Невинность - Дин Кунц

Книги показали мне, что все люди всегда и везде хотели, чтобы у жизни были цель и значение. Универсальность этого желания не вызывала сомнений. Даже мне, при всех моих отличиях от обычных людей, хотелось того же: цели и значения для своей жизни.

Интуиция подсказала мне, что эта девушка отнесется ко мне иначе, чем любой другой человек, что она может оказаться такой же терпимой, как моя мать, стать тем оселком, на котором я смогу проверить мою человеческую добродетель, не навлекая на себя жестокие пытки и насильственную смерть. Я подозревал, что она нуждается в помощи, и я, при всех моих ограниченных возможностях, мог эту помощь ей оказать.

Я не ожидал каких-то длительных отношений, рассчитывал лишь на короткое знакомство, по ходу которого мог сделать что-то важное, изменить ее жизнь к лучшему. Отец часто говорил мне, что мы здесь для того, чтобы учиться и отдавать. Но как можно что-то отдать, если шесть лет живешь в одиночестве, прячась от всех?

Через несколько минут после того, как погас свет, механический голос объявил по динамикам громкой связи, развешанным по всему зданию: «Периметр подключен».

Злобный мужчина, вероятно, вышел через черный ход. Дверь открывалась в проулок. Пульт управления охранной сигнализацией размещался у той двери.

В здании столь сложной и удивительной архитектуры датчики движения слишком часто поднимали бы ложную тревогу, а потому их не использовали. Благодаря установленной системе климат-контроля, обеспечивающей сохранность бумаги, окна закрыли наглухо, их бронзовые переплеты могли достаточно успешно противостоять ворам. Кроме того, современные преступники тупее тех, что жили раньше, и не представляют себе, что за книги можно выручить большие деньги. А вандалы, которые когда-то с радостью спрятались бы в библиотеке, чтобы после ее закрытия разобраться с книгами, нынче могут выйти сухими из воды, устраивая погромы на улице, в сравнении с которыми порванные и даже обильно политые мочой книги – скука смертная. Есть куда более веселые способы надругаться над цивилизацией. И теперь, с запертыми дверями и включенной сигнализацией, обеспечивающей безопасность периметра здания, я мог бродить по нему без опаски. Включив фонарик, покинул кольцевой стол.

Восемнадцать лет, в течение которых мне доводилось здесь бывать, великолепное здание долгие часы принадлежало только мне, и я чувствовал себя королем книг и этого дворца. Несмотря на знакомство с каждым уголком, я не уставал от пребывания в библиотеке, но теперь она подкинула мне кое-что новенькое. Что здесь делала девушка? Почему не убежала, когда представился такой шанс? Кто ее разъяренный преследователь? Никогда я не испытывал такого волнения, пребывая в библиотеке, разве что в первые разы, когда приходил сюда с отцом.

Я торопливо пересек огромный читальный зал, спеша к двери, через которую ушла девушка. Знал несколько тайников, которые она могла тоже отыскать, убежищ, неведомых даже сотрудникам, проработавшим в библиотеке дольше остальных.

Если бы выяснилось, что она не такая терпимая, как моя мать, по крайней мере, она заметно уступала мне и в росте, и в весе и едва бы смогла причинить мне вред до того, как я убежал бы от нее. Воспоминание о том, как девушка бежала, скользила между стеллажами, все еще зачаровывало меня, но я напомнил себе, что именно те люди, которые, казалось, не представляли собой никакой угрозы, едва не отправили меня на тот свет. Вот и один быстро умирающий мужчина воспылал ко мне такой жуткой ненавистью, когда я опустился на колени, чтобы помочь ему, и своим последним выдохом проклял меня…

9

…Восьми лет от роду, мальчишка, но столь разительно отличающийся от других мальчишек, я искал место, которое смог бы назвать своим.

Пять дней, последовавших за изгнанием из маленького дома на горе, я шел куда глаза глядят, обычно два часа на заре и час перед наступлением темноты. В это время мало кому приходила в голову идея прогуляться по лесам и лугам или поохотиться. Ночью я спал, днем прятался, но постоянно был настороже.

Знакомый мне лес я покинул быстро, а в следующем, где никогда не бывал, старался держаться поближе к дорогам, но выходил на них только в случае крайней необходимости. Деревьев в этом лесу росло много, и тех, которые я мог назвать, и незнакомых мне, поэтому я в любой момент видел дорогу, тогда как деревья скрывали меня от тех, кто по ней проезжал.

Тем утром я отправился в путь, когда солнце еще не поднялось из-за горизонта, но перистые облака на востоке уже окрасились розовым, цветом напоминая фламинго, которых я видел в одной из книг о природе.

Помимо виски, таблеток и белого порошка, моя мать больше всего любила природу, и в доме была добрая сотня книг с цветными иллюстрациями о птицах, оленях и других животных. Она говорила, что люди не стоят и плевка, ни один из них. Она говорила, что мой настоящий отец был мерзким куском дерьма, как все остальные, и она больше никогда не ляжет в постель с другим мужчиной или с женщиной, если на то пошло, поскольку все они эгоистичные извращенцы, если действительно поближе их узнаешь. Но животных она любила. Однако пусть и любила, не желала держать в доме кошку, или собаку, или другую живность, заявляя, что не хочет владеть живым существом или принадлежать ему.

Розовый, словно у фламинго, цвет потемнел, стал чуть ли не оранжевым, и я знал, что яркие цвета скоро притухнут, как случалось с ними всегда, пламенеющие облака вновь обретут белизну, а небо посинеет. Но пока, до появления солнца, они оставались оранжевыми, а между деревьями лежали такие черные тени, что я чувствовал – они словно скользят по мне, прохладные, как шелк.

В оранжевом свете зари на пустынной дороге, проложенной по насыпи высотой в четыре или пять футов, появился автомобиль. Пологий склон, заросший травой, спускался к тому месту, где прятался я. Уверенный, что среди деревьев и черных шелковистых теней меня не разглядеть, я не упал на землю и не присел, когда автомобиль остановился и из него вышли мужчины. Каким-то образом я знал, что они заняты делом, требующим их полного внимания. Мир для них сжался: все, что не имело непосредственного отношения к делу, которое они намеревались завершить, перестало существовать.

Трое мужчин шутили с четвертым, я слышал смех в их голосах, но не слова, однако парень, которого крепко держали двое, похоже, не разделял их веселья. Поначалу мне показалось, что он слабый или больной, может, и выпивший, но потом я осознал, что его избили до полусмерти. Даже с расстояния в пятнадцать футов его лицо выглядело перекошенным. Светло-синюю рубашку обильно пятнала кровь.

Пока двое держали парня, третий ударил его в живот. Я думал, кулаком, но после второго удара заметил в руке нож. Они сбросили избитого и зарезанного мужчину с насыпи, и он заскользил по травяному склону на спине, головой вперед, а внизу застыл.