История античной культуры - Фаддей Францевич Зелинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, зародыши мирового хозяйства мы имеем в тех элементах морской торговли и морского разбоя, которые мы встречаем в нашу эпоху. Действительно, как это ни странно, а эти два понятия здесь должны быть сопоставлены; во-первых, потому, что и тем, и другим делом занимались одни и те же люди (prekteres — «добытчики»; ср. Од. VIII, 161 сл.), а затем и потому, что в экономическом отношении оба сводились к одному и тому же, к привлечению заморских продуктов в круговорот домового и городского хозяйств. Разница между ними нравственная; но об этом пункте речь впереди.
Развитием разбоя была и война, которая в нашу эпоху велась ради добычи, а не ради расширения земельных владений; от разбоя она отличалась своим всенародным характером, вследствие чего больше внимания обращалось на нравственный элемент (ниже, с.37 и сл.).
Путем морской торговли и разбоя с войной в Грецию проникали материалы и продукты, которых она сама не производила (золото, бронза, порфира); из народов, корабли которых доплывали до Греции, упоминаются финикийский (см. особенно Од. XV, 403 сл.).
И городское хозяйство, и мировое в его нормальных проявлениях сводилось в своих отдельных актах к продаже и купле; а в таких случаях возникал вопрос, за что продать и за что купить. Тут мы различаем две ступени. На первобытной ступени полагалось, что продавец продает за то, что ему нужно; а покупатель покупает за то, что ему не нужно, и продажа и купля состояли в простой мене. На второй — развитие промышленности и торговли повело к установлению особой меновой единицы или денег в широком смысле; таковыми были в нашу эпоху, однако, не металлические деньги, а головы скота, как крупного (коров), так и мелкого (овец). Ценность вещи определялась числом таких голов: медные доспехи Диомеда стоили девять, золотые же Главка — сто коров. (Ил. VI, 326). Подобное же развитие мы имеем и у других народов, и латинское слово pecunia до позднейшего времени сохранило память о том, что первоначально и деньгами было pecus.
Сказанным до сих пор в значительной степени определяется и классовое деление населения в нашу эпоху; не имея о нем исчерпывающих сведений, мы, тем не менее, на основании известного нам, а также и аналогий из позднейших времен, можем установить следующее. Первый класс составляли, несомненно, те крупнопоместные анакты, семейный быт которых описан в § 2; и на войне, и в управлении государством, и в общественной жизни они были на первом плане. За ним следовали мелкопоместные крестьяне, естественно зависящие от анактов, пастухи-собственники горных пастбищ, рыболовы побережья. Затем ремесленники и торговцы, поскольку первые не совпадали с крестьянами; наконец, батраки или феты (thetes), не имевшие своего гнезда и работавшие за плату. Жизнь последних Ахилл называет самой жалкой из всех (Ил. XXIV, 531 сл. и Од. XI, 489 сл.); значит, лучше жилось даже рабу. И действительно, первым условием сносной жизни греки считали оседлость; и мы легко представляем себе, что Евмей, даром что раб, очень свысока смотрел на какого-нибудь свободного бродягу-батрака, принимаемого сегодня за поденную плату (мерку хлеба) и не знающего, где он завтра приклонит голову.
Следует отметить полное отсутствие в этой картине жрецов — в резком различии с восточными культурами. Но об этом речь впереди (см. ниже, с.55).
Общественная жизнь, поскольку она не совпадала с экономической и политической и не являлась придатком семейной, а также не вызывалась случайными и неуловимыми для нас происшествиями, сосредоточивалась в особенности на одном характерном для Греции явлении — на агонах (состязаниях). Их расцвет относится к следующему периоду; в наш они еще не имели периодического характера, но были частью чрезвычайного торжества — чаще всего похоронного. Здесь первое место принадлежало состязанию колесниц, доступному только для анактов; затем следовали состязания в беге, борьбе, кулачном бою, стрельбе, метании диска и дротика. В наш период призы победителям представляли собой (как ныне) материальную ценность, а не чисто идеальную (лавровый венок и тому подобное), как в рыцарский эллинский период.
§ 4. Государственный быт. Община на древнейшей уловимой для нас ступени может быть определена как наследственная по мужской линии аристократическая монархия, основанная на родовом строе.
I. Царь (basileus) был в трояком отношении главой своей общины:
1) в сакральном — как ее представитель перед богами, приносивший от ее имени установленные жертвы (см. ниже, с.54); в этом качестве он охотно производил себя от Зевса, царя богов (как diogenes basileus);
2) в судебном — как высший судья, естественно приглашаемый решать спорные вопросы между анактами в тех случаях, когда обращения к совету сородичей было недостаточно;
Примечание. Здесь далеко не все для нас ясно. Судебное значение царя упоминается в «Одиссее», но не в более древней «Илиаде»: здесь не царь, а совет старейшин (то есть анактов) решает тяжбу, причем тот, к приговору которого присоединяются другие, получает награду, представленную, вероятно, тяжущимися. Следует ли допустить, что право суда, вначале принадлежавшее анактам, со временем перешло к царю? Мы охотно предположили бы обратное.
Следует отметить чисто светский характер этого ахейского суда. Клятва сторон (см. ниже, II, § 8) отсутствует, дело решается показаниями свидетелей и убеждением судей.
Основой суда всегда является право. Таковое в ахейский период еще не было предметом законодательства: мы имеем так называемое обычное, неписанное право, жившее в правовом сознании народа и особенно анактов. Оно должно было пережить известную эволюцию до той ступени, которую нам представляет ахейский период. Здесь в случае убийства гражданина убийца уплачивает так называемую виру (poine) по соглашению с родственниками, и только при их несогласии должен отправиться в изгнание. Это — поразительное обмирщение древнейшего права и долга кровавой мести, блюстительницей которого была Эриния.
3) в военном — как призванный полководец общинной рати, которая под его предводительством ведет наступательную и оборонительную войну, собираясь по родам
