Антиквары - Сергей Высоцкий

Разглядывая схему, Семен подумал, что Казаков поставил свой крестик именно там, где они помогали снимать сетку Марине.

- На этой площадке чья сетка висит? - спросил он.

- Да кто ж ее знает?! Она там, по-моему, несколько лет висит.

- Ну а кто ее вешает?

- Эту - никто. Висит и висит. Однажды, правда, порезали ее. Может быть, ночью какой-нибудь пьяница в нашу сеть попал. - Казаков улыбнулся.

- Не этой женщине принадлежит сетка? - Бугаев вынул из кармана фоторобот своей "знакомой" и показал Казакову.

- Интересно, - удивился Виктор Николаевич. - Смахивает на Лену, но ведь это, наверное, фоторобот?

Бугаев кивнул.

- Чего ради фоторобот? И почему милиция ею интересуется? Она приличная баба. Приходите в субботу - познакомлю.

- Уже знаком. - В голосе Бугаева прозвучала легкая нотка неприязни, и Казаков вопросительно поднял брови.

- Нет, правда, она приличная баба. В чем ее обвиняют!

- В легкомыслии, - сказал Семен. - Вы ее фамилию знаете?

- Нет. Мы все по именам, реже - по имени-отчеству.

- У меня к вам, Виктор Николаевич, просьба: все, что я теперь вам скажу, - строго секретно. Ладно?

- Конечно.

- Эту вашу Елену я встретил во вторник около площадки...

Казаков слушал, время от времени с недоумением пожимая плечами и приговаривая:

- Ну что за глупость! Абракадабра!

Наконец, он не выдержал:

- Дайте-ка мне, Семен Иванович, еще раз на картинку взглянуть. Может быть, я ошибся? - но, повертев в руках фоторобот, сказал: - Она. Никаких сомнений. У меня зрительная память хорошая.

Бугаев спрятал карточку в карман и достал фотографию Гоги. Протянул Казакову.

- Если у вас феноменальная память на лица, может быть, и этого человека вспомните?

- Вы как фокусник с картами, - засмеялся Казаков и тут же воскликнул: - Да, и этого парня я знаю! Даже играл как-то в одной команде.

- Он тоже приличный парень? Удар сильный? Виктор Николаевич, почувствовав иронию в голосе Бугаева, усмехнулся.

- С ударом у него все в порядке. Но быстро выдыхается, бывает у нас редко, от случая к случаю. Поэтому что он за человек - сказать не могу. Как я понимаю, он и Лена главные герои трагедии?

- Он - да! Ножом ударили его... А Елена или Марина, как она мне назвалась, случайно в наши сети попала. Но повела себя странно. Вы, Виктор Николаевич, что о ней знаете?

- Да ничего, собственно, - развел руками Казаков. Играет прекрасно. Удар у нее, действительно, сильный. Мы ведь там, на площадке, почти никогда не знакомимся по-настоящему. Так, ни к чему не обязывающие разговоры. В этом и прелесть. Поиграли и разошлись. Никаких чинов, званий... Никто ни к кому не навязывается. Кроме Плотского, - он покачал головой. - Но этот не в счет!

Бугаев вспомнил, что директор рассказал, как Казаков представился ему доктором наук. "Соврал, конечно, Плотский. Знал о Казакове заранее и сам познакомился с нужным человеком".

- Ну хоть что-нибудь вы о Лене знаете? - спросил он собеседника.

- Если вас заинтересуют мои ощущения, увы, не основанные на фактах...

- Заинтересуют, заинтересуют! - Бугаев был готов зацепиться за любую возможность.

- С паршивой овцы - хоть шерсти клок? - весело сказал Казаков. - Я с Леной раза три в метро ехал...

- Где она выходила? - перебил Бугаев.

- Она живет на Петроградской, а где точно - не знаю. Так вот, у меня создалось впечатление, что женщина она одинокая, неустроенная. Зарплата маленькая. Она мне про зарплату ничего не говорила, но догадаться нетрудно. В театр она часто ходит, на концерты - всегда на галерке, по входным билетам. Ездит на юг - по "горящим" путевкам, почти бесплатно. Ну и еще кой-какие детали. Только о чужой жизни рассказывать как-то неудобно. Вы уж сами ее порасспрашивайте.

- Ее сначала найти нужно, - хмуро бросил Бугаев.

- А куда она денется? В субботу наверняка придет играть.

- Зачем же ей тогда от меня бегать? Называться чужим именем? А потом, как ни в чем не бывало, приходить туда, где ее сразу найдут.

- Немотивированный поступок.

- Мне уже не первый человек об этом говорит, - покачал головой майор.

- А кто первый? Плотский?

- Нет, мой начальник. Только ему простительно. Он вашу Марину-Елену в глаза не видел, но вы?! Нет, не похожа она на истеричку.

- Не похожа, - согласился Казаков Бугаев посмотрел на него с недоумением.

- Не похожа, - повторил Казаков. - Но она женщина, а женщины способны на алогичные поступки.

