За Отчизну (Часть 2) - Сергей Царевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2. ГАНАКСКИЕ ВОЛКИ
На перекрестке двух дорог, у самого края глубокого, поросшего густым кустарником оврага, отдыхали двое нищих. Один из них, низенький, коренастый, заросший черной бородой, был занят вытаскиванием засевшей колючки из черной от загара и грязи ступни. Его товарищ, сидевший под тенью куста, был горбат, а лицо его представляло сплошную гнойную язву, покрытую серыми струпьями и багровыми нарывами. Руки горбуна тоже были сплошь покрыты нарывами. Дорожные котомки и длинные посохи валялись рядом. Горбун нетерпеливо взглянул на товарища: - Ну, скоро ты там кончишь возиться? Тот что-то неясно пробормотал в ответ, стараясь захватить грязными длинными ногтями кончик чуть виднеющейся колючки. Но вот, сморщившись от боли, он сильно дернул рукой и удовлетворенно крикнул: - Ага! Вот она, проклятая!-При этом он торжествующе протянул вынутую колючку к самому носу товарища: - Смотри, целое бревно! Нищий говорил очень неясно, его речь скорее напоминала нечто среднее между мычанием и лаем, и только привычное ухо было способно понять его. - Добро, Ярда, раз вытащил, будем собираться. Пора, солнце поднимается. Но Ярда не обратил внимания на замечание горбуна и, быстро встав на ноги, пристально поглядел на одну из дорог. - Смотри, Волк, к нам кто-то приближается. - Погляди получше, что за человек, - ответил горбун. Ярда вышел из-за куста и выглянул на дорогу. - Черт его знает, как будто поп... одет в рясу... - Поп? А конь как, хороший? - Конь? Словно ничего. Пусть подъедет поближе. Вскоре к ним приблизился ехавший шагом всадник. Горбун, окинув взглядом проезжего, с удивлением пробормотал: - Что за притча! Это же жак в студенческой одежде! Какой нечестивый дух принес его сюда из Праги?.. Ну конечно, это студент... - Пан ученый, пожертвуйте что-нибудь калекам во имя Христово... Всадник придержал лошадь и, несколько изумленный неожиданным появлением нищего и громким, но непонятным бормотанием, вопросительно на него поглядел. - Что тебе нужно, добрый человек? - спросил он. Тогда горбун, согнувшись, вышел из-за куста и пояснил непонятную речь Ярды: - Мы просим милостыню, добрый пан ученый! Он говорит так неясно, потому что у него нет языка. Ярда подошел к всаднику и, положив руку на луку седла, широко открыл рот. Всадник увидел там красный обрубок языка. - Где ж это тебя так? - с участием спросил всадник. - Я вижу, пан - ученый чех и притом из Праги? - поинтересовался горбун. - Да, друг мой, я чех и живу в Праге. Я бакалавр. - Вижу, вижу, что ученый. Что же касается языка моего друга, так пусть пан бакалавр не удивляется: иногда одно правдивое слово укорачивает язык наполовину. - И, видя вопрос во взгляде проезжего, горбун продолжал: Гости пана Дитриха фон Зейделя развлекались охотой на его поле и вытоптали хлеб. Простак сказал в глаза барону, что немцы-де, как саранча, разоряют мораван. Вот добрый пап барон и приказал урезать ему язык и прогнал из деревни под страхом виселицы, если он осмелится вернуться. Всадник в это время порылся в сумочке и достал медную монету, но, услышав объяснения горбуна, положил обратно в сумку и вместо нее достал серебряный грош: - Возьми, добрый человек, от всего сердца даю тебе... Ярда смущенно подбрасывал грош на своей коричневой ладони, потом осклабился во весь рот и снова быстро что-то залепетал. - Что он говорит? - спросил проезжий горбуна. - Он просит назвать ваше имя, чтобы поминать в молитве. - Не собирался я покупать на грош молитвы твоего друга. Я дал ему что мог, как чех моравану, попавшему в беду, тем более что и мне самому смертельную обиду нанесли немцы и попы... Бакалавра поразил внезапно вспыхнувший огонь в темных глазах горбуна, который совсем молодым, звонким голосом прервал его: - Что? Тебя тоже немцы обидели? - Мой отец сожжен как еретик, хотя он был вовсе не повинен ни в чем,-тихо и лаконично отвечал