Созвездие Стрельца, или Слишком много женщин - Диана Кирсанова

– Да.

– Ну тогда, конечно, поезжай. За меня не беспокойся, я быстро соберусь и посуду помою. У тебя дверь захлопывается?

– Да.

– Ну, все. Пока!

Перед тем как сказать «Пока!», она сделала нерешительный шажок мне навстречу, словно сомневаясь, полагается ли ей прощальный поцелуй. Я сам тоже не был в этом точно уверен, но мы все же поцеловались – весьма скоро и как бы стесняясь друг друга. Но в самую последнюю секунду Рита вдруг обвила мою шею руками, и я почувствовал на щеке жар ее горячего дыхания.

– Стасик, береги себя. Без тебя я умру…

– Не надо накалять атмосферу, Ритуся.

– Вечером увидимся?

– Возможно…

Я ушел, в последний раз оглянувшись у порога и запомнив ее вот такой – босой, чуть растрепанной, в моей пижамной куртке без штанов, с засученными рукавами, в ее огромных глазах почему-то застыл страх…

Чувствуя себя отчасти идиотом, отчасти человеком, который, сам того не зная, натворил что-то ужасное, я заскочил в машину и погнал – туда, в маленькую гостиницу в Текстильщиках, где мы с Мариной имели обыкновение встречаться.

По дороге я несколько раз набирал номер ее мобильника и, вслушиваясь в равнодушные мерные гудки, почти физически ощущал, как сердце сжимает чья-то невидимая ледяная рука. Что могло случиться с Мариной? Или нет, не с Мариной. Конечно же, не с ней, потому что голос по телефону у нее был вполне живой и здоровый, я бы даже сказал – веселый. Может, в припадке злости, который еще не прошел у нее после нашего разговора, она сотворила что-нибудь страшное? Прирезала кого-нибудь… подожгла гостиничный номер… Изуродовала себя? Не очень похоже на Марину – ведь вторым ее любимым занятием после секса было как раз любование собой, она могла часами смотреться в абсолютно любую гладкую поверхность, которая была способна отразить ее прекрасный лик… Нет, эта женщина не станет пить уксус, резать вены и вообще следовать поговорке «Выбью себе глаз, пусть у моего мужа кривая жена будет».

Но вот это? Вот это вот: «Иди скорей, посмотри, что ты со мной сделал!» Что я с ней сделал? Ровным счетом ничего! Строго говоря, это она сама залепила мне такую пощечину, что я еще удивлялся, почему не расшатался зуб…

По счастью, в это раннее время кишки московских дорог еще только начинают заполняться машинами, и до Текстильщиков я добрался за каких-нибудь пятнадцать минут. Сонный администратор на ресепшене кивнул мне, как старому знакомому. Возможно, он кивал мне точно так же и раньше, но в другое время я просто не обращал на него внимания – тут же меня передернуло от предчувствия крупной неприятности.

– Добрый день. Вам ключ от…?

– От двести семнадцатого, пожалуйста.

Поскольку мы с Мариной приезжали в эту гостиницу как минимум три раза в неделю на протяжении последних четырех месяцев, портье вполне мог запомнить, что я – это я и мне нужен ключ от двести семнадцатого. И он запомнил, конечно, запомнил. Но при этом увел взгляд в сторону и, вместо того, чтобы сунуть мне ключ, принялся топтаться на месте, как боевой конь.

– В чем дело?

– Да, собственно… – он кашлянул в кулак. – Нет, я просто к тому, что это не мое дело…

– Ну?

– Ваша дама уже получила ключ, она там. Постойте! – крикнул он мне вслед, потому что я рванул вверх по лестнице. – Я всего только здесь работаю и… И потому не хочу неприятностей.

– Да в чем дело, в конце концов?!

– Она там не одна. Конечно, это не мое дело… Но я на случай, если вы вдруг решите устроить шум. Я всего только здесь работаю…

Не дослушав его, я уже бежал по лестнице вверх и затем налево по коридору до двести семнадцатого номера. Дверь была закрыта не плотно: не заметив этого, я толкнул створку изо всей силы и буквально влетел в номер, еле успев затормозить на середине коридора. Если Марина была в комнате «не одна», то эти двое, наверное, сговорились играть в молчанку, потому что до меня не доносилось ни звука. Сделав два глубоких вдоха, я вошел в комнату.

А войдя в комнату…

…Марина висела на крюке от люстры под самым потолком, и перевернутый стул, от которого она оттолкнулась ногами (либо который у нее из-под них выбили), валялся на ковре точно напротив незаправленной кровати. Грива роскошных каштановых волос была переброшена Марине на лицо, сквозняк шевелил их – и некоторые тонкие волоски, как паутинки, парили в воздухе, подсвеченные розовым рассветным солнцем. На ней был тот же самый строгий костюм, в котором она ушла от меня несколько часов назад, и те же туфли на высоких каблуках – одна сорвалась с ноги и лежала на ковре чуть в стороне от стула, вторая покачивалась на носке ноги и грозила тоже вот-вот сорваться вниз.

