Мы не твои (СИ) - Блио Элен

Мы вкатываемся в душевую. Коляска останавливается.

— А как включить воду?

— Просто скажи — вода.

— Вода. Ой, — в большом пустом помещении раздается звук хрустального колокольчика. Надежда смеется.

Надежда. Нет у меня никакой надежды. И этой скоро не будет.

Я давно живу в мире без иллюзий.

— Она ледяная!

— Скажи — температура девяносто, сваришь меня заживо.

Недостаточно я горел. Мало. Не выжгло пламя во мне всю мою злость, гнев, мерзость, что точит изнутри…

— Зачем вас варить? Вы невкусный. Температура тридцать.

— Будет холодно. Нормальная тридцать шесть, тридцать семь, как температура тела. Или ты не в курсе? Ты же вроде медик?

— Какой я медик? Так… медицинская сестра, с неоконченным средним специальным. Куда мне в температуре разбираться? — чувствую, в ее голосе улыбку. Она иронизирует сама над собой? Интересно.

— Так что? Раздевать меня будешь?

— Зачем? Я вас так помою.

А дальше я ору, но почти сразу затыкаюсь, потому что орать в этой ситуации значит обнаружить свою слабость. И хотя я слабак, показывать это наглой девчонке не собираюсь.

Эта мелкая зараза вкатила меня в душевую кабину! Прямо в коляске! И в одежде!

Вода из тропического душа, закрепленного, видимо, на потолке вмиг превращает меня в человека дождя. Чувствую, как довольно холодные струи текут по голове, лицу, спине, рукам.

Этот холод трезвит немного.

Я перегнул, был с ней груб. Я заслужил.

Слышу ее смех и сначала самому хочется смеяться. Сначала. А потом…

— Очень смешно? Повеселилась?

Смех прекращается. Я сжимаю челюсти.

Что мне стоило посмеяться вместе с ней? Ведь это на самом деле, наверное, смешно?

Я к ней прицепился, она меня вот так вот «умыла» и в прямом и в переносном смысле!

Мне бы прощения попросить и признать — я был не прав.

Но это же я!

Разве я могу признать свою вину?

Я ведь… Я ведь до сих пор все равно считаю, что в истории с Зоей больше виноват Тамерлан! Если бы любил по-настоящему — ни за что бы не повелся на мои бредни, не слушал бы отца, забил бы на историю с кланами, земляками, на традиции, на чужие обещания. Взял бы Зою, женился бы на ней. Она бы родила наследника, которого потеряла из-за меня…

Хватит думать об этом, Ильяс! Хватит!

Хочу сказать Наде, что сожалею, если обидел, а говорю, конечно, совсем другое.

— Глумиться над слепым инвалидом, конечно, мега круто. Зачет, сиделка.

— Прости меня.

Голосок дрожит. Не хватало ей еще зареветь.

— Вода стоп. — сам останавливаю поток чуть теплого дождичка. Мог бы и сразу это сделать. — Ну, что, Воробей? Теперь тебе точно придется меня раздевать. И вытереть насухо. Везде. Поняла?

Выезжаю из кабины сам, противно от того, что с меня бегут потоки холодной воды.

Я зол. Хочется схватить этого воробья и… Так же засунуть под холодную воду, чтобы остыла.

Но я почему-то не чувствую ее рядом.

— Ты где?

— Здесь. Полотенце ищу.

— Ищешь? Это что, новое развлечение? Полотенца висят на крючках, не надо быть зрячим, чтобы это знать.

— Представьте, не висят. И вообще. Если вы такой умный — берите полотенца и вытирайтесь сами! Я, пожалуй, пойду!

— Что? Эй ты, стой! Стой я сказал.

— Ты сказал? — ого, это что-то новое, она ведь все время была со мной на «вы»? — А кто ты такой, чтобы мной командовать?

Действительно, кто я такой? Чёрт. Окончательно перегнул палку, понимаю. Но… С ней я почему-то постоянно веду себя отвратительно. На грани. Выбешивает она меня знатно! Знаю, что не прав, но остановиться и признать свою неправоту я не могу! Никак…

— Я сказал стоять! Сейчас вызову Тамерлана, и он объяснит тебе кто я такой.

— А без Тамерлана не можешь, да? Может, в этом твоя проблема? Без Тамерлана ты никто?

Да что с ней такое? С цепи сорвалась? Она ведь… она не такая! Не дерзкая, не злая…

Она… просто маленький Воробушек! И я не должен быть с ней резок и груб. Нет, только не сейчас. Не так!