проезжий. - Но мне надо торопиться. Будьте здоровы, друзья! - И путник снова тронул лошадь. Но, отъехав несколько шагов, всадник остановил коня и крикнул нищим: - Это, конечно, не мое дело, но, выезжая из ближайшей деревни - вон там, под горой, - я перегнал небольшой отряд мадьярских наемников. Едут они, по-видимому, тоже по этой дороге сюда... Нищие, ничего не отвечая, переглянулись между собой. Но едва всадник отъехал, как горбун крикнул ему вслед: - Постойте, пан бакалавр, скажите же, как ваше имя! Бакалавр обернулся в седле и ответил: - Крещен Штепаном, а по прозвищу Скала. - Счастливой дороги, пан Штепан!-отозвался горбун и, поглядев вслед удаляющемуся всаднику, добавил, обернувшись к Ярде: - А грош мы ему вернем. Ну, идем. Оба нищих поднялись, надели котомки, подобрали посохи и проворно скрылись в овраге. Больше недели продолжалось путешествие Штепана. Пока он не побывал в Моравии, эта задача казалась ему не слишком трудной, но теперь, двигаясь по долине реки Ганы, Штепан думал, что найти Волка дело не такое простое. Ему не раз приходилось слышать о неуловимой шайке ганакских волков, наводящей ужас на панов, немецких колонистов, монастыри и всех тех, кто своей жестокостью и жадностью возбудил недовольство жителей в здешних деревнях. Шайка появлялась неожиданно в разных местах Моравии, молниеносно громила монастыри, замки, маленькие городки и так же мгновенно исчезала, не оставляя после себя никаких следов. "Ганакскими волками" она называлась потому, что впервые она появилась на реке Гане и разбойники вместо масок надевали на лица волчьи морды. Никто не мог назвать даже приблизительно численность шайки и имя ее главаря. Штепану, как и Милану, казалось вполне возможным, что исчезнувший Карел примкнул к ганакским волкам, тем более что шайка пользовалась поддержкой крестьян. Не было случая, чтобы разбойники тронули крестьянина, если он только не был предателем. В полдень Штепан остановился в маленьком городке на берегу Ганы - Коетине. За незатейливым обедом он заговорил с хозяином постоялого двора невысоким, еще не старым ганаком, худощавым и подвижным и, видимо, любящим поговорить и побалагурить с проезжающими. Воспользовавшись минутой, когда хозяин принес ему в конце обеда кружку пива, Штепан спросил его, далеко ли еще до деревни Листовы. Сидевший неподалеку старый крестьянин в кожаных красных штанах с кисточками по бокам и в зеленом коротком полукафтане, подпоясанном широким, с серебряными украшениями кожаным поясом, вмешался в разговор: - Листова? Есть такая деревня на Гане. День езды отсюда. - Вы, отец, сами не из тех мест? - Наша деревня, можно сказать, по соседству с Листовой. Штепан подсел к старику. Старый ганак Далибор поинтересовался, в свою очередь: - Если пан не обидится, могу я спросить, по каким делам вы едете в наши края? - Мои друзья в Праге поручили мне найти их родичей. - А можно узнать, кого? Я там многих знаю. - Может быть, вы знаете меховщика Болеслава, что в лесах аббатства живет? - Меховщика Болеслава, что был раньше лесником? Как не знать! Последний раз я его, правда, уже давненько встречал, потому он теперь снова стал лесником и опять очень далеко в лесу живет. Только на рынке да в церкви в праздник его и увидишь. Но что за родичи у него в Праге? Штепан был в затруднении. Старик же продолжал: - Как я знаю, у него в живых-то остались, кроме своей семьи, только крестница его, ее мать да дядя: Божена, Власта да Милан. Но где они сейчас, никто не знает. Почтенная наружность Далибора внушила Штепану доверие, и он после некоторого колебания осторожно проговорил: - Да, отец, Милан и Божена и просили меня найти лесника Болеслава. Далибор лукаво прищурил один глаз и усмехнулся: - Вот так-то лучше. Значит, Милан и Божена живы и благополучны? А как Власта? - Мир ее душе. По дороге умерла от болезни и горя, - Да, да, горе тяжкое, что и говорить. Ведь я их всех хорошо знал: и покойного Матея и всю его родню. Штепан