Испытание истиной - Владимир Савченко

А это очень важно, если она - истинна. Мир - волнение среды? -- -- --- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --- -- -- -- -- -- -- --

Материя едина. Она существует в пространстве и времени, но сами пространство и время есть категории материи; они материальны. В материи все взаимосвязано. В ней все течет, все меняется.

Это мы проходили на философских семинарах, лихо спихивали на зачетах, но воспринимали (если воспринимали!) лишь умом: очень уж идея о единстве материального мира трудно согласуется с наблюдаемым - отрывочным и пестрым разнобразием природы: тут тела, там воздух, там пустота, там холодно, там жарко, там зелено, там сыро.

А воспринимать надо просто и прямо: есть вязкая (взаимосвязанность!) материальная среда, которая включает в себя и пространство, и время, и нас самих со всеми чувствами и мыслями. Посторонний - не от мира сего наблюдатель увидел бы всю среду, как мы видим воду. Наш мир выглядел бы для него серым четырехмерным волнением - со смутными сгустками-телами, со струями, вихрями... и не знаю, с чем еще. И не различил бы он в нем ни звезд, ни планет, ни лесов, ни закатов, ни лиц человеческих... Мы различаем, потому что мы от мира сего. Для нас наблюдать - значит взаимодействовать.Потому-то так глубоко и запрятан от нас факт единства материи, что все воспринимаемое на меня, волну материи влияет: на длительность существования, на форму, на содержание, на размеры... Все влияет - и все по-разному. -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --

Это похоже на музыку: звуковые колебания, нарастая, устанавливаясь на уровне, затем слабея, образуют ноту, элементарную цельность, "атом музыки". Ноты слагаются в цельности-аккорды, в цельности-мелодии; это "кристаллы", "комья", "волокна" музыки. И все они складываются в нечто еще более цельное - в симфонию или в песню.

Это похоже на волнение моря: мелкие волнишки, накладываясь, образуют крупную, а из тех выстраиваются валы. Серия валов - с "девятым", максимальным, посредине - тоже волна. Да и весь шторм - волна-событие, ибо он не всюду, он начался и кончится.

... Это ни на что не похоже, потому что вселенское волнение материи - с возникновением, развитием и распадом галактических вихрей и звездно-планетных всплесков - четырехмерно. Все, что мы видим, слышим, чувствуем, лишь частные проявления его. Вот его и надо понять. А частицы... что частицы! -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --

И снова утро, и снова крестится на электрочасы тетя Киля.

...А я тоже знаю молитву. Ей меня выучила бабушка Дарья в селе, в войну - когда пришла "похоронка" на отца. Для панихиды. "Сам един еси бессмертный, сотворивый и создавый человека, земний убо от земли создахомся и в землю туюдже пойдем, яко повелел еси, сотворивый мя и рекий мя, яко земля еси и в землю отдыдеши..."

"Земля еси и в землю отыдеши..." Обобщим: среда еси - и в среду отыдеши. Ничто не ново в мире. Кто-то умный давно понял этот великий, поистине библейской простоты и беспощадности закон единства материального волнения. А потом кто-то глупый дал ему имя "бог". Навешивать ярлыки во все времена было занятием для дураков.

Занятно: о чем ни возьмусь думать, все ведет меня к той же идее. И частицы, и музыка, и старая молитва... Оно и естественно: правильная идея о мире должна обнимать все.

Сегодня после обеда поймал Кузина в кабинете, загнал за стол и блестя глазами, изложил свои идеи и размышления. Он вежливо выслушал, а потом - не то чтобы разгромил (Виталий Семенович никого не громит, это не в его характере), а, как говорится, облил меня холодной водой скепсиса.

- Дмитрий Андреевич, - сказал он, - я в принципе допускаю, что на базе ваших смелых идей ( в частности, идея переменности микрочастиц мне представляется весьма многообещающей) возможно построить интересную теорию. Даже общую теорию. Но, Дмитрий Андреевич, - он поднял палец, - но!.. Именно в общности ее и будет главный изъян. Не надо забывать, что мы живем во время пышного расцвета специальных наук. Они дают наибольший выход и в плане прикладном, и в плане эксперимента. Я не берусь определить, что причина, а что следствие: то ли расцвет узких теорий произошел от ограниченности исследователей, от их неспособности объять, так сказать, необъятное, то ли успех одних узких теорий повлек за собой развитие других... но факт налицо. И поэтому общая теория, построите ли ее вы или кто-то иной, ныне обречена.

- Почему?! - возопил я.

- Да очень просто: 99% такой теории окажутся ненужны - да и непонятны любому узкому специалисту. Любому! А по единственному понятому проценту ни один ученый не станет судить о правильности теории в целом. Это значит, что такая теория обречена на непонимание и забвение.

- Дмитрий Андреевич, - душевно продолжал он. - Мне хотелось бы коснуться и ваших... эмюэ... глобальных суждений. Не стану оспаривать ваше подозрение, что физика последние десятилетия шла, как вы говорите, "не туда". Это возможно. Во всяком случае, пиковое положение в области элементарных частиц, которому мы свидетели, к такому взгляду склоняет. Но, Дмитрий Андреевич, но!.. Не надо забывать, что в этом направлении, то есть, по-вашему, "не туда", все разделы физики шли вместе, в ногу, максимально, приноравливаясь друг к другу в идеях, осмыслении результатов и создании общих понятий. Сейчас наша наука, независимо от того, куда она идет и к чему придет, является мощной и весьма устойчивой системой, пошатнуть которую очень не просто. Физикой сейчас профессионально занимаются сотни тысяч, если не миллионы людей. Их труд и творчество, их жизненные интересы накрепко связаны с теми идеями, что есть сейчас, - а не с теми, что у вас или иного новатора на уме.

- Понимаете, Дмитрий Андреевич, - лирически вел он еще дальше, сейчас, в последней трети XX века, создать ситуацию, подобную кризису физики конца XIX века, крайне затруднительно. Ведь в отличие от того времени ныне есть электроника, вычислительные машины, лазеры, ядерная энергетика - и прочее, и прочее. Все это возникло из физических идей. И работает, Дмитрий Андреевич, работает! Взгляды на мир, которые вы намереваетесь оспорить, проникли в сознание каждого грамотного человека, в преподавание, проектирование... даже в философию и в политику в известной мере. А развитие иных идей - пусть более верных, но иных - приведет к такой ревизии, такой ломке и растерянности, которые сейчас вряд ли допустимы.

- Вот тебе на! - подал голос я. - А как же призывы Нильса Бора и других корифеев к радикальному пересмотру, к "безумным" идеям? Ведь все их приветствуют.

- Ах, Дмитрий Андреевич! - Виталик даже покивал с улыбкой от полноты чувств. - Неужели вы, ученый с десятилетним стажем, не понимаете, что приветствуют-то, имея в виду уютное, карманное академическое "безумие" чтобы без потрясения основ, без сокрушения авторитетов? Да и приветствуют-то высказывания корифеев, а не наши с вами. Таким образом, Дмитрий Андреевич, он встал, давая понять, что беседа близится к концу, - я все-таки порекомендовал бы вам не замахиваться на всю физику, а продвигаться обычным апробированным путем частных теорий.