Поддай пару! - Терри Пратчетт

Мокриц посмотрел на сумрачное лицо патриция. Тот произносил слова «железная дорога» с такой интонацией, с какой пожилая герцогиня могла бы объявить, что нашла нечто непотребное в своем супе. Он был весь окутан аурой презрения. Но если рассматривать настроения лорда Витинари как погоду (а Мокриц был экспертом по метеорологии патриция), то легко можно было заметить, что зачастую метафизический проливной дождь очень скоро превращался в погожий летний денек. Мокриц буквально носом чувствовал, как патриций смиряется с представшей ему действительностью: перемены в мимике и осанке сменяли одна другую – и вдруг лицо Хэвлока Витинари озарилось такой улыбкой, что Мокриц понял: игра началась, и в голове лорда Витинари как по маслу закрутились шестеренки.

С каждым словом все приободряясь, Витинари сказал:

– Моя карета ждет внизу, господин фон Липвиг. Иди за мной.

Мокриц знал, что какие-либо возражения тут бесполезны, так же как знал, что и лорд Витинари это знает. Но у него еще оставалась гордость, поэтому он сказал:

– Милорд, я вынужден отказаться! У меня много работы. Вы же понимаете!

Лорд Витинари уже был у двери, край его мантии развевался за спиной, как парус. Он был долговяз, и Мокрицу пришлось бежать, чтобы поспевать за ним, иногда перепрыгивая по две ступеньки за раз. Стукпостук следовал за ними.

Патриций сказал через плечо:

– Господин фон Липвиг, нет у тебя никакой работы. Ты же главный почтмейстер, заместитель председателя Королевского банка Анк-Морпорка[17], не говоря уже о распорядителе Монетного двора, в твоем подчинении состоит множество умнейших людей, у которых, в свою очередь, работы много, тут не поспоришь. Твое странное чувство локтя, твой талант нравиться людям с первой встречи и вопреки всем доводам рассудка продолжать им нравиться, что вообще поразительно, делают тебя отличным начальником, отдаю тебе должное, и твои подчиненные тебе очень преданы. Но в конечном итоге все, что тебе нужно делать в плане кабинетной работы, – это время от времени устраивать небольшие проверки.

Лорд Витинари ускорил шаг и продолжал:

– И какой можно сделать из этого вывод, не слышу я твоего вопроса? Я отвечу. Мудрый человек сделал бы вывод, что хорошему начальнику не жалко оказать любую услугу, а я, господин фон Липвиг, образцово-показательный и великодушный начальник. Это следует из того обстоятельства, что твоя голова все еще крепко держится на плечах, а ведь могла бы быть совсем в другом месте.

Страна Лламедос с гордостью называла себя умеренно гномьей. Вообще-то в Лламедосе проживало примерно столько же людей, сколько и гномов, но, поскольку большая часть его обитателей работала в шахтах, они были или низкорослы, или страдали чуть ли не хроническим сотрясением мозга, так что приходилось внимательно присматриваться, чтобы различить две расы между собой. И потому как почти все были примерно одного роста, в тех краях царила дружеская обстановка, особенно когда богиня любви сделала так, чтобы ее чары действовали на всех без разбора – хотя об этом обычно не распространялись. А поскольку об этом не распространялись, то… об этом не распространялись, и жизнь шла своим чередом, с добычей золота (последних его остатков), железных руд вроде цинка и мышьяка (которые приходилось буквально выжимать из неподатливых камней), ну и, конечно, угля. Все это дополнялось рыбной ловлей на побережье. Внешний мир вторгался изредка, только когда происходило что-то по-настоящему важное.

Но так было вчера. Сегодня важное случилось.

Корабль причалил в Пант-а-Лон, крупнейший лламедосский город, вскоре после обеда. Наличие на борту грагов, которые явились, чтобы проповедовать идею истинного гномства жителям города, было бы встречено радушнее, если бы вместе с ними не прибыли глубинники, ударные силы грагов, которые доселе никогда не выглядывали из-под земли. До той поры жителей Лламедоса вполне устраивало, что граги занимались своими делами в области духовной жизни и рассуждений об оной и следили за ее соблюдением, предоставляя остальным заниматься пустяками, такими как рудники, рыбалка и каменоломни в горах.

