Томские трущобы - неизвестен Автор

- Что сыграть прикажете.

- Знаете аккомпанемент к романсу "Жажду свиданья".

Тапер утвердительно кивнул головой и взял несколько вступительных аккордов. Высокое, несколько надломленное, но приятное, ласкающее слух сопрано Кати, вступил под аккомпанемент и полился страстный зовущий романс. Кочеров слушал, низко наклонив голову.

- Приди, мой милый, я в ожидании! - пела Катя.

Лицо ее побледнело от внутреннего волнения. Грудь поднималась прерывисто и высоко. Глаза ее были устремлены куда-то вдаль: точно она видела там вдали того, кого так горячо, с такой глубокой тоской призывала в своей песне.

- Хорошо, ей богу, хорошо! - вырвалось у Егорина, когда Катя, закончив романс, быстро подошла к столу. Она жадно отпила полбокала шампанского. Шура смотрела на нее большими восторженными глазами, все еще находясь под обаянием пения.

Тапер тихо перебирал клавиши.

- Ступайте, больше я петь не буду, - сказала Катя, устало откидываясь на спинку кресла.

Тапер молча повиновался.

- Пойдем и мы с тобой, Шура! - поднялся Егорин, - пройдемся по коридору.

Катя и Иван Семенович остались вдвоем.

- Эх, Катя! - странным, точно не своим голосом заговорил Кочеров, если бы ты только захотела! Душу бы за тебя положил!

Девушка устало покачала головой.

- Опять за старое! Голубь ты мой, брось! Что себя расстраивать попусту...

- Люблю ведь я тебя, Катя, крепко люблю! Слово только одно - весь твой!

- Многие меня, голубь мой, любили, - грустно отозвалась Катя, многие по мне с ума сходили, еще там, в Москве, а где они теперь! И что со мной сталось! Была я когда-то звездой кафешантанной - на собственных рысаках каталась... А теперь! Все, милый мой, пройдет, все забудется!.. Давай выпьем лучше с горя!!!

13. СЕНЬКА КОЗЫРЬ У ТИХОЙ ПРИСТАНИ

Читатель, верно, помнит удивление, овладевшее Козырем при виде внезапно появившегося татарина.

- Откуда ты взялся? - удивленно спросил он.

"Татарин" расхохотался.

- Что, не узнал? Приятель!

Козырь был окончательно сражен.

Что за притча! - размышлял он, - по голосу, как будто Сашка, а с виду форменный татарин! Перенарядился он, что ли!

- Ну, гайда, теперь! - скомандовал Сашка. - Понравился тебе мой маскарад? Это, брат, мне необходимо, потому что в тот дом, куда мы сейчас пойдем, надо являться с осторожностью.

- Ну, брат, и штукарь ты, - покачал головой Козырь, - если бы ты не заговорил своим настоящим голосом, ей богу же, я бы не узнал!

- Здесь у меня, милый друг, - кивнул головой Александр, указывая на соседнюю комнату, целый склад всевозможных вещей и костюмов. Нечто вроде уборной артиста. Сегодня я татарином нарядился, а завтра, если понадобится, монахом буду. Так-то, брат!

Козырь почтительно слушал Александра и невольно перебирал в своей памяти все рассказы, которые ему приходилось слышать о ловкости и находчивости Сашки Пройди-света.

Когда они спускались вниз по лестнице, Александр обернулся к Семену и отрывисто произнес:

- Помни, Козырь, только одно: где ты был, что ты слышал - не видал, не знаю! Понял?

- Что ты, брат, разве я "первоучка" какой. Нешто я товарищеского обихода не знаю?

Внизу, в кухне их встретила старуха.

- Что это, батюшка, вы уже уходите? - обратилась она к Александру.

- Уходим, уходим, Кузьмовна! - ответил тот. - Я к вечеру еще вернусь.

Они вышли во двор. Собака, было вновь загромыхала своей цепью, тявкнула раза два, но, узнав проходивших, смолкла и завиляла хвостом.

Выйдя в переулок, Пройди-свет остановился и дал Козырю следующую инструкцию:

- Вот что, Семен, теперь ты иди по одной стороне улицы, а я пойду по другой. Не упускай меня из вида. В какой дом я зайду, туда и ты маленько погодя заходи.

Козырь молча кивнул головой.

Через полчаса ходьбы они вышли на одну из центральных улиц города. Здесь Козырю труднее стало следить за своим спутником. И улица была шире, и движение по ней больше... Александр же шел себе, не спеша, размахивая мешком, и время от времени однообразно покрикивая:

- Шурум нет ли! Старых вещей продавать!

Поровнявшись с одним большим двухэтажным домом в конце улицы, он остановился и поискал глазами Козыря.

Заметив того на противоположной стороне, он слегка кивнул головой и нажал кнопку, под которой было написано: "звонок к дворнику".

Минуты через три калитка была открыта и Александр вошел во двор.

Козырь, стоя на противоположной стороне улицы, видел все это и подождав несколько минут после того, как Александр вошел во двор, он в свою очередь последовал за ним.

