Сейчас и навечно - Скотт Эмма

«Серьезно? Только не говорите, что мистер Мамочка – мой сосед».

Они замолчали, как только заметили меня. На лице женщины расплылась теплая, приветственная улыбка. Парень же уставился на меня со смесью тревоги и презрения.

– Вы кто? – грубо спросил он, поправляя сумку на плече и устраивая девочку на своих руках. Шесть футов сексуальности в помятом костюме с подозрением смотрели на меня.

Женщина еле заметно шлепнула его по руке.

– Сойер, будь хорошим мальчиком.

– Я… я ваша новая соседка? – это прозвучало, скорее, как вопрос, будто мне требовалось разрешение от этого парня на проживание здесь. Я резко выпрямилась. – Я Дарлин. Недавно сюда переехала. Я танцую. Ну, танцевала. Пришлось взять небольшой перерыв, но собираюсь скоро вернуться к этому… что-то типа того, – и выдала свою самую дружелюбную улыбку. – Сейчас я работаю массажисткой. Совсем недавно получила сертификат и…

Мой словесный поток иссяк под испепеляющим взглядом Сойера.

– Танцовщица. Фантастика, – с горечью сказал он. – Всегда мечтал о том, чтобы надо мной постоянно кто-то стучал и прыгал, будил ребенка и отвлекал меня от учебы.

Я уперла руки в бока.

– Моя квартира слишком маленькая для танцев, и к тому же…

Я снова потеряла дар речи, заметив, как острые скулы и резкие черты лица Сойера разгладились, когда его дочь – полагаю, ей было около года – хлопнула своей маленькой ладошкой по его подбородку. Взгляд Сойера смягчился, на лице появилась улыбка – прекрасная улыбка, которую он приберегал только для этой малышки, и наполненная любовью такой силы, что на мгновение мне стало трудно дышать.

– Очень рады познакомиться с тобой, Дарлин, – вмешалась женщина. – Я Елена Мелендез. Это Сойер, а его ангелочка зовут Оливия. Они живут наверху.

– Я тоже, – ответила с легкой усмешкой я. – На третьем этаже, имею в виду. Очевидно, – добавила с тихим смешком. – В студии.

– Снимаешь у Рэйчел, да? – Елена улыбнулась. – Она милая девушка.

– И тихая, – добавил Сойер, заработав очередной толчок от Елены.

– Да. Сняла на полгода, пока Рэйчел в поездке с «Гринпис».

– Добро пожаловать.

Сойер убрал маленькую ладошку от своей щеки и поцеловал девочку, а затем, пробурчав что-то неразборчивое себе под нос, прошел мимо меня и направился к лестнице. Я почувствовала приятный аромат парфюма и детской присыпки, и меня поразило странное ощущение. Словно в каждой молекуле моего тела проснулась неведомая для меня сексуальная и материнская энергия, вспыхнув в ответ на мужественность Сойера и детскую непосредственность Оливии.

«О мой бог, охлади пыл, девочка. Скорее всего, он женат и, без сомнения, говнюк».

Но не его дочь. Через плечо Оливия наблюдала за мной и улыбалась. Я помахала ей рукой.

Она помахала в ответ.

– Он славный парень, – сообщила Елена со вздохом, наблюдая, как Сойер скрывается за углом.

– Поверю на слово. – Я выдохнула с облегчением, когда он унес с собой странное витающее в воздухе напряжение и целый арсенал сильнодействующих феромонов. – Его взгляд может шлифовать алмазы. А вот его дочь милашка. Сколько ей?

– Тринадцать месяцев. Я нянчусь с ней с младенчества и наслаждаюсь каждой секундой. И делала бы это бесплатно, но Сойер настаивает на «полной оплате». – Женщина, наклонившись ко мне, заговорщически прошептала: – Но он не знает, что я занизила свою ставку. Я с радостью помогаю ему. Он так много работает. День и ночь.

– Чем он занимается?

– Учится на адвоката, – сказала она с гордостью. – Почти закончил.

– Эм, а что делает мама Оливии? – спросила я, шаркнув своим ботинком по тонкому ковровому покрытию.

«Умоляю, скажите мне, что она счастлива в браке».

– Я ее никогда не видела.

– О? Это… плохо.

