Куприн - Олег Михайлов

— Может, многие и думают, что я способен, — горячо говорил он, — с чужого голоса повторять то, чего не знаю, но для этого нужна особая способность, которой у меня нет…

Он всё чаще бывал в доме Давыдовых, хотя Александра Аркадьевна не придавала особого значения его визитам. Она не всегда выходила вечером в столовую, но за хозяйку оставалась тётушка Марии Вера Дмитриевна Бочечкарева, вдова артиста Малого театра М. А. Решимова, которая разливала чай. Поэтому отсутствие Александры Аркадьевны не нарушало общепринятых правил.

— Понимаю вас, Александр Иванович, — отвечала ему Мария. — Мне и самой не по душе узость этих людей… Словно истина ими уже познана, и они озабочены только тем, чтобы её познали остальные. Несогласных же они спокойно предают анафеме… — Она помолчала и добавила с улыбкой: — Кстати, Михаил Иванович Туган-Барановский — мой родственник, муж сестры Лиды…

В короткий срок все в доме незаметно привыкли к Куприну. Он стал своим человеком. Давыдовой Куприн всё больше нравился: его непосредственность, жизнерадостность отвлекали её от постоянных тяжёлых дум о своей болезни и о смерти старшей дочери. Она охотно слушала купринские живописные рассказы о военной службе, о жизненных приключениях, о знакомых писателях.

А он был уже влюблён, влюблён в её младшую дочь. В сочельник, накануне нового, 1902 года, улучив возможность побыть минутку с Марией наедине, Александр Иванович сказал:

— Вы, конечно, давно уже почувствовали, как я отношусь к вам… — Он замялся, его открытое, чистое и доброе лицо покраснело. — Но ведь я плебей, сирота, провёл детские годы с матерью во Вдовьем доме, в Москве, на Кудринской площади… А вы…

— А я? — Мария улыбнулась доброжелательно и чуть грустно.

— Вы светская девушка, привыкшая к столичному обществу, дорожащая своим кругом, титулованными родственниками и петербургскими знаменитостями…

— Продолжайте, Александр Иванович! — поощрила его Мария.

— Я мечтал бы, чтобы вы связали со мной свою судьбу… Но кто я? Бывший офицер с ограниченным образованием… Беллетрист не без дарования, но до сих пор не написавший ничего выдающегося…

— Вы мне тоже не безразличны, — тихо сказала Мария. — Я верю в ваш талант, в ваше будущее… И откровенность за откровенность. Я очень люблю маму… — Она запнулась. — Александру Аркадьевну… Но ведь я даже не знаю, кто мои родители… Меня подкинули в младенчестве. А Александра Аркадьевна меня удочерила, окрестила и воспитала…

— Маша! — воскликнул Куприн, взял её маленькую ручку в свою, грубую и сильную, и прижал к губам; затем не сразу, прикрыв веками глаза, тихо сказал: — Такой вы мне ещё дороже!..

Утром на другой день она сообщила матери, что стала невестой Куприна.

4

— Что ж это такое? Знакома с ним без году неделя, и вдруг невеста. — Александра Аркадьевна была изумлена и даже шокирована этой неожиданной новостью. — Ни узнать как следует человека не успела, ни спросить у матери совета… — Голос её прервался. — Что же, раз советы мои тебе не нужны, делай как знаешь.

Она махнула рукой и заплакала.

В последнее время здоровье Александры Аркадьевны резко изменилось к худшему. Она почти не выходила из своей комнаты, целые дни проводила в постели и начала говорить о завещании и своей близкой смерти. Вскоре она пригласила к себе дочь и Куприна.

— Я говорила вам, Александр Иванович, — обратилась к нему Александра Аркадьевна, — что не следует торопиться со свадьбой, прежде чем вы и Муся хорошо не узнаете друг друга. Но теперь я чувствую, что мне осталось недолго жить. После моей смерти ей будет тяжело оставаться с больным братом на руках и теми обязанностями, какие я возлагаю на неё моим завещанием…

— К чему думать и говорить о таких тяжёлых вещах, Александра Аркадьевна, — ответил Куприн. — Каждый из нас не может быть уверен, что он увидит завтрашний день. Бывают роковые случайности, когда человек идёт по улице в самом радужном настроении, а с крыши пятиэтажного дома на его голову падает кирпич. Или он идёт, осторожно оглядываясь, и неожиданно из-за угла выносится пьяный лихач и под копытами лошади превращает его в бесформенную массу. Можно ли задумываться над такими случайностями и мучить ими себя?..

Куприн говорил так естественно, непринуждённо, что Давыдова заметно успокоилась.

— Правда, сердечные припадки у меня давно и только за последние два года участились, — сказала она. — Но всё-таки каждый раз после приступа я думаю о своей близкой смерти.

