Вой-3: Эхо - Гарри Бранднер

— Черт возьми, — прогремел большой человек. — Стальные зубы, двойной обхват. Это запрещено.

Малколм вздрогнул, когда рука великана коснулась его ноги.

— Потерпи. Я знаю, что тебе очень больно, но надо вытащить эту штуку из тебя. Тебе будет еще больней, немного, когда я ее разожму, но другого выхода нет. — Он повернул голову, и добрые карие глаза посмотрели прямо на Малколма. — Ну как, ты сможешь еще немного потерпеть?

Малколм кивнул.

— Вот и хорошо. Закрой на минуту глаза. Крепко зажмурься. Думай о самом лучшем, что у тебя когда-либо было.

Малколм закрыл глаза. Он изо всех сил старался думать о чем-нибудь хорошем, как велел ему большой человек. Но ничего не вспоминалось. Только ночь, огонь и крики умирающих.

Раздался громкий металлический скрежет, и новая вспышка боли охватила его лодыжку. Малколм открыл глаза. Великан, стоя рядом с ним на коленях, держал в руках стальной капкан.

— Вот то, что схватило тебя, сынок, — сказал он. — Проклятое грязное изобретение. — Затем он напрягся и стал раздвигать капкан, как будто это были челюсти акулы, пока он не разлетелся с громким металлическим скрипом. Он бросил сломанный капкан в кусты и вновь обратился к мальчику.

— Ты в порядке?

Малколм кивнул, сдерживая слезы. Он боялся услышать свой голос, не желая показать слабость перед большим человеком.

— Ты готов идти?

Малколм беспомощно посмотрел на искалеченную лодыжку. Теперь она была освобождена от стальных челюстей, но нога опухла и приобрела синюшный оттенок.

Большой человек снова заслонил от глаз Малколма разодранную лодыжку.

— Я помогу тебе, — сказал он. — Нужно отсюда выбираться.

Он просунул свои сильные руки под мальчика и легко, словно перышко, поднял его. Затем также легко поднялся и пошел по тропе.

— Ты не хочешь поговорить? — спросил он.

Малколм попытался что-нибудь произнести, но только всхлипнул.

— Ну тогда говорить буду я. Я к этому привык. А ты будешь слушать. Для меня это будет хорошим развлечением. Ведь я в основном разговариваю сам с собой.

Великан легко перешагивал через кусты и нес Малколма так, чтобы не задеть его раненую лодыжку. Ритм его шагов усыплял мальчика. И когда он говорил, его грохочущий голос был успокаивающим.

— Меня зовут Джонес, — начал он. — Я живу здесь один и редко кого вижу. Люди в городе знают, кто такой Джонес. Сумасшедший отшельник, так считают некоторые. В прошлом хиппи. Дитя природы. Мне безразлично, как меня называют, главное, чтобы меня оставляли в покое. И они это делают. Я прожил здесь почти двадцать лет. И никогда не имел неприятностей с людьми. Если ты никогда их не видишь, то и они тебя не беспокоят.

Джонес некоторое время шел молча, затем вновь заговорил:

— Да, но теперь мне приходится снова видеть людей. Бродяг. Исследователей природы. Иногда заблудившихся детей. Я ничего не могу сделать с охотниками. Когда они начинают стрелять в животных, я могу с ними поговорить. В основном я встречаю подростков. Они немного напоминают мне самого себя в шестнадцать лет. Но они проще смотрят на жизнь, в отличие от людей моего поколения. Их больше интересует применение оружия, чем отказ от него, но в этом нет их вины. Они почувствовали бы отвращение к стрельбе, если бы им пришлось идти в армию и воевать.

Но что-то случилось с современной молодежью. У них у всех какие-то сдвиги. Большинство из них участвует в разных демонстрациях протеста. Все это не по мне. Мне сорок лет, я знаю жизнь, но я все еще верю, что если мир изменится к лучшему, в этом не будет заслуги акционерных обществ. Вот почему меня называют сумасшедшим отшельником.

Джонес шел через густой кустарник, и внезапно они оказались на открытом месте. Перед ними была поляна, усеянная дикими цветами. Прямая грязная дорога вела к крепкой маленькой хижине, сложенной из грубых бревен. Струйка голубого дыма выходила из трубы, и ощущение уюта добавляли приятные занавески на окнах.

— Я живу скромно, — сказал Джонес. — Несколько лет назад здесь жила девушка. Вернее, женщина. Это благодаря ей появились занавески. И цветы. Их было больше, но я не любитель заниматься ими. Лучше овощи, чем цветы. Ее звали Беверли. Блондинка с длинными ногами. Она хотела попробовать жизнь на природе. И я был рад ей помочь.

— Что с ней случилось? — голос Малколма был слабым и дрожал. Он долго не говорил.

— Она ушла, — небрежно ответил Джонес, как будто они все время говорили вдвоем. — Оказалось, что жизнь на природе не настолько спокойна, как она думала. И она не смогла выдержать дождь. Она родилась в Сан-Диего и никогда в своей жизни не видела, чтобы дождик продолжался более двух дней. А здесь иногда дождь идет месяц. Меня это не трогало, но Беверли буквально сходила с ума. И потом был ребенок.

— У тебя был ребенок?

— Да, у нас. Маленький мальчик. Беверли хотела назвать его Звездный Мальчик, но я не позволил. Я-то не из космоса. Назвали Джоном. Правильное имя. Основательное. Библейское, если ты в этом разбираешься. Сейчас он на пару лет младше тебя. А как твое имя?

— Я… — внезапно Малколм ощутил пустоту в памяти, как будто там образовался вакуум. Он испугался. — Я не знаю.

— Ничего. Здесь нас только двое, так что путаницы не будет. А вот при возвращении в город ты должен знать свое имя, но к этому времени ты наверняка его вспомнишь.

Джонес подошел к дверям хижины и открыл их ногой. Внутри было несколько грубо сколоченных стульев, стол и пара кроватей армейского типа. Там же была железная раковина с умывальником. У одной из стен находился очаг с большим металлическим чайником, который уже закипал. От чайника исходил чудесный аромат.

— Беверли не учла, что жизнь на природе с Джоном будет иной. Ни телевизора, чтобы занять ребенка. Ни няни. Однажды она взяла его и ушла. Я не виню ее. По крайней мере, у меня есть сын. И я избавил его от жизни, которая началась бы для него с имени Звездный Мальчик.

Джонес внес Малколма в хижину и закрыл за собой дверь. Внутри было тепло. Вокруг витал аромат от закипающего чайника.

— Тушеное мясо, — произнес Джонес. — С турнепсом, помидорами, диким луком. Попробуем?

Малколм кивнул, но тут же вздрогнул от внезапной боли.

— Но сначала мы посмотрим, что можно сделать с твоей лодыжкой. Сейчас я ее перевяжу. Завтра утром дождь кончится, и мы отправимся в Пиньон, где сделают все как следует.

Джонес положил мальчика на кровать. Принес таз с водой и мягкое полотенце. Очень осторожно он обмыл раненую лодыжку.

Он держал ногу мальчика сильными мягкими руками и обрабатывал ее.

— Похоже, у тебя небольшое заражение, — сказал он. — Надо немного почистить. Я положу хинина. Это должно вывести инфекцию. Быстрее, чем йод.