Фарфоровая жизнь - Алла Полянская

– Петрович, ты маньяк.

– Все мы маньяки, так или иначе. – Патологоанатом взял стаканчик и отхлебнул кофе. – Теперь что касается ран. Удар был нанесен широким длинным лезвием типа мачете и, как ты предположил, совпадает с раной на груди мужчины. Этот удар мгновенно убил ее, пройдя через сердце и повредив аорту, она ничего не поняла даже, и все остальные повреждения посмертные.

– Убийца кромсал ее труп?

– Да, причем, как видишь, лицо не пострадало, а так порезвился, конечно. – Петрович поставил кофе на столик и навел лампу на тело. – Смотри, что я обнаружил.

За ушами трупа были видны тонкие белые линии.

– Это шрамы от пластической операции. Потому она выглядела моложе, но обычно в этом возрасте пластику делают не для устранения косметических дефектов, а чтобы изменить внешность. Совпадения по отпечаткам в базе не нашлось?

– Нет.

– Тогда у нас труп неизвестной, и пока не выяснишь личность гражданки, вряд ли поймешь, что случилось. Я сделаю фото, попробуй поискать в соцсетях, люди туда выкладывают всю свою жизнь, несчастные идиоты. Тетка с такими ногтями должна быть в соцсетях.

– При чем тут ногти?

– Это мое личное наблюдение: дамы с интеллектом выше среднего не делают таких ногтей, дамы совсем безмозглые, как правило, не имеют достаточно средств на подобные извращения, а вот так называемый средний слой интеллектуально невзыскательных теток, пожирательниц романов в мягких обложках и любительниц капучино – эти заводят ногти, профили в соцсетях, где демонстрируют путешествия в жаркие страны, вытягивая губы «уточкой», и кошечек там разных у себя на стене держат. Так что ее там можно будет обнаружить, я думаю.

– Возможно, ты прав. А содержимое сумки?

– Блокнота нет, мобильный телефон не обнаружен, в косметичке тушь, два карандаша, три тюбика помады одной и той же французской марки, пудреница, презерватив и флакончик духов. – Петрович кивнул в сторону столика, на котором аккуратно разложил нехитрые пожитки убитой. – Все это отдам экспертам, пусть проведут анализ на предмет посторонних веществ. Одежду я уже отдал, она производства Великобритании, известная марка для среднего класса, сумка выбивается из этой ценовой категории, но это как раз объяснимо, женщины с ума сходят вокруг сумок. На момент смерти эта дама пребывала в хорошей физической форме, а токсикологии пока нет, будет завтра. Возможно, когда убийца вошел, эти двое были без сознания, оттого на трупах нет оборонительных ран. Дэн, ну нет пока целостной картины – без всех анализов.

– А что по мужчине?

– Сейчас начну. Останешься?

– Нет, уволь. – Реутов не любил присутствовать при аутопсии. – Позвонишь, если нароешь что-то интересное.

– А то оставайся, мы его уже отмыли. По крайней мере, поверхностные раны осмотришь.

Реутов кивнул – конечно, Петрович прав, нужно осмотреть раны.

– Видишь рану на его груди? – Патологоанатом направил свет лампы на грудь трупа. – Она в точности совпадает с раной, нанесенной женщине, – причем лезвие, пройдя через тело женщины и убив ее, этого гражданина только ранило, но тем не менее лишило его возможности обороняться. Это если потерпевшие были в сознании, я тебе уже говорил. Но вполне возможно, что они были слишком заняты и убийцу попросту не заметили, а потом был шок, но я с точностью могу сказать: этот удар убил ее, а его точно не убил. Погоди-ка… Вот, видишь эти раны на его лице? Они были нанесены другим лезвием, не тем, что нанесена первичная рана. А женщине раны нанесены одним и тем же лезвием.

– Был кто-то еще?

– Может, просто второй нож. – Петрович повернул голову убитого в сторону. – Кровь с его лица мы отдали на анализ – я предполагаю, что часть этой крови принадлежит убитой женщине. Но раны на его лице тоже сильно кровоточили, причем все ранения были нанесены при жизни.

Глубокая резаная рана пересекала слева направо лицо убитого, еще одна виднелась на лбу, в нижней части лица тоже были раны – не такие глубокие, но нанесенные с невероятной жестокостью.

– Убийца был правша, – Реутов надел перчатки и повернул голову трупа. – Вот так он стоял, сбросил труп женщины на пол и принялся кромсать лицо парня. Мне только любопытно, почему он не сопротивлялся?

– Возможно, анализ его крови подскажет это, – Петрович взял скальпель. – Все эти раны были болезненными, сильно кровоточили, но не были смертельными, а я хочу знать, что убило парня. Ты останешься?

– Нет. – Реутов снял перчатки и бросил их в лоток. – Скажешь мне, я на телефоне.

– Ну, как знаешь. – Петрович примерился и сделал надрез. – Ладно, как только выясню причину смерти, позвоню тебе.

– И поторопи экспертов с токсикологией и волокнами.

– Все делается своим чередом, Дэн, а у тебя вечно горячка.

Реутов махнул рукой и вышел в коридор.

Морг не пугал его, но Реутов не понимал, как можно всю жизнь работать здесь.

– Каждому свое, что ж.