Но ее слова врезаются в мозг как перфоратор в железную арматуру, коварно спрятанную в бетонной стене.

«Без Тамерлана ты никто». Моя самая больная мозоль. Мой триггер!

Я всегда это чувствовал. Всегда, сколько себя помню, жил с пониманием того, что мой брат успешный, умный, сильный. Настоящий глава клана. Будущий глава семьи. Даже, скорее, действующий, потому что именно Тамерлан в свое время спас нашу семью, наш клан от окончательного падения.

Тамерлан номер один. Тамерлан — всё!

А я, Ильяс, никто. Так… золотой мальчик мажор, которому все на блюдечке.

Хочет Ильяс заниматься искусством — да, пожалуйста, от него же никто ничего больше и не ждет.

Хочет Ильяс гулять и веселиться — да, нет проблем, он же младший, от него никаких чудес ждать не приходится.

Хочет Ильяс взяться за что-то серьезное — да зачем тебе это, малыш? Гуляй и веселись! Брат за тебя все решит.

А если я хотел решить сам?

И на это у меня тоже есть ответ. Хотел бы — решал бы! И не принимал бы с удовольствием тот факт, что ты никто, звать никак, золотая молодежь к которой не относятся серьезно, прожигатель жизни!

И я ведь прекрасно помню тот день, когда в брата стреляли. Когда его жизнь висела на волоске! Когда даже веселый балагур доктор Товий сказал серьезно отцу и матери, что все в руках нашего Бога. Как он решит. Его Товия руки больше ничего сделать не могут.

Отец тогда посмотрел на меня. И я все прочитал в его взгляде. Он смотрел с таким разочарованием! Словно жалел, что на операционном столе не я — никчемный младший — а брат. Словно прикидывал, как низко падет наша фамилия, если во главе клана встанет не Тамерлан, старший брат, носящий имя героя, а Ильяс, Илик, младшенький, который так же носит имя младшего брата великого воина.

Мокрая рубашка липнет к телу. Неприятно. Холодно.

Заслужил. Все заслужил.

Сглатываю, потому что в горле ком. Закрыл бы глаза, да они и так закрыты.

— Надежда! Где ты? — тишина. — Надя! Вернись!

— Ильяс! — голос брата доносится из комнаты. — Илик, в чем дело?

Слышу твердые шаги, скрип двери.

— Илик? Ты что? Что случилось?

— Просто… помыться решил.

— В одежде?

— Да. Так веселее.

— Зачем Надежду напугал?

Я напугал? Весело.

Чёрт… пугал я, или не пугал, она ушла. И… скорее всего больше не вернется. Никогда.

И я никогда больше не услышу ее голос. Журчащий ручеек. Чириканье милого, маленького Воробушка.

— Отвали, Там, пожалуйста. Дай полотенце и…

— Я принесла полотенце.

Чик-чирик…

Чирик-чирик! Воробушек!

Еле сдерживаю улыбку, хотя чувствую, что моя губа все-таки дергается.

И слышу словно в ответ очень легкое хмыканье. Нежнее чем чириканье воробья.

Понимаю, что Там его вряд ли мог уловить. Это не для его ушей. Для моих.

Мои локаторы становятся чувствительнее с каждым днем. Компенсация слепоты. Становлюсь чувствительнее в других местах. Самых разных.

— Надя, я думал… — Тамерлан откашливается, — вы вроде сказали, что работа вам не подходит?

— Я…передумала. — говорит уверенно, но ей снова не удается меня обмануть, я нутром ощущаю внутреннюю вибрацию. — Если только сумма гонорара, которую вы озвучили в силе.

Гонорар, значит! Интересно, сколько же ей Тамерлан посулил?

— А я могу узнать сумму гонорара моей сиделки? Может, это не она за мной, а я за ней ухаживать должен? Вдруг она богаче меня теперь? — ёрничаю, нарочно, чтобы не выдумывала там себе!

— Это конфиденциальная информация, Ильяс. Сиделку нанимаю я, так что, — брат старается казаться суровым и деловым.

— Я и сам могу нанять свой персонал, не так ли, Там? Я же… не нищий? Отец ведь мне что-то оставил?

— Мы обсудим это позже, брат, без свидетелей. А теперь, простите, мне нужно идти.

— До свидания, Тамерлан Александрович.

— Что, даже не посмотришь, как она меня вытирать будет? Доверяешь персоналу с первой минуты?