Петля гистерезиса - Илья Варшавский

Проснулся он от жарких лучей солнца, припекавших голову. Иуда потянулся, подергал себя за бороду, чтобы придать ей более респектабельный вид, и пошел во двор претории, надеясь что-нибудь разузнать.

В тени, отбрасываемой стеной здания, сидел здоровенный легионер и чистил мелом меч.

— Пошел, пошел отсюда! — приветствовал он апостола. — У нас тут не подают!

Смирив гордыню при виде меча, Иуда почтительно изложил легионеру свое дело.

— Эге! — сказал тот. — Поздно же ты о нем вспомнил! Теперь он уже… — Легионер заржал и красочно воспроизвел позу, которая впоследствии надолго вошла в обиход как символ искупления первородного греха.

Потрясенный Иуда кинулся бегом к Лобному месту…

На вершине холма стояло три креста. У среднего, с надписью «Царь иудейский», распростершись ниц, лежал плачущий Симон.

Иуда плюхнулся рядом с ним.

— Рабби!!

— Совсем слаб твой рабби, — сказал один из стражников, рассматривая снятые с Курочкина доспехи. — Еще и приколотить как следует не успели, а он сразу того… — стражник закатил глаза, — преставился!

— Со страха, что ли? — сказал второй стражник, доставая игральные кости. — Так как, разыграем?

— Давай!

Иуда взглянул на сморщенное в смертной муке бледное лицо Учителя и громко заголосил.

— Ишь, убивается! — сказал стражник. — Верно, родственничек?

— Послушайте! — Иуда встал и молитвенно сложил руки. — Он уже все равно умер, позвольте нам его похоронить.

— Нельзя. До вечера не положено снимать.

— Ну, пожалуйста! Вот, возьмите все, только разрешите! — Иуда высыпал перед ними на землю деньги, вырученные за осла.

— Разрешить, что ли? — спросил один из стражников.

— А может, он и не умер еще вовсе? — Второй служивый подошел к кресту и ткнул копьем в бок Курочкина. — Пожалуй, помер, не дернулся даже. Забирай своего родственничка!

Между тем остальные продолжали рассматривать хитон.

— Справная вещь! — похвастал счастливчик, на которого пал выигрыш. — Сносу не будет!

Потрясенные смертью Учителя, апостолы торопливо снимали его с креста. Когда неловкий Иуда стал отдирать гвозди от ног, Курочкин приоткрыл глаза и застонал.

— Видишь?! — шепнул Иуда на ухо Симону. — Живой!

— Тише! — Симон оглянулся на стражников. — Тут поблизости пещера есть, тащи, пока не увидели!

Стражники ничего не заметили. Они были целиком поглощены дележом свалившихся с неба тридцати сребреников.

Оставив Курочкина в пещере на попечении верного Симона, Иуда помчался сообщить радостную весть прочим апостолам.

Курочкин не приходил в сознание.

В бреду он принимал Симона за своего аспиранта, оставленного в двадцать первом веке, но обращался к нему на древнееврейском языке.

— Петя! Петр! Я вернусь, обязательно вернусь, не может же Хранитель оказаться такой скотиной! Поручаю тебе, в случае чего…

Пять суток, отпущенных Хранителем, истекли.

Где-то, в подвале двадцатиэтажного здания мигнул зеленый глазок индикатора. Бесшумно включились релейные цепи.

Дьявольский вихрь причин и следствий, рождений и смертей, нелепостей и закономерностей окутал распростертое на каменном полу тело, озарил пещеру сиянием электрических разрядов и, как пробку со дна океана, вытолкнул Курочкина назад в далекое, но неизбежное будущее.

— Мессия!! — Ослепленные чудесным видением, Иоанн, Иаков, Иуда и Фома стояли у входа в пещеру.

— Вознесся! — Симон поднял руки к небу. — Вознесся, но вернется! Он меня нарек Петром и оставил своим наместником!

Апостолы смиренно пали на колени.

Между тем Курочкин уже лежал в одних плавках на диване гостеприимного заведения Казановака. Его лицо и лоб были обложены тряпками, смоченными в растворителе.

— Ну, как попутешествовали? — спросила Маша, осторожно отдирая край бороды.

— Ничего.

— Может, вы у нас докладик сделаете? — поинтересовался Казановак. — Тут многие из персонала проявляют любознательность насчет той жизни.

— Не знаю… Во всяком случае не сейчас. Собранные мною факты требуют еще тщательной обработки, тем более, что, как выяснилось, евангелисты толковали их очень превратно.

— Что ж, конь о четырех ногах и тот ошибается, — философски заметил Казановак. Он вздохнул и, тщательно расправив копирку, приступил к составлению акта на недостачу реквизита.

— Что там носят? — спросила Маша. — Длинное или короткое?

— Длинное.

— Ну вот, говорила Нинке, что нужно шить подлиннее! Ой! Что это у вас?! — Она ткнула пальцем в затянувшиеся розовой кожицей раны на запястьях. И здесь, и здесь, и бок разодран! Вас что, там били?

— Нет, вероятно поранился в пути.

Казановак перевернул лист.

— Так как написать причину недостачи?

— Напишите: петля гистерезиса, — ответил уже поднаторевший в терминологии Курочкин.