Но сегодня все пошло катастрофически наперекосяк, потому что Блодвен Щелкоступ выходила замуж за Дэви Кантера, первоклассного шахтера и рыбака, а главное, человека, хотя важность этой детали не казалась местным жителям такой уж, собственно, важной. Почти все в Пант-а-Лоне знали их обоих и считали подходящей парой, в первую очередь потому, что те знали друг дружку с пеленок. И пока они росли, люди, по своему обыкновению, гадали, каковы шансы, что гном и человек смогут зачать ребенка, и считали это крайне маловероятным, но затем утешались разговорами о том, что уж любви-то между ними через край, и в конце концов, кого, кроме них, это касается? Блодвен и Дэви подходили друг другу и любили друг друга. А шахты и море унесли немало жизней шахтеров и рыбаков, и в городе было полно сирот, искавших новый дом в родной стране. И все в Пант-а-Лоне сходились во мнении, что такая ситуация, пускай и не идеальная, вполне устраивала тех, кто не совал нос в чужие дела, и земляки поздравляли счастливых влюбленных, которые, надо отметить, были практически одного роста, и желали им всего наилучшего.

Но увы, граги и глубинники считали иначе, и они снесли двери часовни, а поскольку лламедосцы не ходили на свадьбы вооруженными до зубов, граги все повернули по-своему. Могла бы случиться настоящая бойня, если бы старик Ффлергюнт, сидевший до тех пор незамеченным в уголке, не сбросил свой плащ, когда все ринулись в укрытие, и не оказался тем самым гномом, который ходит на свадьбы вооруженным до зубов.

Он замахнулся тяжелым мечом и топором одновременно в феерически сокрушительном дуэте, закружилась драка, и в итоге среди участников свадебной церемонии жертв было всего две. К сожалению, одной из них оказалась Блодвен, убитая грагом, но так и не выпустившая руки мужа.

Покрытый кровью, Ффлергюнт обвел взглядом перепуганных гостей и сказал:

– Вы все меня знаете. Я не люблю смешанных браков, но, как и вы, я вовсе не выношу этих чертовых грагов, ублюдки! Чтоб им обвалиться!

Карета лорда Витинари петляла по улицам Анк-Морпорка, и Мокриц наблюдал за дорожной суетой вокруг, пока они не достигли речных ворот и не выехали за пределы города. Карета быстро помчалась по дороге, протянувшейся вдоль берегов Анка, по направлению к промышленной зоне Гарри Короля – миру паров, дымов, а главное, сомнительных ароматов.

Анк-Морпорк приводил себя в порядок. Работы было непочатый край: пикантные запахи, эпидемии, потопы и прочие увеселения. Но анк-морпоркский доллар вырос до небес, а вместе с ним и цены на недвижимость. Удивительно, как много людей хотели жить в Анк-Морпорке, а не в каком-нибудь другом месте (ключевое слово – жить, а не умереть в Анк-Морпорке, что всегда было доступной альтернативой). Но все понимали, что город стянут тугим каменным корсетом, и никому не хотелось оказаться поблизости, когда шнурок, образно выражаясь, лопнет.

Город выплескивался из берегов, да еще как! Фермерские угодья за пределами города всегда процветали, а сейчас изобиловали спекулятивными проектами[18]. Это была дивная игра, и Мокриц в прежней своей жизни несомненно вступил бы в ряды играющих и наварил себе состояние и даже несколько. И действительно, пока лорд Витинари смотрел из окна, Мокриц слушал песни сирен, заманчиво поющих о золоте, которое может заработать подходящий человек в этом – таком подходящем – месте, и чарующий мираж на одно соблазнительное мгновение возник перед его взором.

Анк-Морпорк стоял на суглинках, которые легко копать, так что, если коровий навоз заканчивался, материал для кирпичей валялся прямо под ногами, а пиломатериалы можно было запросто достать у гномов, которые брались сплавить их на стройку по реке. И совсем скоро у тебя на руках был готовый поселок новеньких чистеньких домиков, доступных для увеличивающегося в численности и переполненного амбициями населения. Все, что было нужно дальше, – это привлекательный плакат и, главное, план побега.

Карета проезжала мимо множества таких построек, которые наверняка покажутся маленькими дворцами своим будущим хозяевам, вырвавшимся с Куроносной улицы и с Поросячьего холма и из прочих районов, где люди все еще грезили, что могут «устроиться лучше» – достижение, которого якобы можно добиться, заимев в один прекрасный день «свой угол». Это была вдохновляющая мечта, если не вникать в такие слова, как закладная, и выплаты по кредитам, и изъятие, и банкротство. Поэтому низший средний класс Анк-Морпорка, который считал, что по нему топчутся представители верхнего класса и что его обирают представители нижнего, выстраивался в очередь с одолженными денежками, чтобы по кусочку купить себе свой собственный Ой-Донг[19]. Карета с грохотом проезжала мимо поселков, вкупе получивших название Подморкпорк, и Мокриц гадал, сглупил ли Витинари, позволив колонизировать эти земли подобным образом, или наоборот, поступил очень умно. Мокриц поставил бы на «умно». Это была безопасная ставка.