Это было такое точное воссоздание картинки, которую еще вчера вечером я видел на первой фотографии, что у меня возникло ощущение дежавю.

Еще раньше, чем я успел охватить взглядом все это, в нос шибанул резкий запах. Я вспомнил, что у повешенных срабатывает кишечник и мочевой пузырь, заметил небольшую лужицу на ковре под телом, и только теперь к горлу подступила тошнота.

Но, собрав остаток сил, я шагнул к телу и коснулся Марининой руки. Она была совсем холодная. Более того – начинала коченеть…

Хватая ртом воздух, я выскочил обратно в предбанник, долго дергал дверь – о черт, как же она открывается?.. на себя или внутрь?! забыл, все забыл! – в конце концов буквально выпал из номера, захлопнул дверь и прислонился к ней, глубоко дыша и, наверное, глядя вокруг себя совершенно дикими глазами, потому что портье, который, оказывается, подсматривал за мной из-за выступа стены, сперва вытянул шею (почему я его и заметил), а затем кинулся вниз по лестнице, отчаянно стуча каблуками.

Я бросился за ним. Это было больше инстинктивное движение – куда-то бежать, кого-то ловить. С тем же успехом я мог начать ломиться в соседние номера – кстати, все как один закрытые.

В два-три тигриных прыжка я настиг тщедушного портье и прижал его к стене, предварительно хорошо тряхнув за плечи. Астеничное тельце в форменном бордовом костюме с золотой окантовкой заболталось, как вешалка в открытом платяном шкафу.

– Ты знал?! – прошипел я в востроносое лицо, которое на глазах начало покрываться мелкими бисеринками пота. – Знал, да? Знал, что она там мертвая? Знал, гадюка?!

– Кто?

– Ты!

– Я? Что мертвая? А кто мертвый?

– Марина! Та, что снимала номер!

– Она мертвая?

– Да! Убита!

– Аааааааааа… – тоненьким голосом проскулил портье и, как-то вынырнув из моих рук и из пиджака, стал сползать по стене.

Схватив его за шкирку, я потащил его на первый этаж, к рабочему месту. Запихал за стойку, надел на него пиджак, затем зачем-то толкнул – и портье распластался по своему стулу, как медуза. Было полное впечатление, что его тело отказывается держать какую бы то ни было форму и через секунду он просто стечет со стула и останется лежать на полу студенистой лужицей.

– Включай компьютер!

– Ззз… зачем?

– Кто заказывал номер? Кто его оплачивал? Сама Марина или тот, кто пришел с ней? Если он, то в компьютере должны быть его паспортные данные!

– Нет, нет… Это госпожа Доронина, все она… Мне и в компьютер смотреть не надо…

Доронина – это фамилия Марины.

– Она сама оплатила?

– Да. Сама. Я запомнил, потому что… потому что я ее знаю, и это было так… так необычно.

– Что – необычно?

– Что она не с вами и что сама оплатила номер. И еще она… она дала мне… щедрые чаевые. Как будто хотела, чтобы я запомнил… запомнил ее. Но мне не надо было запоминать. Я и так ее знал.

– Кто был с ней вместе? Ты хорошо разглядел?

– Не очень. Этот человек… Он держался в стороне.

Судорожно сглотнув, отчего худой кадык на его тонкой шее заходил как поршень, портье сделал глубокий вдох и вдруг жалобно попросил:

– Отпустите меня.

Я только сейчас заметил, что держу его за галстук. Разговаривая, я машинально притягивал к себе голову портье, и в конце концов позу, в которой он оказался, нельзя было назвать удобной.

– Извини, – я выпустил галстук, его голова ударилась о стол, потом заняла свое привычное месте: между плеч. – Опиши этого человека.

Закрыв глаза, портье подумал несколько секунд и сказал:

– В шляпе.

– Он был в шляпе?

– Да.

– Так, что еще?

– Широкий плащ.

– Какого цвета?

– Серый. Или песочный. Может, зеленый – я не знал, что надо запоминать! Я так и думал, что будут неприятности! Хотя я всего лишь здесь только работаю, – почему-то добавил он.

Я снова взял его за галстук:

– Что еще помнишь об этом мужчине? Вспоминай!

– Еще… Еще темные очки. Все! Отпустите! Отпустите меня! – Голос его начал срываться на крик.

Шляпа и темные очки, чтобы скрыть лицо, широкий плащ неопределенного цвета – негодяй сделал все, чтобы его никак нельзя было узнать!

– Когда он ушел?

– Кто?

– Этот, в шляпе, очках и плаще! Когда он покинул гостиницу, желательно точно, по часам?