Ойроэн (СИ) - Кочешкова Елена А. "Golde"

– Каи, Каи... Это ведь ты сделал, да? Ты их всех свалил? – Я хорошо помнила рассказы Лиана и Айны о том, как тяжело порой магам дается колдовство. Какую высокую цену приходится платить им за чрезмерные усилия. – Как же ты это сумел, котеночек?

Ведь он почти убедил меня, что умеет лишь обереги плести...

Я не знала, сколько прошло времени, прежде, чем ледяное тело понемногу стало согреваться, и мой друг вдруг распахнул глаза – резко, словно от удара. Он задышал часто-часто, точно пробежал бегом весь этот путь от полей до реки. Лишь спустя несколько мгновений Вереск набрал в грудь достаточно воздуха, чтоб успокоиться и заметить меня. Вот только взгляд его все равно оставался странным, подернутым пеленой.

– Шуна... Прости, это...

Я накрыла его рот ладонью, а затем сделала то, чего делать не следовало – склонилась над ним и поцеловала.

12

Я хорошо помнила, как это было в первый раз.

Конечно, он никогда не позволял себе показать даже краешек своих чувств... Кабы у нас с Лианом вдруг все наладилось, никто и в жизнь не сказал бы, будто этот хромоногий пытался занять его место. Но порой случается так, что скрыть истину невозможно.

Когда я зажала его в угол там, в Подгорье, он даже понять ничего не успел. И губы его отозвались на мой поцелуй именно так, как отзываются губы человека, вдруг получившего то, о чем он мечтал. Они были нежными и робкими, но за этой неумелой робостью я в полной мере ощутила всю силу его желания. И сразу поняла, что хромой-то он хромой, но по мужской части уж точно не ущербный. Жаль, что этот упрямец слишком хорошо умел владеть собой. Уже спустя пару мгновений вывернулся испуганно и посмотрел на меня, как на безумную.

Ха... к тому моменту я достаточно успела понять.

Только вот для меня он все равно оставался не более, чем милым мальчиком, с которым можно позабавиться, но которого уж точно невозможно воспринимать всерьез.

Я и сама не понимала, зачем сделала это снова. Чего хотела добиться своим поцелуем?

Его гнева? Радости? Отчаяния? Его полного возвращения в наш мир?

Но, так или иначе, а оттолкнуть меня он больше не пытался. Наверное, просто сил не было. И, когда наши губы разомкнулись, посмотрел на меня так, что я ощутила дрожь во всем теле, словно сама вдруг замерзла. В его глазах было слишком много всего.

Я быстро вылезла из постели и прихватила с собой один из плащей. Закуталась в него, чтоб не колотило, и бросила через плечо:

– Ты еще долго валяться собираешься? Мы к реке Верне выехали. Тут рядом харчевня есть с постоялым двором и монастырь, а чуть дальше – большая деревня. Если оторвешь свою задницу от моей постели, сходим продадим наши безделушки на местном рынке. На молоко и яйца должно хватить.

Вереск медленно сел, потирая лицо ладонями. Обернувшись, я увидела, что взгляд его стал совершенно осмысленным. Похоже, мой рискованный метод сработал.

– Не у’уверен, что смогу идти, – в голосе мальчишки отчетливо звучал стыд, но держался он при этом достойно, как взрослый. – Бо’оюсь, мне нужно время, чтобы сно’ова на’аучиться... Прости...

– Да хватит уже извиняться! – меня жутко злила эта его манера чуть что ощущать себя так, словно все беды и правда из-за него. – Сколько можно то?!

Если уж кто и был виноват в случившемся, так это я... Из-за меня его ноги снова оказались такими же бесполезными, как были до встречи с Патриком.

– Я не’е знаю, когда снова смогу ходить...

– Когда сможешь, тогда сможешь! – отрезала я. Хотела еще что-нибудь добавить, но в этот момент заорал мой сын. Громко, требовательно, без лишних вступлений. Аж от души отлегло!

Пока я меняла ему мокрую пеленку, заново накручивала чистую, открывала пошире дверь, впуская солнечный свет, и осматривала наш фургон в поисках следов вторжения, Вереск молча смотрел в стену перед собой.

– Ну чего ты? – не выдержала я такой тишины. – Боишься, что это насовсем?

Он ничего не ответил. Только взгляд снова стал далеким, туманным.

