлать. А вы имѣете полное право не только не отвѣчать, но даже удивиться моей дерзости. Я предпочла обратиться къ вамъ прямо, чѣмъ говорить съ вашимъ дядей. Скажите мнѣ, что такое для васъ г. Френчъ? Близкій знакомый, или другъ, или… больше? Вы меня понимаете… И ради Бога не отвѣчайте мнѣ, что это не мое дѣло, — я сама знаю это, но мнѣ необходимо нужно, чтобы вы отвѣчали.

Эми начала-было догадываться, но подумала:

«Не можетъ быть… какое ей дѣло до графа Загурскаго?.. Онъ за ней ухаживаетъ. Только»…

— Скажите мнѣ, графиня, прямо и откровенно, зачѣмъ вамъ нужно знать, что для меня… для насъ! — поправилась она — г. Ліонель Френчъ?