Уже стемнело, и Реутов пошел к машине, думая о том, что надо бы вернуться на работу и еще посидеть над делом. Но Виктор, его друг и напарник, а теперь и заместитель, забрав с собой стажеров, взял на себя поиск информации об убитом и его семье. Реутов решил поехать домой.

Зазвонил сотовый, и на экране высветился номер Петровича.

– Дэн, ты не уехал еще?

– Нет, стою на крыльце.

– Вернись, пожалуйста. – Голос Петровича звучал слегка озадаченно. – Я тут нашел кое-что.

Заинтересованный, Реутов вернулся в морг и быстро пошел по коридору. Что могло удивить видавшего виды патологоанатома, Реутов представить не мог, но тот явно обнаружил что-то неординарное.

Завернув за угол, Реутов увидел освещенные стекла в двери помещения, где производилось вскрытие, и подумал, что попасть домой ему сегодня, наверное, не светит.

Реутов вошел в дверь, но Петровича не обнаружил. Труп по-прежнему лежал на металлическом столе, грудная клетка его уже была вскрыта.

– Петрович, ты где?

Что-то мелькнуло за спиной Реутова, он почувствовал движение воздуха, и в шею словно пчела ужалила, а мир вдруг погас, исчез, сомкнулся над головой, как болотная вода. Падая, Реутов успел увидеть Петровича, лежащего на полу, а зеленая рабочая пижама патологоанатома была на груди абсолютно черной от крови.

– Мы не знаем, что за вещество ему вкололи. – Врач смотрел на Соню виновато, а ее сердце сжималось от тревоги и беспокойства. – Но мы делаем все возможное.

Клиника суперсовременная, и конечно же, Соня знает: врачи делают все возможное и невозможное, чтобы вернуть Дениса, но пока он лежит как мертвый, и только линии на мониторах указывают, что он еще жив.

– Он самостоятельно дышит, а это немало. Второму так не повезло. – Врач вздохнул. – Сейчас у него возьмут кровь, проведем анализ и выясним, что ему вкололи.

Врач отошел от двери палаты, пропуская молодую докторшу. Видимо, это она должна взять у Дэна кровь на анализ, медсестре не доверили. Что ж, это правильно.

Кто-то тронул плечо Сони – это отец, но она никак не отреагировала на его присутствие.

Соня стояла у стеклянной стены, уткнувшись лбом в стекло, отделяющее палату Дэна от остального мира. Она уже знала, что Денис жив по чистой случайности, просто один из экспертов-токсикологов зашел в морг, чтобы забрать сумочку убитой женщины, которую отчего-то не передали в их отдел на месте преступления. Он немедленно оценил обстановку и тут же поставил Денису капельницу, очищающую кровь и стимулирующую сердечную деятельность, соорудив ее из того, что нашел на полках. А вот второй человек, находящийся в морге, пожилой патологоанатом, – был убит, застрелен, и труп, который он вскрывал, пропал из морга.

– Соня…

Соня знала, что отец прилетел в больницу, как только стало известно о несчастье. Много раз он уговаривал Дэна бросить работу, предлагал завидную должность в своей компании, но безуспешно. Как он сам родился бизнесменом, так и Денис Реутов родился, чтобы стать полицейским, и никем другим быть не мог и не хотел. Дмитрий Афанасьев уважал выбор зятя, при этом понимая, что работа его сопряжена с риском. И как в доме повешенного не говорят о веревке, так в их семье не говорили о возможных опасностях, подстерегающих Дениса на работе.

Но они были, эти опасности. И Афанасьев всегда знал, что этот день когда-нибудь наступит. Когда-нибудь Соне позвонят и сообщат… Афанасьев боялся даже думать, что будет с дочерью, когда это случится.

Приехав в больницу, он обнаружил, что около Сони собралась приличная толпа.

По коридору нервно расхаживала высокая фигуристая блондинка в кожаных штанах и мотоциклетной куртке. Афанасьев поморщился: Инна Шатохина, юрист и любительница быстрой езды, отъявленная кошатница и бессменная подруга Дениса с давних лет. Причем отношения, которые их связывали, были далеко не всегда платоническими, и Афанасьев подозревал, что такими они и остались, но когда он напрямую спросил дочь, что она обо всем этом думает, Соня пожала плечами и коротко ответила: ничего, меня это просто не волнует, она все равно никуда не денется, да и незачем, Инка хорошая. Супруга Инны такое положение дел тоже, очевидно, не тревожило, и Афанасьев дал себе слово не вмешиваться, но все-таки Инна Шатохина вызывала в нем неприязнь, о которой она отлично знала. И эта их игра в гляделки продолжалась с первой встречи, он испытывал неприязнь, которую пытался скрыть, она ухмылялась, давая понять, что выходит у него плохо. Оставалось только скрестить шпаги, чего Афанасьеву категорически не хотелось, потому что это поссорило бы его с Денисом, а ссориться с зятем – означало оттолкнуть Соню, и он не знал, как быть с этой ситуацией, а ведь что-то нужно было делать, но что? А теперь Шатохина металась у палаты Дэна, как пантера в клетке, и Афанасьев, разглядывая ее, вдруг понял, что на самом деле связывают их с Дэном отношения, природы которых он никогда не поймет, и тут Соня абсолютно права – вмешиваться в это не стоит.