– Сойер никогда не упоминал о ней, а я и не спрашивала. Думаю, если захочет, сам расскажет, но пока он молчит. Как партизан. У парня золотое сердце, но он такой серьезный, все время напряжен. Я беспокоюсь за него. – Она тепло улыбнулась. – Я всегда говорю ему, что его красивое лицо создано для улыбок, но он бережет их для Ливви.

– Я заметила.

Елена погладила меня по руке.

– А ты чем занимаешься, Дарлин? Говоришь, ты массажистка?

– Да, сегодня начала.

– Разве это не удивительно… – Улыбка ее стала шире, а взгляд метнулся вверх, на небеса или к квартире Сойера. – Dios trabaja de maneras misteriosas[6].

– О чем это вы?

– Да так. Расскажу когда-нибудь.

Маленькая темноволосая девочка с большими глазами выглянула из-за бедра Елены.

– Это Лаура. Ей два года, еще у меня есть сын, Гектор, ему пять. Мой муж работает допоздна, но когда-нибудь вы познакомитесь.

Я улыбнулась и помахала девочке рукой.

– Да у вас действительно полно хлопот.

– Так и есть, – ответила Елена, – иначе я бы пригласила тебя в дом, как настоящая хозяйка, и приготовила бы ужин. Но мне надо купать этих двоих.

– Очень мило с вашей стороны. Может, в другой раз? – спросила я с надеждой в голосе. Елена показалась мне моделью идеальной матери, и меня захлестнула волна тоски по дому с примесью одиночества. Мне внезапно захотелось сесть на ее диван, положить голову ей на плечо и выплеснуть всю накопившуюся внутри боль.

«Ты ведешь себя нелепо. Никто ничего не должен знать. Не в новой жизни».

– Кстати об ужине, – спохватилась я, – мне пора идти. С момента переезда я, кроме предметов первой необходимости, кофе и тампонов, ничего так и не купила. – Где здесь ближайший магазин?

– В округе есть Safeway и Whole Foods. Вниз по четырнадцатой улице.

– Идеально, спасибо большое, Елена.

– Обращайся, querida. Я рада, что ты здесь, и надеюсь, в скором времени и Сойер почувствует то же самое.

Я моргнула и рассмеялась.

– Уверена, что он и не вспомнит обо мне. В Нью-Йорке можно по несколько месяцев не встречаться со своими соседями по многоквартирному дому.

– Но это не многоквартирный дом, так ведь? Это маленький, уютный дом. Домик. – Тепло улыбнулась Елена. – Вот увидишь.

Глава 4. Дарлин

Вернувшись к себе в квартиру, я переоделась в штаны для йоги и черный танцевальный боди. Я решила, что самый лучший способ избежать боли в мышцах от работы – это каждый вечер делать растяжку.

Устроившись на полу своей маленькой гостиной, между диваном и телевизором, я начала делать упражнения, но далеко не продвинулась. Не прошло и пары минут, как я поняла, что очень голодна, а полки были пусты. Накинув серый свитер и ботинки, я схватила фиолетовый рюкзак и отправилась на улицу.

На втором этаже я замешкалась. Не нужно ли Сойеру что-нибудь? Должно быть, не легкое это дело – ходить по магазинам с младенцем на руках.

Я подняла руку, чтобы постучать, и мысленно повторила свою клятву: не иметь никаких дел с мужчинами. Не стоит лишний раз истязать себя.

«Или ты поведешь себя, как взрослая, всегда готовая помочь женщина. Обычно так и поступают соседи».

Я осторожно постучала в дверь, но никто не ответил.

– Ну и ладно. Я хотя бы попыталась.

Развернувшись на пятках, торопливо спустилась вниз.

Солнце почти скрылось за горизонтом, заливая улицы золотистым светом, а воздух казался теплее, чем я ожидала. Перед самым отъездом из Нью-Йорка Бекс поведал мне одну очень известную поговорку о городе: самая холодная зима на свете – это лето в Сан-Франциско. Но сейчас была середина июня, и не наблюдалось ни единого намека на холодный ветер, о котором меня предупреждали. Я добавила эту теплую ночь к моему мысленному списку всего хорошего в этом городе. Сущая мелочь; но если хоть на секунду позволить себе задуматься о Бекетте, Зельде или о своей семье, одиночество просочилось бы сквозь меня. И стало бы совсем плохо, потому что в такие моменты я была склонна творить глупости.