Династия Дунканов - Дороти Дэниелс

Мне пришлось зажечь керосиновые лампы; их было настолько много для освещения комнаты, насколько мне требовалось. Я вынула некоторую одежду, чтобы изучить ее, и примерила бледно-голубое платье из тонкого шелка. Оно подошло, словно было на меня сшито. Заглянув в ящики комода, я обнаружила, что они заполнены тоже – нижним бельем, двумя корсетами, тонкими чулками. Верхний ящик содержал в себе гребни, щетки, замшу и баночку рисовой пудры. Были еще банки с кремом для кожи – начатые, но свежие. Я обнаружила флаконы с заграничными одеколонами, ленты в огромном разнообразии цветов. Шарфы, шали, плащи – вещей было столько, что я не успела обследовать их все.

Еще сегодня утром я была бедна и лишь в одежде, пропитанной грязной речной водой и порванной в нескольких местах. Теперь вечер, и у меня в избытке изящных платьев и туалетных принадлежностей. Я полагала, что в чем-то мне повезло. Я раздумывала, что сталось с Мари и какова она была. Я одобрила ее вкус в одежде.

Без сомнения, я знала, что мне предстоит рано вставать и быть готовой к любым распоряжениям, какие мне будут отданы. Миновали два самых тяжелых дня в моей жизни, и я была на грани полного изнеможения и новых слез, поэтому перспектива улечься в постель была самой заманчивой.

В ответ на робкий стук я открыла дверь и увидела милую девушку в униформе служанки с подносом в руках. Он казался слишком тяжелым для такой хрупкой девушки, и я быстро освободила ее от подноса.

– Благодарю вас, мэм, – сказала она с сильным ирландским акцентом.

Тогда я этого не знала, но в Новом Орлеане была большая ирландская колония.

– Он чуть не упал, да.

– Входи, – сказала я.

– Но, мэм, это строгий дом, как вы скоро узнаете. Так не делают…

– Насколько понимаю, я, так же, как и ты, буду работать в этом доме. А теперь не стой тут. Входи.

Она почти запрыгнула в комнату и выглядела чрезвычайно довольной приглашением.

– Меня зовут Колин, мэм.

– Я – Джена Стюарт и буду работать секретаршей у миссис Дункан.

– Да помогут вам небеса, мэм, – пылко сказала она.

– Почему ты так говоришь?

– На нее плохо работать, уж такова она. Можно сказать, очень строгая женщина. – Колин глубоко вздохнула. – Ей – Богу, это, пожалуй, верное слово для нее.

Сняв с подноса салфетку, я обнаружила много еды, хорошо приготовленной и хорошо сервированной. Там был пудинг, плавающий в сиропе, который я любила. Но я подумала, что Колин тоже его любит, поэтому отдала его ей. Она, сев на край кровати, со счастливым видом поглощала пудинг, и так мы стали добрыми друзьями. Я подумала, что друг в этом доме мне очень нужен.

– Хозяин, – доверительно сообщила девушка, – человек гордый. Самый большой грубиян из всех, какого я когда-либо видывала, уж не сомневайтесь. Для него фамилия Дункан означает столько же, сколько весь благословенный мир. Никогда не слыхала, чтобы человек так огорчался от того, что жена Уолтера не родила сыновей. Единственное, чего он не в состоянии вынести, – это пресечение фамилии. Но так случится, когда он умрет и во владение всем этим вступит Уолтер. Он промотает все – это верно, как Бог свят. Да, мэм.

– Что за человек, Уолтер? Не хочу совать нос в чужие дела, но если мне здесь жить, лучше знать людей, у которых, возможно, будешь служить.

– Они отправят меня обратно на Канал, если только когда-нибудь проведают, что я рассказала вам, мэм.

– Канал? – не поняла я.

– Это Ирландский канал… где все ирландцы живут в Новом Орлеане, и ни в этой, ни в какой другой стране нет места хуже, включая Дублин. Я не хочу туда обратно.

– Уверяю тебя, – ответила я ей, – что я ничего не скажу.

– Хорошо, мэм. Он не тот человек, которого я хотела бы видеть больше одного раза, хотя, скажу вам, он не урод, если не касаться его натуры. Порой я думаю, что этот человек теряет голову от своих поступков. Но все, что я могу сказать о нем, – он вредный. Он, как дурак, играет в азартные игры и пьет, как сапожник. Но когда захочет, может быть высокомерным, как его мамаша и крутым, как папаша. Однажды он приставал ко мне, и я сказала, что если он дотронется до меня, то я пойду на Канал и расскажу парням. Они бы пришли сюда за ним, он это знал и с тех пор оставил меня в покое. Думаю, он наполовину помешанный с того времени, как жена снялась и бросила его.

– С этим человеком мне предстоит совершать прогулки верхом.

– Берите с собой арапник, мэм, и пускайте его в ход, если понадобится. Куда ему сладить с людьми, которые могут дать сдачи. И вооружены дубинкой.

– Жена бросила его, потому что не могла выносить его привычек?

– Я бы сказала, прежде всего поэтому. Она была миленькая, но ей не хватало дерзости и у нее не могло быть детей. Во всяком случае, они ее обвиняли в этом. Она внезапно уехала и уже не вернулась. Старик почти готов на основании закона объявить ее мертвой. Он может так сделать, даже если она уехала не так давно, чтобы прошел достаточный срок для законного на это основания.

– Он, наверно, со временем женится снова, – сказала я.

– Кому он нужен? Весь Новый Орлеан знает, что он такое. Не будь он сыном Клода Дункана, его давно бы уже вызвали на дуэль и убили.

– Да, но деньги, – напомнила я. – Богатый мужчина всегда найдет жену.

Колин начала было что-то говорить, но потом явно раздумала. Она подобрала ложкой остатки пудинга с тарелки, поднялась и приготовилась унести поднос.

– Я бы вам открыла глаза и на мистера Лаверна Кейвета. Он любит хорошенькие личики, да и стройные ножки.

– Мистер Дункан упоминал о нем как о друге.

– Так и есть. Он часто сюда приезжает. Он живет в квартире на Бурбон-стрит, но здесь чувствует себя как дома и распоряжается как хозяин. И ждет от людей повиновения. С ним можно ладить, но все-таки держите на макушке хотя бы одно ушко.

– А что Одетта? – спросила я, рассчитывая разузнать обо всех этих людях, когда появилась возможность.

– Если бы я когда-нибудь обратилась за помощью на Ирландский канал, так это из-за нее. Она будет завидовать вам, потому что вы молоды. Остерегайтесь ее.

Прежде чем Колин подняла поднос, я на прощанье обняла ее.

– Ты действительно подготовила меня к возможным неприятностям, – сказала я. – Спасибо тебе. Думаю, теперь я смогу с большей уверенностью смотреть в лицо этим людям.

Когда я закрыла дверь, я снова была на грани изнеможения и собралась пораньше лечь спать. Я была довольна, что не получила приглашения на ужин к семейному столу, ведь они ни за что не оставили бы меня в покое. Я предпочитала быть сама себе хозяйкой.

Я отшвырнула всю подаренную мне одежду. Выложив те предметы гардероба Мари, которые надену завтра, я натянула на себя одну из ее ночных рубашек.