— По-моему, Александра Аркадьевна, — мягко продолжал Куприн, — со свадьбой не следует спешить только потому, что сейчас у вас нервное, подавленное настроение, которое скоро пройдёт. Но я убеждён, что надолго откладывать эту церемонию бесцельно. Ведь сколько бы времени мы с Машей ни были женихом и невестой, хотя бы и три года, как это водится у честных немецких бюргеров — за это время они копят деньги на серебряный кофейный сервиз, — мы всё равно друг друга хорошо не узнали бы. В большинстве случаев взаимное разочарование наступает редко до брака и гораздо чаще после него…

— Пожалуй, вы правы, — помолчав, сказала Давыдова. Она улыбнулась. — Тётя Вера ведь только на днях заказала приданое. Но всё равно венчайтесь до великого поста…

Свадьба была назначена на февраль. Куприн, безмерно счастливый, сообщил о готовящейся женитьбе своей матери Любови Алексеевне, по-прежнему жившей в Москве, во Вдовьем доме. Она ответила, что тоже счастлива, что он наконец женится и покончит со своей бродячей, скитальческой жизнью, что у него будет своя семья, своё гнездо. В конверте было вложено отдельное письмо Марии.

Л. А. Куприна — М. К. Давыдовой.

«Перед свадьбой я пришлю Саше и Вам моё родительское благословение — икону святого Александра Невского, по имени которого назван Саша. Когда я вышла замуж, у меня родились две девочки. Но моему мужу и мне хотелось иметь сына. И вот тут нас стало преследовать несчастье. Один за другим рождались мальчики и вскоре умирали. Только один дожил до двух лет, и тоже умер. Когда я почувствовала, что вновь стану матерью, мне советовали обратиться к одному старцу, слывшему своим благочестием и мудростью.

Старец помолился со мной и затем спросил, когда я разрешусь от бремени. Я ответила — в августе. «Тогда ты назовёшь сына Александром. Приготовь хорошую дубовую досточку, и, когда родится младенец, пускай художник изобразит на ней точно по мерке новорождённого образ святого Александра Невского. Потом ты освятишь образ и повесишь над изголовьем ребёнка. И святой Александр Невский сохранит его тебе».

Этот образ будет моим родительским благословением. И когда господь даст, что и вы будете ждать младенца и ребёнок родится мужского пола, то вы должны поступить так же, как поступила я».

Как бывало всегда, старшее поколение отличалось большей религиозностью, чем молодые. Не только Любовь Алексеевна, но и Александра Аркадьевна Давыдова, женщина просвещённая, хотела, чтобы новобрачные соблюли все полагающиеся обряды. Она сказала Куприну о своём желании, чтобы их венчал непременно модный в то время в Петербурге священник Григорий Петров[19].

Время до свадьбы проходило стремительно, наполненное утомительной суетой. Днём Куприн трудился в «Журнале для всех», а вечерами ни о чём серьёзном поговорить было нельзя — приходили родственники Давыдовых, друзья семьи, сотрудники «Мира божьего».

— Какое глупое положение быть женихом, — ворчал Куприн. — Все ваши знакомые приходят и с головы до ног оглядывают меня критическим взглядом. Женщины дают советы, мужчины острят. И всё время чувствуешь себя так неловко, как это бывает во сне, когда видишь, что пришёл в гости, а у тебя костюм не в порядке. Ваши подруги смеются, кокетничают и при мне спрашивают: «Ну как ты себя чувствуешь, нравится тебе быть невестой?» Я кажусь себе дураком и нарочно веду себя так, чтобы поддержать это мнение, а сам думаю: «Нет, Саша совсем не дурак». Вот как-нибудь я вам это докажу. А сейчас мне не хочется…

И добавил, тихо обняв Марию за плечи:

— Слава богу, что теперь недолго осталось тянуть эту дурацкую петрушку.

Как-то вечером к Давыдовым заехал Михайловский — справиться о здоровье Александры Аркадьевны.

— Я на минутку, — объяснил он в передней, не снимая пальто, вышедшей встретить его Марии. — Только хочу узнать, как чувствует себя ваша мама… Страшно занят — выходит книга журнала. Был в типографии и тороплюсь домой просмотреть последние листы вёрстки.

Она всё-таки убедила его пройти в столовую и выпить стакан чаю.

— Вы что же не зовёте меня в посажёные отцы? — шутливо-строгим тоном обратился он к Куприну, блеснув золотым пенсне. — Слышал я, что скоро уже свадьба, а ни вы, ни Муся мне ни слова. Вы, кажется, забыли, Александр Иванович, что я вам крестный отец. Забывать этого не следует…