"Тоже мне, знаток женщин!" - недовольно подумал Бугаев. Он уже начал раздражаться оттого, что разговор принял затяжной характер. Все вокруг да около и ничего конкретного. Казалось, что волейболисты, приезжавшие на поляну, гордились тем, что ничего друг о друге не знают.

- А кто мог бы знать Елену... поближе? - спросил он.

- Представления не имею. К ней все очень хорошо относятся, считают старожилкой поляны. Лена очень контактная, всегда готова оказать какую-нибудь помощь, мелкую услугу...

- Например?

- Да всякие мелочи! Поделиться едой, сходить за водой к реке. Сам видел, как она помогала шоферу Плотского мыть машину. - Казаков вдруг задумался, потом окинул Бугаева оценивающим взглядом: - И вообще, мне кажется, что Лена в него влюблена.

- В шофера?

- Нет, в самого директора.

Бугаев встал со скамеечки.

- Спасибо. На всякий случай запишите мой телефон. Вдруг вспомните фамилию, место работы кого-то из своих партнеров позвоните. - И глядя, как Виктор Николаевич записывает телефон, добавил. - А план, который вы нарисовали, я реквизирую. С вашего разрешения.

Казаков вырвал листок, протянул Бугаеву. Когда майор подходил к проходной, Казаков его окликнул. Он бежал следом, легко и пружинисто.

- Семен Иванович! Вспомнил. - Виктор Николаевич, довольный, улыбался. - Такая простая фамилия - Травкина. Я пошел в другой корпус, а там на газоне траву косят. Вот и вспомнил.

- Спасибо, - улыбнулся в ответ Бугаев. - Это уже что-то!

- Только вы про сигареты... - Казаков прижал палец к губам. - Ни-ко-му.

9

К концу рабочего дня в кабинет полковника заглянул Белянчиков, молча положил на стол старенькую, выцветшую папку, на которой было написано: "Дело № 880". И еще: "Военный трибунал г. Ленинграда. Хранить постоянно. Начало 12/VII 43 г.".

- Всю надо читать или ты изложишь самую суть?

- Начни, - многообещающе сказал Белянчиков. - Тебе это будет интересно вдвойне. А если о сути - так это папочка про хозяина комнаты с камином. Он же, если я не ошибаюсь, хозяин шкатулки с драгоценностями...

Полковник заинтересованно раскрыл папку. Маленький желтый листок выпал оттуда. Корнилов взял его в руки. Это была полуистлевшая записочка, торопливо написанная карандашом: "Сходи к Вере в Гостиный двор вход с Невского ф-ка медучнаглядных пособий внутри двора. Пусть она срочно сходит к Максу пусть тот все бросит и поможет меня спасти надо нанять защитника нет ли кого знакомого у Сережи милицейской шишки, словом спасайте иначе я погибну умоляю во имя всего святого все надо сделать быстро примите все возможные меры нет ли у Миши связи в судебном мире. Целую вас".

Крик о помощи.

"Наверное, записку перехватила охрана при попытке передать из тюрьмы", - подумал Игорь Васильевич.

А дело в синенькой папке на первый взгляд заключалось банальное. Но в своей банальности страшное. Один мужчина директор продовольственного магазина и две женщины продавщицы "путем обвешивания и обмана потребителей экономили и расхищали продукты" в блокадном Ленинграде. Воровали у людей, умиравших с голода. Протоколы допросов, очных ставок, показания, описи имущества. И новые показания: "На первом допросе я дал следствию ложные показания, но сейчас я прочувствовал, что, скрывая основных виновников преступления, я делаю вред государству. Хочу рассказать всю правду." А через несколько страниц еще более полное, более "искреннее" признание...

Корнилову стало не по себе. Он почувствовал смутное раздражение на Белянчикова, подсунувшего ему эту папку, на себя - за то, что принялся ее листать! Ему не раз приходилось листать похожие синие папочки. И за обесцвеченными, выгоревшими от времени строчками всегда вставали такие яркие, такие горькие воспоминания, что он надолго терял душевное равновесие Белянчикову было интересно читать синие папки. Он узнавал из них о том, как много лет назад в его родном городе рядом с героизмом уживались стяжательство и подлость. А Корнилов узнавал среди обманутых и обвешенных себя и никак не мог отделаться от привычки подсчитывать украденные килограммы хлеба и масла, обозначенные в протоколах, и прикидывать, сколько ребят из его класса можно было бы кормить этим хлебом и маслом. И как долго. Вдобавок к жидкому соевому супу, который стали давать весной 1942-го. Для него события, описанные сухим языком судопроизводства, были частью его жизни. Со стяжателями и ворами у него были старые счеты.

...В мае ему принесли повестку, приглашали прийти в 30-ю школу на Среднем проспекте. Игорь пришел. Оказалось, что собрали всех учеников школы, оставшихся в городе и переживших самое тяжелое блокадное время. Собрали не для учебы, а немножко подкормить.