Тайны Палм-Бич - Роксана Пулитцер

– Могу поклясться, что последние снимки – это как раз то, что я хотела бы увидеть.

Мег заколебалась. Она в самом деле хотела получить работу. Но не такой ценой.

– Снимки, которые я сегодня сделала, будут, вам не интересны, графиня. Это чисто художественные работы. Пейзажи и морские виды. Вы ведь знаете, – добавила она с самоуничижительной улыбкой, – фотограф постоянно хочет поймать необычную игру света.

– Но это как раз то, что я хотела увидеть! Нечто такое, что способно продемонстрировать вашу разносторонность! У меня есть идея. Почему бы вам не отдать мне пленку, а я позабочусь, чтобы ее проявили.

Мег пришла в ужас. Это все равно что отдать своего ребенка на воспитание кому-то чужому. Или даже убить его.

– На этой пленке нет ничего такого, что стоило бы вашего внимания, графиня.

– Но откуда вам знать? – упорствовала Эштон. – Ведь вы еще даже не проявили ее!

– Дело в том, – не уступающим по твердости голосом сказала Мег, – что я профессиональный фотограф. Мой глаз – это мой объектив. Мне даже не надо проявлять. Я знаю, каким получится кадр, уже тогда, когда щелкаю затвором. Пленка, которую я сняла сегодня, не относится к числу моих лучших работ. Одним словом, на ней нет ничего такого, что стоило бы показать.

– Однако… – начала Эштон.

– Поверьте мне на слово, графиня. В конце концов, я дорожу своей репутацией.

Глава 4

Эштон нужно было выпить. Выпить еще раз, поскольку та доза, которую она приняла уходя из дома, перестала оказывать действие. Она могла бы пойти домой, но ей было тошно оставаться одной. Ей был невыносим звук собственных шагов в пустынных комнатах, звук ее голоса, который становился резким и визгливым, когда рядом не было никого, кроме слуг. Она была слишком взвинчена, чтобы оставаться одной. Ей нужны были знакомые лица, беседа, водка с тоником – и, возможно, не один раз. Ей нужно было отвлечься от впечатлений дня. Ее интересовал вопрос, куда пропал Алессандро, и она направила Эстона Мартона в «Морской клуб».

Эштон говорила себе, что не будет об этом думать, однако не могла думать ни о чем другом. Она так и не получила пленку. У нее было лишь слово этой женщины. Слово фотографа, о Господи!

Но что еще она могла сделать? Самое главное – ни в чем не признаваться, чтобы не закрутилось дело. Эти люди одинаковы. Они готовы на все ради сенсации.

Правда, Мег Макдермот не была похожа на других. В ней было что-то необычное, она держалась с достоинством, как если бы ее оскорбили. Возможно, она не лгала. Возможно, она и в самом деле хотела сделать снимки моря и ландшафта и случайно сфотографировала Эштон и Карлоса. Мег выглядела удивленной, когда отвела фотокамеру от лица, в этом не было сомнений. И возможно, она не собирается использовать снимки. Тем более сейчас, когда для этого у нее почти не осталось стимула.

А может, она лгунья, шантажистка, да еще и воровка в придачу, как и вся эта братия. Эштон не была в этом уверена. Но одно она знала наверняка: охотиться за фотографиями, выпрашивать их и предлагать за них деньги – все это может привести к катастрофе. До тех пор, пока никто не упомянул о снимках, они как бы не существуют.

За столиками под полотняными зонтиками, расположенными вокруг бассейна, устроились десятка полтора людей. Алессандро сидел один, листая журнал о моторных лодках, и подошедшую Эштон не видел. Она стояла чуть поодаль и незаметно наблюдала за ним. Сегодня он выглядел превосходно. Белая тенниска облегала его торс, обрисовывая тугие мышцы. Он был невысок – всего пять футов семь дюймов и, стало быть, на добрых три дюйма ниже ее, однако поддерживал себя в великолепной форме. Темные солнцезащитные очки, которые носят летчики, подчеркивали выразительность и красоту орлиного носа и челюсти, но скрывали его черные глаза. В этом заключалась вся ирония. Алессандро считал, что у него красивые глаза. Почему бы и нет? В течение многих лет женщины постоянно говорили ему об этом. «Ах эти ресницы! – повторяли одни. – Можно убить за такие ресницы». «Альковные глаза, возбуждающий взгляд», – ворковали другие. Эштон поражало, что, как ни странно, ни одна из женщин не заметила в глазах Алессандро то, что заметила она. Глаза Алессандро были безжизненными. В них не отражалось никаких эмоций – ни жалости, ни любви, ни даже ненависти. Была лишь пустота, нечто вроде черной дыры.

Он поднял взгляд от журнала, увидел Эштон и лениво махнул ей. Она также помахала рукой и направилась к нему.

Он встал, когда Эштон подошла, отодвинул для нее стул и спросил, что она будет пить. Да, этого у него не отнимешь. У Алессандро приятные манеры. Она ни на минуту не сомневалась, что добрую часть дня он провел в постели другой женщины, но сторонний наблюдатель решил бы, что он весь день с нетерпением ожидал Эштон и до смерти счастлив оттого, что она наконец появилась. Что ж, она должна быть благодарна за это. Эштон вспомнила, как пьяный баронет, за которого вышла замуж бедняжка Дафна Дэнкуорт, по системе общественного оповещения во время игры в поло сообщил доброй половине Палм-Бич все о сексуальных наклонностях Дафны и о ее анатомических изъянах. Неудивительно, что бедняжка Дафна переключила свой интерес с дворянина на менее лощеного любовника. Что бы ни происходило у них, когда они были наедине, на людях Алессандро вел себя благородно.

Официант принес спиртное для Эштон и Алессандро. Она сделала глоток, и пока ледяная жидкость двигалась по пищеводу, почувствовала, как у нее расслабляются мышцы. Однако беспокойные мысли не покидали ее. Может быть, эта женщина не лжет. Может быть, она заслуживает доверия. Как бы Эштон хотела поговорить с кем-то об этом. Хотела бы рассказать Алессандро эту абсурдную историю. Он по крайней мере понял бы ее страхи; Если любви между ними было мало, то взгляды на многие вещи у них совпадали. Оба знали, что такое пребывать в изоляции – он из-за своего титула, она из-за своих денег.

Оба знали, каково не доверять людям, потому что те всегда чего-то хотели от них. И оба знали, что это такое – выставить, словно грязное белье, свою жизнь напоказ всему миру.

Все, даже их болезнь и смерть, служило товаром, который можно продать и растиражировать. Когда у матери Алессандро была обнаружена болезнь Альцгеймера, семья просила лишь о том, чтобы старушке позволили провести последние дни в уединении и дали спокойно умереть. Однако фотографы установили камеры на стенах виллы, чтобы делать снимки легендарной красавицы, впавшей в старческое слабоумие, а репортеры подкупили слуг, чтобы узнавать подробности о ее бедственном состоянии. Алессандро было известно, что это такое, когда твоя трагедия выставляется на всеобщее обозрение.