Золотой лук. Книга вторая. Всё бывает - Олди Генри Лайон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее не было. Или была, а я не заметил? Мне не угрожала смерть? Как и тогда, когда Химера прилетала во второй раз? А может, Хрисаор больше не придет ко мне, что бы ни случилось?!
Мысли путались. Что это под копытами? Олень? Точно, олень. Совсем еще молодой. Мертвый. На шее – две глубокие черные отметины. Следы зубов. Между отметинами – полторы ладони, не меньше. Мертвая плоть вокруг укуса вздулась, шкура лопнула. Смрадный гной стекает в болотную грязь.
Добыча Гидры. Почему она не съела оленя? Была сыта? Оставила на потом? Решила поделиться со мной?!
Чувствуя, как безумие обступает меня со всех сторон, тянет на дно, собираясь утопить, я развернул коня. Погнал прочь, не разбирая дороги. Нам везло: мы не завязли, не утонули в трясине, не переломали ноги в колдобинах и буераках. Вскоре копыта уже стучали по влажной, но твердой – твердой! – земле.
Прочь! Скорее прочь отсюда!
Безумие следовало за мной по пятам, зная, что жертве не убежать.
3
«Во дворце ванакта не чтут Геру…»
– Почему ты вырвался? Почему кричал?
Гидра уползла. Служанки сбежали. Болота Лерны превратились в гостевые покои аргосского дворца. Дрожа всем телом, задыхаясь от ужаса, я разметался на ложе, которое еще недавно было ложем утех. Передо мной, завернувшись в гиматий, стояла Сфенебея, жена ванакта.
Я не помнил, когда она присоединилась к девушкам. Должно быть, незадолго до того, как мне померещилась Гидра.
– Я слишком стара для тебя?
Сфенебея присела на край ложа, коснулась моего плеча рукой. Меня бил озноб: от страха, от стыда, сам не знаю, от чего еще. Вожделение быстро покидало неудачливого любовника, сменяясь тряпичной вялостью членов. Так бывает, когда снится кошмар: ты хочешь убежать от преследователя, но тело не слушается, повисает стираным бельем на веревке. Мне не хватало ни возраста, ни опыта, ни житейской смекалки, чтобы понять, что происходит, чего же от меня хотят. Мужской силы? Страсти?! Удовлетворения старческой похоти?! Сфенебея годилась мне в матери, но старухой она не была. И потом, любая женщина на ее месте обиделась бы, когда я отказался возлечь с ней. Каллироя точно обиделась бы. И Филомела. Первая утопила бы наглеца в воде, вторая – в насмешках и оскорблениях.
Почему эта не обижается? Потому что она старше, опытней?
– Ты первый, – внезапно сказал она.
– У тебя? – брякнул я.
И смутился, сообразив, какую глупость произнес.
– У меня, – смеясь, она взъерошила мне волосы. – Первый, кто отказался. Кто вообще заметил подмену. Мои служанки – редкие искусницы. Мужчину они способны довести до безумия. А когда мужчина лишается ума, когда в крови его горит пожар… В такие мгновения ему все равно, кто рядом с ним на ложе. Одной женщиной меньше, одной больше. Подложи овцу, он и ее покроет.
Ее рука не покидала моих волос. Легкие поглаживания, прядь накручивается на палец, острый ноготь царапает кожу. В прикосновении Сфенебеи было больше от матери, чем от возлюбленной. С годами я пойму, что это мне нравилось, пойму также, что действовала она осознанно, умудренная опытом общения с десятками таких юношей, как я. Но сейчас я просто молчал и боялся попросить ее убрать руку.
– Ты не похож на человека, чья воля способна справиться с похотью. Это приходит с возрастом. Будь твоя воля так сильна и властна, ты бы не отказал жене ванакта, зная, что от воли правителя в свою очередь зависит твое очищение. Стоит жене нашептать мужу пару слов, и ты уйдешь из Аргоса ни с чем. Это, конечно, если тебя не убьют. Но ты справился и отказал. Как? Почему?
– Мне вспомнилась Гидра, госпожа.
– Гидра? Какая еще Гидра?!
– Лернейская, госпожа.
Кажется, она ждала любого ответа, кроме этого.
– Россказни про болотное чудовище помешали тебе возлечь со мной? И ты рассчитываешь, что я поверю этому?
– Не россказни, госпожа. Я видел Гидру. Встречался с ней.
– И остался жив?!
– Да.
– Каким образом?
– Не знаю. Она даже не тронула моего коня. Когда мы уезжали, там лежал убитый олень. Полагаю, она угостила меня олениной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– И ты ел?
– Нет. По оленю расползался яд, я не рискнул.
