Сбиться с пути - Сандра Инна Браун

— С тобой все в порядке, Дженни? — Его брови, как ей показалось, удивленно поползли вверх. Он смотрел на нее, странно прищурившись. Подбородок его казался твердым как гранит.

— Конечно, — бодро ответила она, изобразив вымученную улыбку. — А что такое? Что со мной могло случиться?

Он пожал плечами:

— Хол уехал, не попрощавшись с тобой. Бросил тебя.

— Но он же вернется. И он был совершенно прав, поступив так решительно. Я не вынесла бы этой прощальной сцены. — Интересно, ее уверения звучат столь же фальшиво, как это представляется ей самой?

— Ты говорила с ним прошлой ночью?

— Да.

— И что? — спросил он.

На ее лице застыла фальшивая улыбка, а взгляд скользнул в сторону, не выдержав его столь пристального внимания.

— И он укрепил мою уверенность в нем. Он обязательно женится на мне, едва только вернется.

Это была не совсем ложь. Однако ее слова так мало походили на правду, и пристальный взгляд Кейджа дал ей понять, что он ей не поверил. Она быстро обошла его.

— Ты уже завтракал? Я приготовлю тебе что-нибудь. Яичницу-глазунью из двух яиц, обжаренную с обеих сторон?[4]

Он благодарно улыбнулся:

— Ты помнишь, как я люблю?

— Естественно. — Она придержала для него дверь, посторонившись и прислонясь к косяку, давая ему пройти. Когда его тело слегка коснулось ее, каждая клеточка в ней затрепетала. Груди напряглись. Бедра обдало жаром. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Дженни была потрясена. Она постаралась скрыть свое волнение, немедленно приступив к приготовлению завтрака для Кейджа. Руки ее дрожали так, что она едва могла их контролировать, и, поставив перед ним тарелку с завтраком, она быстро скрылась в своей комнате.

Теперь, когда ее спящее до сих пор тело было пробуждено к сексуальной активности, оно, казалось, вовсе не желало засыпать снова.

Господи, неужели ей теперь все равно? Неужели это проклятое тело не делает никаких различий? Неужели оно будет теперь так реагировать на любого мужчину?

Мысль об этом буквально потрясла ее. Она, тем не менее, разделась и, поджав ноги к груди, свернулась калачиком под одеялом. Она вновь представила себе события предыдущей ночи, и приятное, соблазнительное чувство накрыло ее.

Темная янтарная жидкость, наполнившая стакан Кейджа, была не в состоянии затмить его чувство вины, однако он столь пристально смотрел на него, будто это представлялось ему возможным.

Три пивные бутылки с вытянутыми горлышками расположились перед ним в ряд на столике. Они были пустыми. Он перешел на «Джек Дэниелс»[5] уже около часа тому назад, однако вина, буквально отравившая все его чувства, вовсе не собиралась улетучиваться, несмотря на практически летальное количество употребленного им алкоголя.

Он изнасиловал Дженни.

Не было смысла изобретать эвфемизмы, чтобы замаскировать его поступок. Он мог бы сказать, что занимался с ней любовью, что он открыл для нее прелести сексуальной жизни, что лишил ее невинности. Не важно, как ни успокаивай себя этими семантическими изысканиями, он все равно ее изнасиловал. Да, это не было грубым насилием, однако она вовсе не подозревала, что это был он, она не давала своего согласия. Это было насилие еще более низкого и подлого сорта.

Он сделал еще один глоток крепкого виски. Оно обожгло все внутри. Он хотел напиться до рвоты. Возможно, это сможет его очистить.

Да кого, черт возьми, он обманывает? Ничто не очистит его от этого. Он не чувствовал себя столь виноватым уже много лет. Он буквально купался в своей вине, в своем раскаянии. И что, будь все проклято, ему теперь с этим делать?

Сказать ей? Признаться?

«Ах да, между прочим, Дженни, по поводу той ночи, помнишь, той ночи, когда уезжал Хол и ты занималась с ним любовью? Ага, замечательно, так вот, это был не он. Это был я».

Кейдж грязно выругался и осушил одним глотком стакан. Он мог только представить себе ее лицо, ее милое, дорогое лицо, вдребезги рассыпавшееся перед его мысленным взором. Она ужаснется. Знание того, что она была с ним, ввергнет ее в шок, из которого она не выберется. Самый знаменитый охотник за юбками в западной части Техаса соблазнил невинную Дженни Флетчер.

Нет, он не мог ей в этом признаться.

Он совершал дурные поступки и раньше, но на этот раз превзошел все мыслимые и немыслимые законы. Кейджу нравилась его репутация возмутителя спокойствия, бабника и нарушителя общественной морали. Он строил свою жизнь соответственно, трудился, чтобы поддерживать ее, напоминать родителям, что с годами Кейдж Хендрен не утратил прежней склонности к вызывающему поведению. Он даже брал на себя ответственность за те вещи, которые на самом деле не совершал. Он со спокойной, ленивой усмешкой встречал подобные голословные заявления и позволял его приятелям судачить, соответствовали ли они истине.

Но это…

Сделав знак бармену повторить, Кейдж осмотрелся по сторонам. Все было чертовски знакомо. Табачный дым, окутавший тесное, душное, пропахшее пивом помещение бара. Красно-голубые неоновые огоньки рекламы разных сортов пива, развешанные по стенам, напоминали тускло светящихся, фосфоресцирующих духов, спрятанных под деревянной отделкой комнаты. Грустная гирлянда золотой мишуры, сохранившаяся с прошлого Рождества, свисала с люстры в форме колеса от телеги. Паук соткал себе паутину между никогда не знавшими мокрой тряпки спицами. Лишь голос Уэйлона Дженнингса[6], что-то бормотавшего о любви из стоявшего в углу музыкального автомата, казался чужим в этом месте.

Дешево, безвкусно, противно… Но это был его дом.

— Спасибо, Берт, — лаконично заметил Кейдж, когда бармен поставил перед ним еще один стакан виски.

— Тяжелый день?

Тяжелая неделя, подумал Кейдж. Он жил с ощущением совершенного им греха уже целую неделю, однако постоянно грызущее его чувство вины ни на минуту не покидало его. Его острые когти разрывали его душу на части. Душа? Да разве она есть у него?

Берт склонился над столиком и собрал пустые бутылки на поднос.

— Слышал нечто такое, что может тебя заинтересовать.

— Да? И что же? — На стенках стакана выступили капельки влаги, напомнившие Кейджу слезы Дженни. Он вытер их большим пальцем.

— Да о том участке земли к западу от Столовой горы.

Несмотря на паршивое настроение, известие, очевидно, заинтересовало Кейджа.

— Старое ранчо Парсона?

— Точно так. Слышал, что его родня готова продать его тому, кто отвалит за него побольше деньжат.

Кейдж одарил Берта сверкающей улыбкой и десятью баксами чаевых.