Калитка была полуоткрыта. Во дворе около ворот Козыря встретили Александр и какой-то седенький сгорбленный старикашка.

- Вот, Иван Панфилыч, - заговорил Александр, указывая на Козыря, земляк мой, прошу любить и жаловать. Жить он у тебя будет, пока барин не приедет.

- Ладно, пуская живет, - равнодушно ответил Иван Панфилыч.

Козырь между тем, с любопытством оглядывал двор, где ему предстояло провести некоторое время в ожидании дальнейшего указания своего нового товарища.

Двор был большой, открытый, весь заросший травой, видно было, что здесь не появлялись экипажи, да и люди редко заходили. Задний фасад дома с облупившейся штукатуркой, старые надворные постройки, поросшие мхом - все это веяло запустением и мертвой тишиной.

- Идем же, шоль, в комнаты, - предложил Иван Панфилыч. - Что на дворе-то стоять!

- Идем, идем, душа моя! - подхватил Александр, - шурум-бурум нет.

Старик-дворник, кряхтя и почесывая поясницу, мелкими старческими шажками поплелся в дом. Наши приятели последовали за ним. Поднявшись на большое каменное крыльцо с обшарпанными и избитыми ступенями, они через большие темные сени пошли в кухню. Судя по размерам последней, по большому железному колпаку, висящему над широкой плитой, по многочисленным полкам для посуды - здесь когда-то кипела оживленная работа. Стучали, вероятно, поварские ножи, трещали мороженицы, в дымной и чадной атмосфере мелькали белые колпаки поваров. Но теперь и здесь, как и на внешности дома, лежал отпечаток заброшенности и пустоты.

- Ну, садитесь, гостями будьте, - прокряхтел Иван Панфилович, спускаясь на лавку.

Козырь с удивлением осмотрелся кругом, недоумевая в чей это дом занесла его судьба.

- А где Митька у тебя? - спросил Александр.

- В каретнике, дрова рубит.

- Что, не слыхать, когда ваш барин приедет, - поинтересовался Александр.

- А откуда мне знать, нешто он нам докладывает, когда уезжает! Дело барское, - уехал на охоту, а когда вернется - неизвестно.

- А чей это барин-то? - в свою очередь спросил Козырь.

- А вот, брат, поживем, так узнаешь! - хлопнул его по плечу Александр. - Оставайся здесь, живи, ешь, пей, спи в свое удовольствие. Одно только помни: на улицу носа не показывай.

- Ну, оставайтесь покуда, а я пойду...

- Ежели понадобишься мне, Козырь, тогда я тебя извещу - и Александр, простившись с Козырем и дворником, захватил свой мешок и вышел. Иван Панфилыч поплелся провожать его. На дворе им попался Митька - здоровенный широкоплечий парень с бессмысленным идиотским лицом, одетый в старый изорванный азям и поношенные валенки. Он нес охапку свеженарубленных дров и, при виде выходящих, широко осклабил свое тупое, лоснящееся от жира лицо.

- Гы, гы, - загоготал Митька: он был глухонемой.

- Ступай, ступай, тащи дрова-то, - махнул ему рукой Иван Панфилыч...

Подойдя к калитке, Александр обернулся и зашептал два дворнику:

- В комнаты Козыря ты не пускай. Разговоров лишних с ним не веди! Ну, в остальном - ты сам знаешь. Затвори калитку!

- Не извольте беспокоиться, все будет в порядке. - Прошамкал дворник.

Дом, в который ввел Козыря Сашка Пройди-свет, принадлежал, как это значилось на заржавелой доске над воротами, "действительному статскому советнику Николаю Артемьевичу Загорскому", занимавшему в свое время весьма видное положение среди губернской администрации. Старик Загорский умер лет десять тому назад. Умер вдовцом; единственный его сын, привезенный в столицу еще двенадцатилетним мальчиком, по окончании пажеского корпуса, жил за границей, имея место атташе при одном русском посольстве. Получив от душеприказчика покойного известие о смерти отца, Сергей Николаевич, так звали молодого Загорского, не особенно торопился с приездом на родину. Только год спустя после кончины отца, он вернулся в Томск. Устроив дела по введению в права наследства, сделав несколько полуофициальных визитов видным представителям местного общества, очаровав их всех своими изысканными манерами и чистейшим французским прононсом, Сергей Николаевич заперся в своем большом старом доме и повел странный образ жизни. Его поведение считали странным, во-первых потому, что он не стал завязывать более тесные знакомства в том обществе, к которому принадлежал по своему происхождению и образованию, а во-вторых и главным образом, потому что избегал томский бомонд. Сергей Николаевич зачастую появлялся то в клубе, то в лучших ресторанах города, окруженный разношерстной толпой прихлебателей. После покойного Николая Артемьевича, кроме дома, оставалось порядочное состояние - тысяч около восьмидесяти процентными бумагами. Молодой Загорский вел большую игру в клубе, проигрывал и выигрывал весьма крупную сумму.