придвинулся поближе и слегка понизил голос: - Скажите, отец, не слыхали ли вы чего о сыне покойного, Карле? Далибор предусмотрительно огляделся по сторонам и, убедившись, что поблизости нет лишних ушей, тихо прошептал: - О Карле было известно, что пошел он за Мораву в горы. Доподлинно же никто ничего не знает. Толкуют, что Карел и еще кое-кто из наших хлапов мстят немцам и попам и собрались в ватагу ганакских волков. Но правда ли это или, быть может, одни бабьи сказки, никто вам не скажет. - Вы, отец, не откажетесь быть мне попутчиком до Листовы, а потом не покажете ли дорогу к леснику Болеславу? - Зачем отказываться! Вместе и дорога веселее будет. Выезжаю я сегодня в ночь. Мне за Листовой надо сворачивать влево с того самого места, где дорога раздваивается: на Желивку-к нам и направо-к францисканскому монастырю. - А что, волки и сейчас орудуют? Старик засмеялся: - Дня два назад обоз немецких купцов обобрали до нитки. Правда, убить никого не убили, потому что те сразу же оружие отдали и не оборонялись. - Но, я думаю, их преследуют. - Преследуют-то преследуют, да все без толку. Вот уже столько лет ловят, голову атамана Волка оценили в пять коп, и то не помогло. И не поможет, оттого что...- тут старик совсем понизил голос и прошептал: - все мужики им помогают - прячут, кормят, предупреждают об опасности. Вот какие дела! - закончил Далибор и вновь принялся за сыр с хлебом. Закончив обед, убрали и напоили лошадей и улеглись отдыхать. Перед закатом старик разбудил безмятежно спавшего Штепана, и, подкрепившись на дорогу, они выехали из городка. Дорога шла вдоль берега Ганы. Ночь была теплая, отдохнувшие лошади шли бодрым шагом. а путники коротали однообразную дорогу в дружеской беседе. Далибор с чисто крестьянским любопытством расспрашивал Штепана о Праге, о покойном короле, о ценах на рынке, об университете, о пражских магистрах, о Яне Гусе, о братских собраниях на горах, слух о которых докатился и до глухих деревень Моравии. Штепан сам не заметил, что его рассказ о Яне Гусе и о борьбе народа за освобождение превратился в страстную, красноречивую проповедь. Старик слушал внимательно и, когда Штепан закончил, только односложно ответил: - Будет еще буря и на нашей земле, по все равно, рано или поздно, немцев и попов мы прогоним. Нам, мораванам, и вам, чехам, нужно только держаться вместе. Но до той поры будут литься наши слезы и кровь, и много, ох, как много! А паны... они пойдут с нами, мужиками, только до первого перекрестка. Как поповские земли захватят, так и нас снова согнут в бараний рог. Помянете меня, старика, пан бакалавр!.. Начинался рассвет. Вдоль реки пронесся прохладный ветер; серебряная поверхность Ганы покрылась рябью и зацвела багряными полосами от падавших на нее первых лучей восходящего из-за горных хребтов солнца. Среди деревьев и кустарников вдоль берега реки зачирикали птицы, стремглав пронеслось через дорогу от берега стадо ланей и скрылось между кустарниками, покрывающими соседние холмы. Дорога повернула налево, и глазам путников открылся вид на небольшую деревеньку. - Это и есть Листова, - пояснил крестьянин. В деревне уже началась жизнь. Из труб поднимались к небу сизовато-серые спирали дыма. Пастух в короткой куртке и штанах до колен гнал стадо коров. Далибор и Штепан въехали на небольшую площадь посреди деревни. На ней возвышалась маленькая церковь, а неподалеку от нее красовался мощный, раскидистый дуб. Штепан остановил коня и стал осматриваться. Вон там - пригорочек, где стояли барон с аббатом, а здесь стоял Карел с луком в руках, а на этом дубе... Штепан быстро соскочил с коня, подошел к дубу и, став на колени, поцеловал землю. Далибор понял все и неожиданно для Штепана тоже стал на колени, поцеловал землю около дуба. И, когда через несколько минут они прощались на перекрестке дорог, старик с глубокой серьезностью и сердечностью сказал Штепану: - Штепан, передай твоим друзьям, что и здесь, в Моравии, народ готов бороться за отчизну. Я стар, но мои трое сыновей как один пойдут, когда их позовут. Тебя же я всегда рад буду видеть у себя в Желивке. Крепко пожали они друг другу руки, и каждый поехал в свою сторону. Сначала ехать пришлось мимо стен францисканского монастыря, скорее напоминающего крепость, чем святую обитель, потом дорога свернула в гущу леса и постепенно превратилась в небольшую тропу. Деревья, встречаясь над ней своими ветвями, образовывали нечто вроде арки, и вся тропа напоминала полутемный длинный коридор. В лесу было тихо, сыро и прохладно. После нескольких часов езды усталый Штепан заметил в стороне от дороги какое-то строение. Тотчас же с оглушительным лаем его окружили три больших свирепых пса. Штепан, не обращая внимания на собак, продолжал шагом приближаться к халупе, окруженной высоким тыном. Из ворот вышел высокий человек в кожаной куртке и таких же штанах, обутый в лапти. Остановившись, он пристально смотрел на Штепана. - Бог в помощь, друг! - крикнул, чтобы перекричать лай собак, Штепан. - И тебе тоже. Добро пожаловать, путник, - спокойно, низким приятным голосом отвечал человек. - Мне нужно видеть лесника Болеслава. - Я лесник Болеслав, - не спуская глаз со Штепана, отвечал хозяин. Заходи в дом. Подросток лет пятнадцати принял от Штепана коня, а хозяин вежливо, но не меняя сумрачного выражения лица, пригласил Штепана в халупу. Внутренность его просторной халупы почти не отличалась от обычных тогда крестьянских хат, если не считать множества звериных шкур по стенам и на лавках, а также оленьих и кабаньих голов по стенам. На стенах были развешаны рогатины, луки, арбалеты с колчанами, полными стрел, охотничьи ножи, указывавшие на главное занятие обитателей дома. Около горящего большого каменного очага возилась пожилая женщина, приветствовавшая гостя поклоном и в то же время бросившая на него взгляд, полный нескрываемого изумления. Хозяин усадил Штепана на скамью и сел напротив, спокойно ожидая, когда гость сам себя представит и скажет о цели своего посещения. Штепан успел разглядеть хозяина, и ему с первого взгляда понравилось его суровое, замкнутое лицо с нависшими густыми бровями над небольшими серыми глазами, твердая линия рта и прямой взгляд. Волосы, так же как усы и борода, были сильно подернуты сединой, что придавало некоторую величественность его мужественному лицу. - Я бакалавр Штепан Скала и прибыл к вам из Праги. Пан Ян Жижка из Троцнова поручил мне показать вам эту печать. - И Штепан вручил Болеславу восковую печать с изображением рака. Лесник бросил беглый взгляд на печать и спросил: - Это все, что пан Ян Жижка велел мне передать? - Нет, он еще сказал: "Рак Яна Жижки назад не пятится". Хозяин после короткого раздумья ответил: - Хорошо, желание пана Яна Жижки будет исполнено. Видя, что Болеслав повернулся, чтобы выйти из комнаты, Штепан остановил его: - Подождите, уважаемый Болеслав, у меня есть к вам еще одно поручение. Хозяин вернулся снова к Штепану. - Я привез поклон и приветствие от Милана и Божены Пташек. Только глаза выдали радостное удивление лесника. - Мария, иди послушай, гость привез нам добрые вести о Милане и Божене. И, снова обратив свое лицо к Штепану, Болеслав осведомился: -Но как Власта? - Власта окончила свои дни в дороге... Штепан рассказал леснику все приключения злополучной семьи и описал их пражскую жизнь вплоть до дня своего отъезда, не забыв рассказать и о тех людях, которые теперь окружали Милана и Божену. Закончил свой рассказ Штепан о себе самом. - Пан Штепан очень добр и любезен, что приехал к нам с такими добрыми новостями, но, вероятно, это не все. - Да, уважаемый Болеслав. Мне поручили Милан и Божена найти и, если возможно, увидеть Карла. - Штепан достал кольцо и вручил Болеславу:-Вот доказательство, что я говорю правду. - Пан бакалавр, верно, устал, а дорога нам предстоит дальняя и тяжелая. Пусть пан Штепан поужинает и ложится отдыхать, а завтра с раннего утра мы