Дело о пропавшем боге - Юлия Латынина

Земляне соорудили нечто водоплавающее, и, переплыв море, устремились к своему кораблю. Как лосось на нерест.

Они выдавали себя за заморских торговцев, подбирали обрывки чужих языков и все больше слышали об огромной стране на северо-востоке. Вскоре они встретились и с людьми империи, из той разновидности, что в горах называли пестрыми дрофами. Пестрая дрофа – птица лукавая и униженная, наглая, питается мертвечиной, но сама никого не убивает. Это были частные торговцы, на свой страх и риск отправившиеся за благовониями и драгоценными камнями. Они нарушали закон – торговля за пределами империи была государственной монополией. Но государство редко пользовалось монополией уже потому, что не любило напоминаний о реальности заграницы. Даже эти люди, несмотря на свое корыстолюбие и храбрость, глядели на все вокруг них, как на действительность второго сорта.

Землянам рассказывали о Вее много и с гордостью, и смеялись, что варвары не знают простых вещей: что для всякого путешествия нужна подорожная, и для всякого человека – документ, что у храмов крыши низкие, а здания с высокими шпилями – это управы, и что вся земля принадлежит императору, потому что государственными землями он владеет как глава государства, а храмовыми – как главный бог империи.

Земляне наконец сообразили, что им не то чтобы прямо морочат голову или видят в них безобидных правительственных шпионов. Просто слово, сказанное чужеземцу, сродни заклинанию, и стоит не в изъявительном, а в сослагательном наклонении. Притом же и отвечали им на общегосударственном языке, который лучше приспособлен для абстрактных понятий, а потому соблазняет описывать должное вместо существующего.

Время тоже принадлежало государству, поглощенное и раздавленное его пространством. Слово «государство» употреблялось только в единственном числе. У времени же было два лика.

В одном времени история кончилась с тех пор, как две тысячи лет назад император Иршахчан сделал так, что в империи «нет ни войн, ни мятежей, ни угнетенья, ни бедных, ни богатых; нет несчастных, увечных, калек и сирот».

В другом времени случались войны и мятежи, мор и голод, империя распадалась и возникала вновь. Это были события плохие и потому ненастоящие. Но Боги исправляли ошибки и восстанавливали неизменность мира, – и крестьянский бунтовщик Инан, родившийся из золото яйца, или кочевник-завоеватель Кадерра становились не просто новыми императорами, а новыми воплощениями бога Иршахчана.

Истинна была лишь та история, которая соответствовала образцу. Земные сподвижники Иршахчана превратились в служащих небесных управ; чиновники правили и на небе, и на земле. «А иначе почему небесного правосудия приходится ждать столетиями?» – заметил землянам один ушлый стряпчий.

На территории столь любящей порядок империи падение корабля не осталось незамеченным. Однако земляне как раз явились в империю в ненастоящее время, из тех, что именуются в хрониках «состоянием, близким к недовольству», и для описания которых употребляется время «прошедшее сослагательное», время событий, которые были, но не должны были быть.

Земляне уже имели опыт вмешательства в историю в соседней стране. Клайд Ванвейлен побывал даже в королевских советниках, и его деятельность на этом посту стала, как говорят, предметом закрытых слушаний в весьма суровых инстанциях.

Первый раз землян спасло то, что наследник престола, отдавший приказ об их аресте, был убит при попытке государственного переворота.

Через неделю его преемник, мятежник и астролог Баршарг, арестовал нескольких членов экипажа и довольно быстро вытряс из них все существенные подробности (у Баршарга были такие методы, что от них бы и черепаха заговорила человеческим языком). На следующий день Баршарг был убит.

А еще через две недели бывший друг Ванвейлена, советник Арфарра, присланный наводить порядок в мятежной провинции, снова отдал приказ об аресте чужеземцев. Ничего такого он о них не знал, но был просто добросовестным чиновником и полагал, что всякий иностранец может оказаться шпионом, а стало быть, подлежит аресту.

Земляне могли попытаться убежать, – корабль был вполне готов к взлету, но их удерживало маленькое обстоятельство. Прежние власти провинции – зарезанный наследник престола и повешенный на городской площади Баршарг, – вынесли из корабля весь груз и схоронили его где-то, оформив как мешки с рисом или там детали для виноградных прессов. Какими взятками вернуть все это на корабль, земляне не представляли, зато очень хорошо понимали, что их тайна продержится до первой ревизии или до первого вороватого чиновника, который сопрет со склада «детали для виноградного пресса» мощностью в двадцати три килотонны в тротиловом эквиваленте.

У них были высокие покровители, – но высокие покровители на Вее, – это просто люди, которые требуют высокую цену за предательство тех, кому покровительствуют.

Землян, по приказу Арфарры, взяли в Иров день прямо на пристани, посереди ликующего народа.

Землян взяли с поличным, сиречь с баржей, груженной оружием.

То есть Арфарра полагал, что баржа нагружена кожевенными станками и рудными машинами, и что чужеземные купцы, по просьбе своего покровителя, нарушают закон, покупая запрещенные отныне машины. Арфарра отдал приказ вскрыть контейнеры…

И тут на пристани появился сын Ира.

По правде говоря, что произошло дальше оставалось неясным, так как каждый из участников встречи рассказывал о ней по-разному. Ну то есть до того по-разному, что никакого сходства. Как будто эти люди сидели в шесть часов вечера у телевизора и смотрели разные программы, а потом стали выяснять, что именно они смотрели в шесть вечера. В частности, одни утверждали, что контейнеры были вскрыты и народу предстали мешки с мукой. Другие утверждали, что баржа отвязалась от причала и тут же на середине реки утонула. Что же касается пленки, имевшей быть в амулете на шее Ванвейлена, то она была засвечена.

Было бы любопытно спросить у Арфарры, чиновника, который охотился за землянами, что именно видел он, но это было совсем уж затруднительно: через три года чиновника сослали в каменоломни, а по прибытии – удушили.

Так что, по правде говоря, представления землян были немного точнее одного из древнейших упоминаний об Ире, принадлежавшего заезжему путешественнику V века до основания империи: (отрывок этот, составлявший часть обширного сочинения «Достопамятные обозрения натуры ближней и дальней» вошел сто двенадцатым свитком в «Книгу творения ойкумены», и больше ничего из «обозрений» не сохранилось, аминь).

"Прибыл в Уннушинак (так тогда назывался Харайн). Места благодатнейшие. Просо и полба родят сам-восемьдесят. С этих мест, говорят, в год можно собирать шесть сот мер золота, если не слишком усердствовать с налогами. Видел также котловину, похожую на большую супницу, диаметром в треть дневного перехода. Котловина эта примечательна тем, что на западном ее склоне растет сорт дынь, необыкновенной величины и вкуса, желтых и сетчатых, называемых «кургун». Нигде я не едал подобных дынь. Еще об этой котловине можно сказать следующее.