О сладких грёзах и горьких зельях (СИ) - Чернышова Алиса

— Пусти, я тяжёлый, — пробормотал он невнятно.

— Обсудим это в спальне, — отбрила я автоматически.

Он сдавленно фыркнул в ответ.

— Обещаешь?

Ну, если понимает пошлые шуточки — значит, ещё не помер.

— Гарантирую. Духа-слугу позвать сможешь?

— Духа-слугу? — он растерялся. — Но у меня нет…

Я нахмурилась.

В принципе, это даже логично. Начни он тут направо и налево бросаться словами на древнем языке, то рано или поздно точно задался бы вопросом, с чего это обожаемые супруга и доченька визжат и плавятся в ответ на некоторые чары. Да и был бы риск, что он призовёт настоящего беса-помощника. А то и не беса: поговаривали, что несколько жизней Саннару даровал сам Зверь. Не знаю уж, за какие заслуги, но факт остаётся фактом.

— Ничего, — пробормотала я. — Весело пойдём. Никого звать не надо! Запевай считалочку. Десять придурков в ведьмин влезли дом. Один из них перецепился за углом. Острый топор и нету головы — но, там и не было мозгов, увы. Девять придурков…

В общем, худо-бедно мы под эти жизнеутверждающие мотивы дошли до одного придурка. И до супружеского ложа, на которое я, поднатужившись, свалила своё сомнительное семейное счастье.

— Ты ужасно поёшь, — сказал он с какой-то беззащитной улыбкой. — И песня просто кошмарная. И рифмы нет!

— Всему тебя учи, — скривилась я. — Ты должен был сказать, что я пою, как соловей!

— Извини, милая, но это очень простуженный соловей. Ну, и немного больной на голову.

Я не выдержала и расхохоталась. Он рассмеялся тоже. Я чувствовала, как силы возвращаются к нему, и тихо радовалась этому.

Хотя в целом, конечно, та ещё ситуация. Веселимся, как дети малые, будто и не было между нами… да чего только не было.

Хотя… кое-чего так и не случилось, верно? И здесь это можно исправить. Он этого не вспомнит, и маленькая шалость никак не отразится на нашей работе. Здесь над нами не довлеют тени прошлого, нас не разделяют интриги, годы войны, смерти, страхи и маски. Это как сон, не так ли? А во сне можно себе позволить всё. Идеальное преступление, о котором никто никогда не узнает… В конечном итоге, имею же я право на своё неслучившееся?

Я осторожно легла рядом с ним, переплетя наши пальцы, и проверила свои внутренние резервы. После ментальной битвы с ролью и конфликта со служанками меня не хватит сейчас на решающий удар. В предрассветный час, когда Тьма сильнее всего — вот когда я сделаю это. А пока…

Наши с ним мысли шли в одинаковом направлении, безо всяких сомнений. Он потянулся ко мне, и я не стала на сей раз его отталкивать.

5

— Мама, проснись, — теребили меня маленькие ручки. — Мамочка, пожалуйста…

— Ещё рано, — сказала я сонно. — Малыш, ну что с тобой?

— Мама, мне страшно.

Я устало вздохнула и, чуть приоткрыв глаза, ласково провела рукой по волосам дочери, слегка пощекотав маленькие рожки. Её жёлтые глаза чуть светились в неверном утреннем полумраке и были полны страха, хвост беспокойно метался.

Я поморщилась: голова отчего-то была тяжёлой. С другой стороны, чему удивляться? Мы с Наром, как ни крути, почти не спали этой ночью. Даже ужинали в постели, обсуждая планы на будущее. Сложно поверить, что скоро гонения на изменённых закончатся. Мы сможем, наконец, покинуть поместье и рассказать правду о нас всему миру… и больше не будет никакой войны… впрочем, наше поместье всё равно защищено от неё, так ведь? Но внешний мир повидать хочется.

— Мама, ты должна встать, — Алеа продолжала меня теребить, плача. — Пожалуйста!

Я вздохнула и села в кровати, отметив, что муж, наверное, уже ушёл в лабораторию.

— Тебе приснился страшный сон, милая? — спросила я успокаивающе.

— Нет, — она отчаянно покачала головой. — Мама, меня пугает та, другая девочка.

Это ещё к чему?

Я потрясла головой. Чт0-то было не так.

— Какая другая девочка?

