Правила Дома сидра - John Irving

Но Винкли были асы в любом виде спорта под открытым небом и, конечно, знали толк в снаряжении. Сначала через пороги был переброшен канат — «страховочный», как они объяснили. На одном его конце была похожая на грабли связка шипов, которая точно легла в расщелину между скалами на другом берегу, затем Грант прикрутил к канату два других покороче, которые заканчивались сложным устройством — крючками, металлическими петлями и ремнями безопасности. Прикрепив свободный конец первого каната к палатке, Винкли защелкнули у себя на талии ремни безопасности и зависли над самой стремниной. Купание началось. Винклей мотало в бурлящей воде, как надувные игрушки, но никуда не сносило, ведь их крепко держала хитроумная привязь. Гомер с удовольствием глядел, как они резвятся в воде — то нырнут с головой, точно их утянуло на дно, секунда-другая, и они опять в воздухе — прыгают, прогуливаются по кипящей воде. Винкли играли посредине реки, точно гигантские светловолосые выдры. Гомер почти уверовал в их неограниченную власть над стихиями, по крайней мере над водной, и поймал себя на том, что и сам хотел бы принять участие в их захватывающей дух игре. Но крикни он им сейчас, они все равно не услышат, даже издай свой знаменитый вопль, рев водоворота поглотит звук любой силы.

Так Гомер и стоял на берегу, любуясь своими намечающимися родителями. Вдруг у него под ногами словно бы задрожала земля. И в памяти сейчас же всплыли глупые сказки из дурно написанных детских книжек, в них земля всегда содрогалась в предвестье чего-то ужасного. Лучше об этом не думать, но земля-то и правда дрожит! И тут ушей его коснулся глухой рокот.

Гомер бросил взгляд на Винклей, не сомневаясь, что ситуация им подвластна. Винкли действительно ныряли вокруг порогов, как ни в чем не бывало. Но ведь им ничего не слышно! И дрожания земли не чувствуют — под ногами-то у них вода!

Боже, ведь это лоси, подумал Гомер. Он весь подобрался, глянул на ноги и увидел, что они, помимо его воли, выбивают чечетку. Целое стало лосей! Рокот перемежался более резкими звуками, как будто палили из пистолетов. Он опять посмотрел на Винклей и по их лицам понял — они тоже слышат пальбу и догадались, что происходит: поведение их изменилось, беспечную веселость как рукой сняло. Они заспешили к берегу, на лицах, все чаще исчезающих под хлопьями пены, застыл явный испуг, взгляды устремлены вверх по течению.

Гомер тоже взглянул туда — и в самое время: сверху по реке двигался сплав, от него до стоянки оставалось не больше тридцати ярдов. Шальные бревна, толстенные, высотой с телеграфный столб, ударившись о валун, как из пушки, выскакивали из воды и, пролетев по воздуху футов двадцать, крушили росшие по берегам деревья, оставляя в лесу проплешины. Остальная масса таких же гигантских бревен катилась вниз по течению, гоня перед собой водяной вал. Мутная от ила вода была насыщена кусками коры, камнями и комьями земли, выбитыми из берегов. Компания «Рамзес» назовет это потом сплавом скромных размеров — всего-то четыреста, ну от силы семьсот бревен.

Гомер сорвался с места и бежал сломя голову, пока не выскочил на дорогу, недосягаемую для обезумевших бревен. Обернулся, сплав как раз шел мимо стоянки: палатку, к которой был привязан канат, оторвало от земли и вместе со всем содержимым, включая томик Диккенса, закрутило среди бревен и понесло. Компания «Рамзес» трое суток искала потом тела Билли и Гранта.

Гомер Бур был на удивление спокоен. Посмотрел вверх по течению, ожидая оттуда новых неприятностей. Но там было все тихо. Гомер тяжело вздохнул и полез в охотничий фургон Винклей, который без палатки и кухонной утвари показался ему пустым. Нашел рыболовные снасти, но не решился пойти ловить рыбу — от этой чертовой реки лучше держаться подальше. Обнаружил и несколько ружей, как из них стрелять, он не знал, но уверенности они прибавили. Он выбрал самое большое и грозное на вид — двуствольный дробовик двенадцатого калибра и, вооружившись им, пешком двинулся в обратный путь.

К полудню он сильно проголодался, но скоро услыхал позади звук приближающегося тягача с лесозаготовок, судя по натужному пыхтенью мотора, тягач шел с грузом. В один день два таких везенья: не умея плавать, Гомер просто не мог составить Винклям компанию, и вот теперь в этом безлюдье — идущий в его сторону грузовик. «В Сент-Облако», — приказал он ошарашенному водителю, на которого тяжеленный дробовик произвел сильное впечатление.

Грузовик принадлежал компании «Рамзес», и поначалу д-р Кедр пришел в ярость, увидев его у дверей больницы. «Если только не экстренный случай, — заявил он потрясенной сестре Эдне, — я и пальцем не пошевельну ради кого-то из этой компании!» Признаться, при виде Гомера он испытал разочарование, а заметив дробовик, встревожился.

