Не смей меня касаться. Книга 2 - Марина Дмитриева

до тебя достучаться, тебе не кажется, все его действия говорят о том, что он любит тебя, тогда как с Юлей у них было несерьезно.

— От несерьезного не рождаются дети, Люда. И мне не нужна такая любовь, сегодня тёмненькая, а завтра светленькая.

— Тань, но ведь возможно, изменив по глупости, и прочувствовав твое возмущение, причем на своем теле, он осознает эту ошибку и наоборот больше никогда не позволит себе вольности на стороне.

Меня прошибло током, как тогда, в последний наш разговор с Шуваловым.

«Танечка, прости!.. Девочка моя, пожалуйста, прошу тебя, не разрушай наши жизни. Красавица моя, только тебя люблю… Танечка».

От его поцелуев и ласковых слов я снова превратилась в лужу… лужу расплавленной кипящей грязи. Даже захотелось на миг поверить его оправданиям, более того, навсегда остаться в теплой жиже похабной любви Шувалова, главное — слышать ласковый шепот моего неправильного принца, главное — ощущать мужские руки на своем теле и вдыхать трепещущими ноздрями чуть терпкий запах его одеколона. Но слова про «идеальную женщину» отрезвили, эта лужа грязи была утыкана кусочками разбитых ваз, точнее, осколками моих мечтаний и острыми шипами роз отравленной любви.

Отрицательно покачала головой.

— Нет, Люда, в таком возрасте люди не способны меняться, это раз, ну а два, в любом случае, уже ничего невозможно исправить, поскольку моя сестра ждет от него ребенка. Я не могу переступить через своего племянника или племянницу.

Подружка удрученно кивнула.

— Может, тебе снова попробовать с Геной.

Мысленно содрогнулась, рот свело, словно я лимон съела. Нет, нет, каждый день ощущать уныние и скуку, каждый день тяготиться этими отношениями.

— Это уже пройденный этап, Люда…

Через силу улыбнулась.

— Вдруг где-то за поворотом меня уже ждет другой человек. Неизвестно, что нам готовит жизнь.

— Знать бы только, где этот поворот, — излишне весело начала подружка, — тоже не прочь туда наведаться, может, и меня там дожидается симпатичный умный, преданный, ответственный парень, который не имеет вредных привычек, неплохо зарабатывает и готов к созданию семьи.

Невольно засмеялась.

— Нда, о таком повороте мечтает каждая женщина.

* * *

— Александр Иванович, охрана внизу сообщила, что к вам посетитель, некто Лазарев Николай Алексеевич.

Танин отец?! Последний раз мы поговорили с ним очень душевно, только-только сошедший фингал под глазом — тому свидетельство. Неужели хочет повторить мордобитие. Или есть другие причины его появления здесь?

— Пропустите.

— Олег, давай прервемся, потом обсудим дела на заводе… Придется делать скидки, сейчас нам никак нельзя потерять компанию «Домострой», просчитай хорошенько, будет ли хоть какая-то маржа, если мы снизим и без того низкие цены.

Мой заместитель собрал документы и вышел.

Набрал секретаршу:

— Николай Алексеевич подошел?

— Да.

— Пусть проходит.

Вскоре дверь моего кабинета открылась, впуская плотную фигуру главы семейства Лазаревых. Подскочил со стула, негоже разговаривать с Таниным отцом, вальяжно развалившись в кресле, он меня и так на дух не переносит.

— Здравствуйте, Николай Алексеевич.

Тот промолчал и не пожал мою протянутую для приветствия руку. Млять, ну конечно же, я ведь «паршивец» и «дерьмо». Придурок, зачем только руку совал, нужно было ожидать такой реакции. Впрочем, инстинктивно получилось, привык за сколько лет работы здороваться за руку с мужчинами, входящими в этот кабинет, тем более, если они по возрасту годятся мне в отцы. Внутри невольно разрасталась злость. Стоит тут такой, типа гордый и принципиальный, правильный, а сам воспитал такую гадину и малолетнюю стерву Юленьку. Но ведь твою идеальную женщину, твою богиню, он тоже воспитал. Как, почему сестры получились такие разные?! Какая-то необъяснима загадка природы.

— Чем обязан вашему визиту? — мой голос звучал по — деловому прохладно.

Пусть я «паршивец» и «дерьмо», однако унижаться перед Николаем Алексеевичем больше не намерен.

— Александр Иванович, я очень надеюсь, что и вы умеете нести ответственность за свои поступки.

К чему такое вступление?!

— Не беспокойтесь, если тест покажет, что ваша младшая дочь беременна от меня, то я, безусловно, стану заботиться о ребенке, он ни в чем не будет нуждаться.

Николай Алексеевич досадливо крякнул, потом начал растирать левую сторону груди. Характерный жест для сердечников. Черт, мне сразу же вспомнился наш разговор с доктором, которого я вызвал Таниному папе после своего избиения.

— Забота — это ведь не только финансовые отчисления, как вы себе, видимо, представляете.

— Понимаю. Если честно, я уже давно задумывался о детях, правда, мечтал, что все будет немного не… так.

Сашка, ну что ты говоришь такое? Иногда нужно вовремя заткнуться. Но блин, я хотел ребенка совершенно от другой женщины, другой сестры. Хорошо хоть не озвучил подобные мысли.

Губы Николая Алексеевича презрительно скривились, видимо, он все-таки понял, о чем я подумал.

— Впрочем, неважно, мне кажется, точнее я попробую стать для этого ребенка хорошим отцом.

— Хорошим отцом невозможно стать, видя своего ребенка набегами, раз в два месяца, когда появляется время между делами и бурной личной жизнью.

Еще один болезненный укол в мою сторону. Впрочем, не страшно, видимо, я начинаю обрастать броней. А может, уже начал свыкаться с неприятной, скручивающейся омерзительным жгутом внутри, удушающей мыслью, что я «паршивец» и «дерьмо».

— А вы считаете, что ваша дочь может быть хорошей матерью? — «мальчик для битья» сделал ответный выпад и, кажется, попал в цель, глаза Таниного отца гневно блеснули, а лицо вмиг побагровело.

— Нет, не считаю! — пробасил он. — Потому что ты скот, не думал своей головой, мало того, что с двумя сестрами спал, так еще не предпринял каких-либо мер контрацепции, обрюхатил восемнадцатилетнюю девочку. Ей ещё в куклы играть, а не детей воспитывать. Юльке учиться надо… рановато ей становиться матерью.

Чтобы не сказать этому отцу благородного семейства пару ласковых, «скот» с силой сжал зубы. Не беленись, Алекс, не беленись, во-первых, Николай Алексеевич Танин отец, Танин, только этот факт вынуждал меня быть предельно корректным, во-вторых, я в самом деле виноват, уже взрослый мальчик, пора было научиться сдерживать свои первобытные порывы, думать не отростком между ног, а головой, раз уж она зачем-то сидит у меня на плечах, в-третьих, врач из одного хорошего лечебного центра, специализирующегося на болезнях сердца, который обследовал главу семейства Лазаревых, после того как его кулаки прошлись по моей морде, сказал, что кардиограмма очень тревожная, и старший Лазарев нуждается в срочном всестороннем обследовании.

— Давайте не будем опускаться до оскорблений, — вполне миролюбиво произнес я.

Николай Алексеевич грозно глянул, но промолчал. Надеюсь, это можно считать прогрессом в наших переговорах.

— Я действительно постараюсь как можно больше принимать участия в воспитании и жизни ребенка.

Танин отец скривился…

— Да будь моя воля… —