— Мама, с ней что-то не так. Она хочет меня съесть. И её отражение…

Отражение…

Я поймала сосбственно отражение в оконном стекле.

И вспомнила.

Шарахнулась от очередного наваждения. Оно стояло, глотая слёзы, и умоляюще таращилось на меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Магия Замка явно учла прошлые ошибки: этот ребёнок мог бы быть моим. Он ощущался, как мой. Но, разумеется, это был очередной обман, на этот раз слепленный специально под меня.

И ведь сама же позволила загнать себя в эту ловушку! Чем я думала, когда позволила себе втянуться в игру эмоционально, реализовать здесь (здесь!) своё несбывшееся? Проклятье! Ид-диотка! И ведь вообразила же себя взрослой умной женщиной, а пошла на поводу у глупых чувств, как какая-то сопливая первокурсница провинциального магического вуза, куда берут всех, кто умеет говорить и — в теории — думать?

Я сдавленно простонала.

— Мама? — Алеа… вот ведь гадство… наваждение умоляюще смотрело на меня. — Мамочка, надо спешить. Происходит что-то плохое.

— Да уж, — сказала я ей мрачно. — У меня новость: тебя не существует.

На удивление, она не стала отрицать (сразу видно, моё наваждение). Вместо этого она доверительно сказала:

— Наверное, да. Но я всё равно не хочу, чтобы меня съели.

Что же, предельно логичная позиция, ни отнять ни прибавить. Алеа… Я покачала головой. Как же глубоко в мои воспоминания проник Замок, если докопался и до этого?

Не буду говорить за всех юных влюблённых барышень на свете, но я в пору своего отрочества была редкостной мечтательницей. Почти лишённая человеческого общения (если не считать родителей и лесных духов за таковое), я незамедлительно придумала себе красивую любовь к прекрасному принцу. Кандидат на сию должность был избран и утверждён в первом же чтении: у лорда-губернатора провинции Улыбок, с землями которого соседствовала наша мельница, был лишь один сын. Писанным красавцем не назвать, но парень был отлично сложен, умён, воспитан и окружён ореолом тайны. Что ещё нужно для неокрепшего юного разума?

К чести своей скажу, что умом я прекрасно понимала всю безнадёжность своего увлечения. Тем не менее, эмоциональная и гормональная буря — штука страшная. Забираясь в темноте на крышу, глядя на звёзды, я в деталях воображала нашу счастливую жизнь. Что Саннар полюбит меня даже демоном (угу, конечно же), что у нас будет дочка по имени Алеа и сын Тьен (искренне надеюсь, что хотя бы он не бродит теперь по Замку), что мы укроемся за стенами его родового поместья от Чистильщиков… ну, вы сами всё понимаете, да.

Теперь немного даже стыдно вспоминать об этом. Неприятно думать, что я предпочитала трусливо прятаться, пока подобных мне убивают и мучают; странно вспоминать все эти романтические бредни. С другой стороны, я была молода, и это может послужить мне если не оправданияем, то хотя бы объяснением — приди мне в голову подыскивать оные.

Я снова покосилась на… Бездна… ладно, пусть будет лже-Алеа. Нападёт ли, если я попытаюсь встать? Осторожно соскользнула с кровати, ощущая ужасную, буквально пригибающую к земле слабость. Да-а, вот уж подождала с ритуалом до утра. Умница, Адри! На конкурсе идиоток тебе дали бы первое, почётное место. Судя по всем признакам, посмертно. И заслужено.

— Мамочка, тебе очень плохо?

— Мне хорошо, — сказала я сквозь зубы. — Твоими молитвами.

— Давай спрячемся, — тихо предложила лже-Алеа.

Ну-ну.

— Вот и прячься, — посоветовала ей. — У меня есть дело.

Да-да, в процессе которого я, скорее всего, сдохну, надорвавшись.

Вот тебе и расплата за опрометчивые желания, Адри. И ведь ты знала им цену, не так ли? Ты уже много раз имела удовольствие наблюдать, с каким грохотом рушатся иллюзорные замки.

На какое-то мгновение мне захотелось сбежать за ворота прямо сейчас. Ну, разозлится Императрица на неудачу, и что теперь? Вряд ли прикажет казнить — она не из тех, кто разбрасывается ресурсами без объективного повода. Сместить с должности, создать сложности может вполне, равно как и отправить в ссылку под благовидным предлогом. Но это ничто по сравнению с той смертью, что предстоит мне здесь. Только вот…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})