— Ты, я вижу, не оставил Винклям никаких шансов, — сурово произнес д-р Кедр.

И тогда Гомер в подробностях объяснил ему, почему так скоро вернулся.

— Ты хочешь сказать, что Винклей больше нет? — переспросил д-р Кедр.

— Их унесло, — кивнул Гомер Бур. — Один миг, и все.

Тут-то Уилбур Кедр и решил никогда больше не искать родителей Гомеру Буру. Вот тут-то он и сказал, что Гомер может жить в Сент-Облаке сколько захочет. Тут-то и произнес свою знаменитую фразу: «Ну что ж, Гомер, надеюсь, ты будешь приносить пользу».

Для Гомера ничего проще не могло быть. Он всегда чувствовал, сироты для того и рождаются на свет — чтобы приносить пользу.

Глава вторая

Работа Господня

Уилбур Кедр был коренной житель штата Мэн. Он родился в 186… году в Портленде; мать его была молчаливая опрятная женщина, жившая в числе прочей обслуги — кухарок и экономок — в доме Нила Доу, мэра Портленда и отца сухого закона, действующего в штате Мэн. Нил Доу даже выставил один раз свою кандидатуру в президенты от Прогибиционистской партии, но собрал едва десять тысяч голосов — убедительное свидетельство того, что избиратели были мудрее матери Уилбура Кедра: она боготворила своего хозяина и считала себя скорее его сподвижницей в борьбе за всеобщую трезвость, чем служанкой (кем она на самом деле была).

Знаменательно, что отец Уилбура Кедра был пьяница — нелегкая участь в Портленде времен мэра Доу. При нем разрешалось выставлять в магазинных витринах разве что пиво и шотландский эль, которые отец Уилбура Кедра поглощал в огромных количествах; эти слабые напитки, говорил он, нужно пить ведрами, если хочешь как следует надраться. Юный Уилбур никогда не видел отца пьяным — тот никогда не шатался, не падал, не лежал в отключке, не кричал, и язык никогда не заплетался. У него скорее был вид человека постоянно удивленного, посещаемого частыми и неожиданными откровениями, которые застигали его на ходу или в середине фразы, словно он сию минуту вспомнил (или, наоборот, забыл) что-то очень важное, занимавшее его мысли вот уже много дней.

Он без конца покачивал головой и всю жизнь распространял одну басню: будто судно «Грейт-истерн» водоизмещением девятнадцать тысяч тонн, построенное в Портленде, предназначалось для рейсов в Северной Атлантике между Европой и штатом Мэн. Отец Уилбура Кедра был твердо убежден, что два лучших причала в Портлендском порту были воздвигнуты специально для «Грейт-истерн», что новый огромный отель построен в Портленде исключительно для пассажиров «Грейт-истерн» и что судно «Грейт-истерн» до сих пор не вернулось в родной порт лишь оттого, что этому препятствует чья-то злая воля или просто глупость, а может, и подкупленный конкурентами чиновник.

Отец Уилбура Кедра работал токарем на строительстве «Грейт-истерн», и, возможно, отупляющий визг токарного станка вкупе с постоянным звоном в ушах от поглощаемого в избытке пива были причиной этого странного заблуждения. Судно «Грейт-истерн» вовсе не предназначалось для рейсов между Портлендом и Европой; первоначально оно строилось для сообщения с Австралией; но бесчисленные задержки со спуском на воду довели его владельцев до банкротства, а для плавания в наших широтах оно оказалось непригодно. И в конце концов где-то сгинуло.

Словом, у отца Уилбура Кедра сохранились весьма путаные воспоминания о тех днях, когда он работал токарем. И он крайне отрицательно относился к борьбе за трезвость, убеждениям жены и к ее хозяину, мэру Нилу Доу. По мнению отца Уилбура Кедра, судно «Грейт-истерн» не возвращалось в Портленд главным образом из-за «сухого закона» — этого проклятья рода человеческого, обрекшего его на унизительную зависимость от шотландского эля и горького пива. Поскольку Уилбур помнил отца в более поздние годы его жизни, когда история «Грейт-истерн» забылась и отец работал носильщиком на Портлендском вокзале, то он мог только гадать, почему работа на токарном станке считалась пиком его трудовой карьеры.

В детстве Уилбуру Кедру не приходило в голову, что у отца нет пальцев на одной руке («несчастный случай», объяснял он) по той причине, что он и стоя у токарного станка накачивался пивом; и что, возможно, превращением токаря в носильщика объясняется тот пыл, с каким мать боролась за трезвость. Разумеется, со временем он понял, что его родители принадлежали к классу обслуги. Их жизненное фиаско стало уроком для Уилбура, и, по свидетельству его преподавателей, учился он как зверь.