отправимся. На этом разговор Штепана с хозяином окончился. После ужина гостю приготовили мягкое ложе из волчьих шкур, и Штепан погрузился в глубокий сон усталого путника. На другое утро он и Болеслав выехали на восток. Ехали весь день, потом отдохнули в лесу и снова тронулись в путь, через лесные дебри, ручьи, небольшие горы, покрытые еловым лесом, всё на восток и на восток. Перед вечером переехали вброд довольно широкую реку. - Морава, - коротко объяснил Болеслав. - Теперь двинемся на Быстрицу. Штепан невольно сравнивал разговорчивого, живого Далибора, истого ганака по своей натуре, и сумрачного, немногословного Болеслава. За всю дорогу они перебросились только несколькими словами. Штепан удивлялся, насколько хорошо Болеслав знает лес, как безошибочно находит дорогу в такой дикой чаще Зрение, слух и наблюдательность Болеслава были поразительны. Перебравшись через Мораву и поднимаясь вверх по Быстрице, они углубились в покрытые лесами горы. И здесь Болеслав уверенно вел Штепана по чуть заметным тропинкам, через узкие глубокие ущелья, крутые каменистые перевалы, все дальше и дальше, в самые непроходимые нагромождения серых скал, уже лишенных леса и лишь кое-где поросших кустарником. К концу третьего дня пути они оказались у входа в узкое ущелье, по дну которого с шумным рокотом бежала горная речка. Лошади с трудом ступали по узенькой, в локоть шириной, горной тропке; из-под копыт сыпались в пропасть камни. Штепан старался не глядеть вниз и, опустив свободно поводья, отдался воле коня. Тропка, огибая каменную стену, шла все выше и выше. Ущелье становилось все уже и темнее; внизу во мраке угрожающе рокотала речка, вверху между высокими каменными стенами виднелась узкая голубая полоска неба. Тропа начала опускаться и привела на самое дно ущелья. Здесь стоял такой оглушающий гул от стремительно бегущей воды и мчащихся, сталкивающихся и ударяющихся о берега камней, что за ним не было слышно ни цоканья подкованных копыт о каменистую тропу, ни голоса Болеслава, что-то кричавшего Штепану. Болеслав остановил коня, огляделся по сторонам и спешился. Штепан последовал его примеру. Лесник пошел вдоль ущелья, ведя коня за собой на поводу, и через несколько десятков шагов круто свернул направо. Штепан следовал за Болеславом и оказался в длинной, узкой щели, отходящей в сторону от ущелья. Здесь была полная тишина. Только откуда-то глухо доносилось рокотание речки. Болеслав заложил два пальца в рот и пронзительно, с каким-то особенным переливом засвистел три раза подряд. Сверху донесся такой же свист. Затем Штепан услышал шум осыпающихся камней и чей-то прыжок. Перед ними появился человек в одежде горца, обутый в сыромятные постолы, привязанные к ноге узенькими, перекрещивающимися вокруг икры ремешками. Человек держал в руке лук, у пояса висел короткий меч. Болеслав быстро подошел к нему и что-то сказал скороговоркой. Тот повернулся и, взмахом руки пригласив следовать обоих спутников за собой, пошел вперед. Скоро они оказались в большой котловине и увидели военный лагерь. Здесь горели костры, вокруг которых сидело на земле несколько десятков загорелых, обросших бородами и одетых в самые разнообразные одежды мужчин. Вокруг были устроены землянки и шалаши, сделанные из ветвей кустарника. При появлении Болеслава со Штепаном лежавшие на земле люди повскакали с мест и окружили прибывших, с удивлением оглядывая их. Болеслав уверенно и спокойно, точно он попал к себе домой, повелительным жестом подозвал к себе ближайшего и со своей обычной краткостью приказал: - Возьми лошадей, напои и задай корму. А сам медленно двинулся к чернеющему в скале отверстию, по-видимому входу в пещеру. Здоровенный парень, одетый в лохмотья, бронзовый от загара, только осклабился и, взяв поводья обеих лошадей, повел их куда-то в сторону. Штепан остался один, окруженный толпой воинственных людей. "Вот они какие, ганакские волки!" - пришло ему в голову, когда донесся голос Болеслава: