Страсти по Митрофану - Наталия Терентьева

– А может быть, и не поеду. Лара, я устал от постоянного страха. Устал бояться инфекций, шарахаться от любого, кто чихает, устал от режима, устал трястись над своим здоровьем, вообще устал. Хочу другого. Имею право.

– Имеешь, Феденька, конечно… Только если человеку дан талант, им нельзя размениваться.

– У меня просто голос, Лара, никакого особого таланта нет.

– Странно… Всегда все хотят петь, если есть мало-мальский голос.

– И я хотел, Лара. И перехотел. Все, надоело.

– Хочешь деньги зарабатывать?

– И деньги зарабатывать, и вообще… Другого чего-то хочу. Было бы две жизни, одну бы пел, другую чем-то еще занимался. А жизнь, к сожалению, одна.

– Ладно, – неожиданно согласилась тогда Лариса. Она всегда понимала мужа как-то иначе, изнутри, не от тех слов, которые он сказал, а как будто чувствовала то, чему слова найти трудно. – Тогда я тоже уйду из школы и будем вместе что-то делать. Пойдет так?

– Ты серьезно говоришь?

– Серьезней некуда. Ты что хочешь? Хлеб печь?

– Да.

– Ну вот, я и тоже буду с тобой печь. Все продаем, старую бабушкину дачу в Нахабино, родительскую квартиру в центре, которую собирались сдавать, берем кредит и покупаем вместе с твоим Егоркой хлебзавод номер пять?

– Да, – ошарашенно кивнул Федор.

– Отлично. Егоркины – двадцать пять процентов. От него один вред, не обижайся. Главное, чтобы он особо не лез. Я буду директором и хозяйкой. Срочно придется закончить экономические курсы.

– А я?

– Ты – хозяином и… – Лара взяла обеими руками лицо мужа и покрутила его туда-сюда, – и лицом. У тебя такая симпатичная русская пухлая мордашка, приятная, позитивная, чуть отрастим бороду… Вот тебе и лицо. А назовем нашу хлебную фабрику… Как назовем?

– Что-то незатейливое бы и понятное…

– Может, просто «Тепло»? К фамилии имеет отношение. И зимой будет приятно такое название.

– А зима у нас полгода… – засмеялся Федор.

– А если – «Хлебная мануфактура Теплаковых»? А, как?

– Пафосно немножко, но…

– А без пафоса и затеваться нечего, Федя.

Муж покачал головой.

– Возможно…

– Так что – решили?

– Да, Лариска, наверно, пусть так и будет.

Так полушутя Лариса с Федором десять лет назад начали свое дело. Помогло всё: друг Федора Егор, у которого до этого прогорали все проекты, уже нашел закрытый хлебный завод и договорился о его покупке; отец Федора до самой смерти работал в мэрии, и там остались хорошие связи, завод удалось купить за четверть его реальной стоимости; Ларисин отец, еще вполне бодрый, продолжал служить в милиции, занимая не последний чин в округе, тоже со всех возможных сторон подстраховывал их начинание. Было кстати и то, что брат Федора, семь лет назад уехавший в Германию и сделавший там успешную карьеру, отказался от доли в наследстве, а квартира от родителей Федору досталась огромная, в «тихом центре», в Николопесковском переулке, с видом на старый Арбат. «Бабушкина дача» – это тридцать соток земли в популярнейшем месте. Ларису с Федором Нахабино уже раздражало близостью к Москве, а земля там стала теперь золотая. Мануфактуру на все это не поднимешь, но серьезный взнос был сделан.

Лариса же оказалась на удивление точным и расчетливым экономистом. «В юности мне нравилось читать Мандельштама и Волошина, – смеялась Лариса. – А теперь нравится продираться через дебри финансовых раскладов, сводить концы с концами в отчетах и писать планы развития. Разве так не может быть?»

На третьем году существования мануфактуры Лариса с Федором пережили пожар – сгорел, слава богу, не производственный цех – огонь не успел до него дойти, подожгли со стороны администрации и склада. На пятом году с помощью Ларисиного отца кое-как отбились от конкурентов, настойчиво предлагавших принудительное слияние предприятий. К десятилетию мануфактуры Теплаковы получили подарок – известный политик решил добавить себе популярности, поддержав такое позитивное производство, как выпечка традиционного национального хлеба, что было основой стратегии Теплаковых.

Лариса с Федором выпекали хлеб не только русский, но тщательно и добросовестно воспроизводили рецептуру добрых соседей, не важно, в каких отношениях держава находится с ними в конкретный исторический момент. Традиционный хлеб бывших соседей, неспокойных соседей, дружелюбных соседей, коварных, гостеприимных… – любых. Выпечка Теплаковых пользовалась спросом именно благодаря сочетанию качества и регулярного обновления продукции: то румяный казахский шельпек, то нежнейший армянский лаваш, то плотный финский хлеб с семечками и кунжутом, то немецкие булочки с корицей, марципанами, то белорусские картофельные рагоуляйи… Каждые три месяца запускался новый ассортимент, из старого оставались только самые удачные и популярные.

Лариса сама занималась поисками рецептов, оригинальных, вкусных, экономичных. Федор всегда настаивал, чтобы их продукция находилась в сегменте доступного, для этого приходилось самим за все браться, во все вникать и ни на секунду не отвлекаться от производства.

Отдыхать они ездили несколько раз в году, но не дольше, чем на пять дней – это тот максимальный срок, на который можно оставить большое производство, где постоянно может что-то произойти – то приходится выбраковать партию товара, то не поставили вовремя сырье, то случилась авария, то не хватает персонала, то идут проверки за проверками, наезжают все новые и новые конкуренты или просто лезут под ноги авантюристы, пытающиеся легко заработать на тех, у кого есть стабильное, развивающееся и дающее доход дело.

Несколько лет назад Теплаковы с грустью попрощались со своей крохотной квартиркой, которую в складчину купили им родители после свадьбы. Ее давно уже пора было менять, когда стала подрастать Элька. Малышкой она часто оставалась то у одних родителей, то у других, пока не умерли друг за другом отец и мать Федора и неожиданно не выросла сама Эля, превратившись из смешной трогательной малышки с большими глазами, пушистыми ресницами и золотыми кудряшками в красивую и своенравную девушку-подростка. Тогда Федор сказал:

– Все, у дедушки с бабушкой больше не ночуешь, они в тебе видят малыша и балуют, и вообще пора переезжать в ту квартиру, в которой у меня будет кабинет. Я, кажется, заработал себе право на кабинет.

– Тебе не хватает кабинета на работе? – удивилась Лариса. – Зачем тебе дома кабинет?

– Я повешу на стену отцовское ружье, закажу себе парадный портрет и… поставлю кабинетный рояль.

– Ну, дожили, – вздохнула Лариса. – Пойдем обратно в театр?

– Нет, – засмеялся Федор. – В театр меня уже не возьмут, да и я еще с ума не сошел. Но… В общем, решено. Ищем большую хорошую квартиру, где у всех будет свой уголок, и желательно – побольше и посветлее.

– Двухэтажную квартиру, – подсказала Элька. – Мне комнату на втором этаже, идет?

– Можно и двухэтажную, – согласился Федор. – Лара, а у тебя какие пожелания?

– Чтобы в окно не тарахтели машины и не гремела стройка, чтобы можно было открывать окна, дышать, чтобы воздух был не искусственный, было видно небо, деревья, парк какой-нибудь… Или лес…

– Может, нам поискать квартиру не в Москве, а, скажем, в Петрозаводске? На берегу Онежского озера? Мне реклама недавно приходила. Ночь езды от столицы, – засмеялся Федор.

– Нет, пап, я из Москвы никуда не уеду, – запротестовала Элька.

– Да и я тоже, Федя!

– А где ты такое место в Москве сейчас найдешь, чтобы без машин, да без стройки, а в окно – небо и деревья?

Но квартиру такую они нашли. В своем же районе, в месте, не пользующемся особой популярностью у застройщиков из-за большого количества несносимых кирпичных семиэтажных домов, где чудом кто-то втиснул в середину дворового парка новый небольшой дом индивидуального проекта, разной этажности с вполне большими квартирами.

В этом доме как раз оказалась двухэтажная квартира с замечательной комнатой для Эли, огромной застекленной лоджией для зимнего сада, оригинальным помещением с шестью углами, где Федор сделал себе кабинет, и даже небольшим бассейном на минус первом этаже, где всегда была слишком прохладная вода, и до въезда Теплаковых там плавала только одна семейная пара в гидрокостюмах, с аквалангами и… с собакой.

Федор быстро и без ссор навел порядок и в бассейне, и во дворе, где некоторые соседи пристроились было мыть машины прямо на траве, как у себя на даче, и на этаже, где те же соседи-дайверы держали надувную лодку, скутер и четыре горных велосипеда. Лариса только удивлялась, глядя, как муж легко и твердо решал все вопросы на новом месте, вспоминая, как познакомилась с ним много лет назад, даже не представляя, что смущенный, легко краснеющий, чуть полноватый артист, певец станет совершенно другим человеком, деловым, успешным и очень просто находящим общий язык с совершенно разными людьми.

Глава 5