Я вздохнула и перехватила сына левой рукой половчей, отыскала в рундуке под кроватью запрятанную на скверный день бутыль лучшего вина из южной провинции, вытащила зубами тугую пробку, плеснула рубиновой жидкости в глубокую деревянную чашку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– На! Выпей до дна, небось полегчает, – я сунула чашку Вереску в руки и села рядом с ним на кровать и сына положила прямо ему под бок. Рад тут же разулыбался, задергал руками и ногами. Вот ведь... такая козявка, а уже узнает своих, чувства какие-то показывает. – Давай-давай, пей.

Держа чашку обеими руками, Вереск поднес ее ко рту и сделал несколько глотков.

– Я не боюсь, – сказал он и посмотрел на меня открыто, не пытаясь прятать глаза. – Не бо’оюсь остаться без ног. Боюсь остаться без тебя. Стать обузой.

Я погладила сына по голове, дала ему мизинец, чтобы зажал своим неловким маленьким кулачком. Дети в его возрасте уже должны вертеться с боку на бок и цепко держать игрушки в руках. Рад только-только научился голову приподнимать сам. Я понимала, что, может быть, со временем, он легко догонит своих сверстников... а может, и нет. Видала всякое. И людей, рожденных до срока тоже. Не все они вырастали в крепких здоровых взрослых, как Фарр... Иные оставались как Вереск, беспомощными и убогими.

– Думаешь, я тебя выкину? – вопрос сорвался с моих губ острым камнем.

– Нет... Но...

Ох, как мне хотелось врезать ему! Да только этот дурень и так был бледным, как смерть. К тому же залитая вином кровать – не лучшее дополнение к такому дрянному дню.

– Может расскажешь, что случилось?

Тогда я хоть пойму, что делать...

Вереск как-то странно отвел глаза. И в один присест осушил чашку до дна. Посидел немного, глядя куда-то в бок, а после сказал еле слышно:

– Ты ве’едь и так все, наверное, по’оняла.

– Ничего я не поняла!

В ответ на мой возглас Рад сморщился и сильнее обычного дернул ногой. Вереск сморщился тоже. И это могло бы показаться забавным, если бы все не было так погано.

– Мне пришлось применить Си’илу. Я сделал морок, как учил меня Па’атрик.

– Знатно вышло. И чего ты им там наморочил, что все повалились, как дохлые?

– Да так... Ка’аждому свое. Кто че’его боится, тот и увидел свой страх.

– А мы с Радом?

– А вас я укрыл.

– И что? Надорвался? – я говорила насмешливо, но на самом деле переживала за него всерьез.

– Не’е знаю... Со мной так прежде не бывало.

И то правда. Много ли чего с ним вообще бывало? Зная историю мальчишки, я понимала, что большую часть своей жизни он провел в родной деревне, где был окружен любовью и заботой. И уж точно не испытывал потребности рвать жилы, защищая себя и близких... до того дня, пока его тихий маленький мир не треснул, как глиняная миска. Но тогда он еще не знал, как это делается, маленький дурачок... Зато теперь, похоже, научился.

– Значит ты просто устал. Отдыхай, – сказала я ему, забрала чашку из рук и вздохнула: – Жаль, кимин пропал. Мы теперь нищие. – Подлец этот Марк. Прикидывался добрым, а сам погоню за нами выслал.

– Это не он, – тихие слова Вереска заставили меня вздрогнуть. – не тот, о ко’ом ты говоришь.

Я посмотрела на него с сомнением.

– Откуда тебе-то знать?

И тут же прикусила язык. Оттуда же, откуда он знал все то, что обычным людям знать не дано.

– Про’осто знаю. Это был кто-то дру’угой.

– Ясно... Жаль главный гад ушел. Я хорошо посмотрела. Все остальные там остались валяться, а этот пропал. Видать хватило сил сбежать от твоего наваждения.

– Нет.

В фургоне повисла тишина. Только ничего не понимающий Рад весело пускал пузыри и издавал свои смешные звуки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Как так – нет? – спросила я, чувствуя, что сердце падает куда-то в ледяную пустоту.

– Не бу’удем об этом, – еще никогда его голос не был столь твердым. Даже жестким.

Я отпрянула удивленно. И тут же разозлилась.

– Объясни!

– Нет, – на сей раз мне показалось, что его ответ прозвучал жалобно. – Я не’е готов, Шуна. По’ожалуйста, не проси. Потом. Я расскажу потом. Мо’ожет быть.