Ее пальцы резко сжались. Еще чуть-чуть, и она вырвала бы у меня прядь волос. Это было больно, но я промолчал. Не вздрогнул, ничем не выдал, что поведение Сфенебеи пугает меня. Пугает после Гидры? Она бы точно не поверила.
– Ты меня боишься? – после долгого молчания спросила она.
В голосе Сфенебеи я слышал насмешку. Я ждал, что услышу еще и обиду, но этого не случилось.
– Я похожа на Гидру?
– Не ты, госпожа. Твои служанки. Они напомнили мне Гидру. Даже будь я мертвецки пьян, это воспоминание отрезвило бы меня. Да что там! Оно бы подняло меня не только с ложа, но и из могилы.
– Почему я тебе верю?
– Потому что я говорю правду.
В покоях было темно. Единственный светильник, чей фитиль трещал от огня, грозил погаснуть в любой миг. Густо набеленное лицо Сфенебеи луной висело надо мной. Я вспомнил рассказ о том, что Селена, богиня луны, каждую ночь заглядывает в Латмийскую пещеру и любуется прекрасным охотником Эндимионом, сгорая от неразделенной любви. Бессмертный юноша спит вечным сном – такое условие поставил ему Зевс, угостив нектаром. Наставник Поликрат, впрочем, утверждал, что Селена родила от спящего полсотни сыновей, на что наставник Агафокл только хмыкал и удалялся, чтобы не сказать лишнего при детях.
Селена и Эндимион. Беллерофонт и Сфенебея.
Наши истории схожи.
– Ты смущен, – она убрала руку с моей головы. Понюхала ладонь, наслаждаясь запахом моего пота, словно ароматическими притираниями. Улыбнулась, бестрепетно встретив мой взгляд: – Тебя смущает мое присутствие? Мои расспросы? Хочешь, я угощу тебя олениной? В ней не будет яда, клянусь.
– Это твой дворец, госпожа. Я всего лишь гость. Поступай как знаешь.
– Тебя смущает мое поведение?
– Да.
– Твой отец знал женщин, помимо твоей матери?
– Да.
Я вспомнил женщин под покрывалами, которых приводили к отцу. «Моления о благоденствии стад услышаны! Прочие моления не услышаны…»
– Среди них были такие, кто младше твоего отца? Сильно младше?
– Да.
– Они приходили по любви? Или за плату?
– По-разному.
– Приглашал ли он танцовщиц? Флейтисток? Только не говори мне, что не знаешь, что делают флейтистки, когда не дуют в свою флейту!
– Приглашал. В доме были гости, их следовало уважить, развлечь…
– Брал ли твой отец женщин силой?
– Не думаю.
– На войне? На войне мужчины насилуют пленниц.
– Про отца не знаю. Наставник Поликрат рассказывал… Он брал. Говорил, на войне все так делают.
– Тогда почему же ты отказываешь мне в тех вещах, в которых не отказывал себе ни твой отец, ни наставник Поликрат? Только потому, что у меня под животом не меч, а ножны?!
– Кто я такой, чтобы отказывать тебе, госпожа?
Разговор меня тяготил. Сбежать? Нет, это прямое оскорбление.
– И все же ты мне отказал. Случись все иначе, мы бы сейчас не разговаривали о превратностях войны, а занимались радостями жизни. Повторю вопрос: тебя смущает мое поведение? По отношению к тебе? Отвечай, от твоей искренности зависит твоя судьба в Аргосе.
– Я первый, кто отказался. Это значит, что я не первый, кто…
– Заинтересовал меня.
– Да.
– Не первый в этой спальне. Продолжай.
«Будь осторожен, – шепнула память. – Во дворце ванакта не чтут Геру.»
Я закрыл глаза. Я видел не Сфенебею, холодную луну в темном небе. Я видел свой въезд в Аргос. Великие боги! Каким же глупцом ты был, несчастный Беллерофонт! Да еще и глухим на оба уха.
* * *…толпа сопровождала меня через весь город.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})В Аргосе я раньше не был, никто меня здесь не знал. Но я сглупил: въехал в город верхом на Агрии. Слухи быстрее любой лошади. Если кто и обгонит крылатого Пегаса, так это они. Молва об убийце из Эфиры, что разит без промаха и ездит верхом, опередила моего коня. В городе я спешился: увы, поздно. Я уже привлек к себе внимание, собрал толпу. Ближе, чем на пару шагов, никто не подходил – аргивяне опасались скверны. Но люди неотступно следовали за мной: роптали, переговаривались, насмешничали. Делились мнением насчет гостя, гудели растревоженным осиным гнездом.
