Война или мир - Владислав Савин

А когда мы в осаде сидели, и толпа китайцев бежала на наши пулеметы по ровному полю, и ясно было, что не добегут, лягут все – Куницын ухмыльнулся и сказал:

– Безумству храбрых – венок со скидкой! Куда торопитесь, дураки?

Так веришь ли ты в коммунизм? Классиков цитируешь, «от зубов отскакивает». Как говорил ты, оглядывая китайский городок, первый на нашем пути:

– Ну что, в темпе берем вокзалы, мосты, почту, телеграф, что там еще по Ильичу? За отсутствием такового в этом городишке – старосту или бургомистра, как тут администрация называется, связь, если тут телефон есть, и вооруженную силу, то есть казармы гарнизона и полицию. Отделение на броне и с пулеметом на въезде, никого не выпускать, отделение на выезде, с той же задачей, через город на скорости проскочить и позицию занять. Товарищ капитан (Ли Юншену), это я вам говорю – мне, что ли, за вас батальоном командовать? Поставьте задачу подразделениям! И держи – я тут твою речь перед народом набросал, ты ведь по-русски уже читать умеешь? Если нет, то Писатель тебе в помощь, переведет!

Писатель – это я. Раньше у меня был позывной «Брат», так же как у самого подполковника «Скунс» – но отчего-то не прижилось. Я еще тогда спросил, не поняв, я же к литературе никакого отношения не имею – Куницын ответил:

– А чтоб никто не догадался! И ты же китаевед? А у них «литература» это вообще все, что написано! И вообще, это мне до пенсии или увечья служить, а ты скоро снимешь погоны – и кем хочешь быть на гражданке?

А я не задумывался! Но предлагали мне уже – специалистом по Японии и Китаю, на восточный факультет МГУ. Скунс лишь хмыкнул и ответил:

– Ну, смотри, но если когда-нибудь книжку напишешь, то не забудь, кто тебя первым «писателем» назвал. Вот кажется мне – у тебя бы получилось. Так что гляди в оба, запоминай и копи материал, как тебе еще Адмирал наш советовал в сорок пятом.

И добавил, чуть помолчав:

– А главное, постарайся, чтоб тебя не убили. Не геройствуй особенно – на то такие, как я, есть. Кого Отечеству не жалко.

Рисуется, как Печорин? Хотя у меня ощущение, что он со мной не по субординации – потому что с чего-то видит во мне будущего летописца, только каких событий? И Адмирал тоже ведь намеренно меня «свидетелем истории» делал! Здесь я – и старший переводчик, и батальонный летописец, и что-то вроде адъютанта, Куницын меня постоянно с собой таскает, «ходи и смотри». Я и смотрю, и не только по сторонам, уж больно личность товарища Скунса мне интересна. Однажды, когда у нас в очередной раз беседа о литературе зашла, я спросил: «Товарищ подполковник, а кто из литературных героев вам близок?» Так он ответил, лишь мгновение подумав:

– Из современных? Пожалуй, Волк Ларсен, у Джека Лондона.

Тот самый? Сволочь, сверхчеловек, фашист мелкого масштаба! «Белокурая бестия», которая право имеет – а ведь если бы родился Куницын не в СССР, а в Германии, такой бы вышел вражина! Интересно, когда добро привлекает на свою защиту всяких там… остается ли оно добром? Если бы я спросил о том Куницына – ответ уже известен: «Отбросов нет, есть кадры». А сам ты, за нас, на нашей стороне – но коммунист ли ты сам? Вот сейчас я сижу и перевожу для Ли Юншена, что ты написал – слова высокие и правильные. Помня, как ты усмехался – «идея, брошенная в массы, это девка, брошенная в полк». Ты умеешь сражаться за советскую власть и товарища Сталина – не дают ведь просто так две Звезды Героя, слышал я, что ты среди тех был, кто самого Гитлера живым приволок, хотя их фюрера, наверное, целая дивизия СС охраняла. И в то же время любишь повторять, что «умирать за свое Отечество и идеалы должны те, по ту сторону мушки» – похвально, но не скрываешь ли ты за этим, что свою собственную жизнь ты ценишь больше?

Каким бы мог стать Мечик из фадеевского «Разгрома» – заматеревший, натренированный, ставший мастером войны, но по морали оставшийся прежним? В твоем любимом «Морском волке» – что интеллигент Хэмп говорил капитану Ларсену про храбрость?

Выходит, что у подвига есть два измерения? Не только результат – но и какой ценой за него было заплачено, с твоей стороны. Совершил ли ты это, себя превозмогая и понимая, что могут убить – или сделал походя, «одной левой», показывая свое мастерство, но не отвагу? Но тогда получается, что «дух важнее техники», как у самураев, укладывающих людей в «банзай-атаках» без всякого результата – и в итоге проигравших войну?

Я не находил ответа. Но знал, что не забуду и не успокоюсь, пока не сумею понять. А пока лишь наблюдал за происходящим. Если хотят, чтобы я был свидетелем – что ж…

Внешне было, как в фильме про революцию – красный флаг (где-то уже ткань нашли), толпа и вождь Ли Юншен на танке. Вот только солдаты его выбивались из картины «народного энтузиазма» – площадь оцепили, зорко смотрели, чтоб никто ничего не выкинул, а тем более не убежал. Юншен на танк влез, Куницын и я тут же стояли, внизу. Очередь вверх – чтоб все замолкли и прониклись. И речь – слова были про китайскую народную революцию и самый справедливый строй коммунизм, где будет высшая гармония (витиеватые китайские обороты), кто был ничем, то есть самые бедные и угнетенные, тот станет всем и заживет, как мандарин. И что виноваты в этом богатые, которых надо экспроприировать, а попросту – ограбить. И никто не имеет права у вас ваше отнять… просто потому, что оно – ваше, и вы можете убить любого, кто посягнет. Как этих вот мерзавцев, воров, во всем виноватых – жест в сторону группы людей в углу площади, уже под конвоем – местный помещик, чиновники, богатейшие жители, «и те, кто за Чан Кайши».

– Паразиты – вне закона! Их имущество будет разделено между теми, кто их убьет.

И расступился конвой. Колыхнулась толпа. Раздался какой-то звериный вой. А тех – через минуту уже не стало.

– Ну, завертелось колесо, – сказал Куницын. – И нам пора, зачем пришли? Склады заняли уже – мы первыми грузимся, а что не влезет, то пусть народ разбирает.

Были и еще городки и деревни. И везде одно и то же – захват учреждений власти (дома помещика, старосты, а также полицейского участка и казармы солдат, если таковые есть), короткая речь перед согнанным народом, учреждение из беднейших (как самых угнетенных) «комитета защиты революции» и «отряда защиты революции» (которому раздавали трофейное оружие) и – обязательно – расправа с «врагами трудового китайского народа» (каковые находились всегда: даже в самой бедной деревне был хотя бы лавочник – ростовщик и спекулянт. И староста-кровопийца, а уж про полицейского начальника и так ясно все). Причем казнь всегда была – руками местных, не наших.

– Писатель, ну ты что, не знаешь, что такое «кровью повязать»? Вот мы всякие хорошие слова сказали и ушли, эти покричали с нами: «Рюси, Китай, дружба, пхай-пхай», тьфу ты, «за вождя Гао Гана и коммунизм», и разошлись по домам, и всё? А вот если на них уже кровь будет – тогда просто так разойтись не выйдет, жди продолжения банкета! Ну а мы в это время будем уже далеко.

Так это же… Я слышал, что и на каторге при царе, и в лагерях сейчас так бывало – главари, задумав побег, подбивали толпу на бунт, а сами в суете, незаметно в сторону, далеко и быстро. И мы, выходит, так же? Какой, к чертям, коммунизм? Который мы мечтали нести угнетенным нациям – как герои Алексея Толстого марсианам?

– Ну и кому ты хочешь свет коммунизма нести – сапоги мои не смеши! Этим до коммунизма – как раком до Луны. Видел, что они со своими же творили, которых во «враги»? И не только с ними самими – с их бабами, детьми? И это еще цветочки – ягодки начнутся, когда мы уйдем! Будут ведь между собой разбираться, кому при дележе экспроприированного досталось на одни штаны больше, кого в следующие «враги»?

– Так ты все предвидел, знал, командир?! Что будет такое?

– А ты думал, бунт угнетенного крестьянства против помещиков-эксплуататоров выглядит иначе? Разин с Пугачевым, они «прогрессивные» или нет? Или же, как и в Европе бывало, когда «сто тысяч живых скелетов осадили замок какого-нибудь барона де Пупса и взяли его», и как думаешь, что они после сделали не только с самим угнетателем-бароном, но и с его домочадцами, семьей? Да и с прислугой из своих же – не зная никаких общих классовых интересов, а просто завидуя, что эти в барских покоях, а мы в навозе? Мне вот довелось книжонку одну прочесть, эмигрантское издание двадцать восьмого года, Первухин, «Пугачев-победитель», что было бы, если – на ночь читать не советую! У нас в семнадцатом уже были Ленин, партия и сознательный пролетариат. А Китай отстал лет на двести – нет тут ничего такого, и за год не родишь!

– И мы ничего не будем делать? Лишь смотреть?

– А отчего бы и нет, товарищ писатель? Подумай лучше, какая у тебя уникальная возможность – видеть все со стороны, будучи неприкосновенной фигурой в центре событий? И на холодную голову собирать опыт – что, как, почему и что сделать, чтоб у нас такого не было? На чужих бедах ведь лучше учиться, чем на своих?