Гнев Севера (СИ) - Мазин Александр Владимирович

Немного поразмыслив, снял кошели и с двух погибших соратников. Думаю, им было бы приятно узнать, что их личные средства помогут выжить своему, а не достанутся врагу.

Теперь — припрятать тела Гаррета и Уолли, и можно выбираться. Ага. И еще вот это копьецо прихватить, чтоб оружие в руке, и щит за спину.

Чуть не забыл. Я же собираюсь выдать себя за христианина, а главного символа у меня и нет.

От крестика Уолли я отказался сразу. Именной: «…спаси и сохрани Уоллеса Лея». А вот Гарретов — самое то. Серебряный, с вырезанной на перекрестии фигуркой Спасителя. Ни намека на индивидуальность.

Теперь я готов.

— Стоять! Не знаю тебя! Кто такой?

Как и следовало ожидать, вход-выход на поле боя был ограничен. Слишком много добра скопилось на этой территории.

Опять-таки недобитые враги могут попробовать сбежать…

— Я тебя тоже не знаю.

Судя по одежке, невелика сошка.

Но резкий. Тут же на меня наконечник копья направил.

Я небрежно отодвинул его собственным копьем. Не спеша, чтобы не было воспринято как угроза.

— Мой господин — милорд Годвин. Преподобный, — я снова прибег к той же легенде. И тут же оперся на древко, изображая слабость. Причем даже особо стараться не пришлось. Бодрости во мне осталось — воробью три раза чирикнуть.

— Ты ранен?

Второй. Этот не бычит. Глядит с сочувствием.

— Помяли немного. Мне б поесть…

— Там, — второй махнул в сторону крепости. — Пить хочешь?

— Нет, — я показал на трофейную флягу. — Уолли дал.

— Знаю Уолли. — вмешался первый. — Уолли добряк!

Оба заржали.

— Ты это, помылся бы, — сказал второй. — Воняет от тебя похуже, чем от пса, сдохшего от поноса.

— Сам чьих? — снова построжел первый. — Говор у тебя ненашенский.

— А ты чуткий, — я выдавил смешок. — Я из… — вовремя вспомнилось ирландское: — Мунстера. Это…

— Ирлашка, — пренебрежительно бросил первый. — Так и знал, что ты чужак. Зачем здесь?

— Затем. Норманнов убивать, ты, про… — Я сделал вид, что проглотил ругательство.

— Отстань от него, Гровер! — вмешался второй. — А ты иди в крепость, поешь да отдохни. Досталось тебе.

— Отдыхать некогда, — я покачал головой. — В монастырь надо. Милорд гневаться будет. Строг.

— Зато платит щедро, — второй кивнул на мои сапоги. — Побольше нашего тана.

— Уж верно, что побольше, — подтвердил я. — Но сапожки я не покупал. У норманна забрал. Три дня назад.

— И он так вот просто тебе их отдал? — спросил первый с такой интонацией, что мне захотелось сделать ему больно.

— Просто, керл, под кустом гадить, — буркнул я. — А из тебя бы тот норманн точно всё дерьмо выпустил!

— А ты, значит, великий боец, ирлашка?

— Хочешь проверить? — Я угрожающе шевельнул копьем, и тут же снова на него оперся, изобразив потерю равновесия.

— Гровер, довольно! — вмешался второй. — А ты не задирайся. Сам же на ногах не стоишь. Иди в крепость. И отдохни. А утром наверняка в ваш монастырь раненых повезут. И ты с ними.

— Точно! — Я хлопнул ладонью по лбу. — Так и будет. Совсем ум растерял, пока под дохлыми нурманами провалялся.

И заковылял к крепости, опираясь на древко копья.

Подозрительный Гровер проводил меня недобрым взглядом, но остановить не пытался.

Но попытается, если я вдруг сменю направление.

Но я не сменю. Мне тоже нужно в крепость. Потому что прежде, чем вернуться домой, я должен узнать о судьбе Рагнара. И если конунг мертв, что скорее всего, то рассказать сыновьям о том, как погиб отец. Это важно.

Глава 7. Язычник должен умереть

Элла, король Нортумбрии. Суровый светловолосый и светлобородый мужик с тоненьким обручем короны и широким поясом, обремененным разными предметами, самым крупным из которых был меч в ножнах, обтянутых алой тканью. Король возвышался над Рагнаром на полголовы.

Это потому, что Рагнар стоял на коленях. А на коленях он стоял потому, что два здоровенных ублюдка изо всех сил давили ему на плечи, а еще трое держали натянутые цепи, закрепленные за спиной на руках конунга, железном обруче вокруг туловища Рагнара и кольце-ошейнике, сдавившем напрягшуюся, с вздувшимися жилами, шею Лотброка. И, несмотря на железо, им приходилось напрягать все силы, чтобы удерживать конунга данов в столь неестественном для него положении. Лев остается львом даже в цепях.

Но Рагнар не был львом. Он круче. Он был повелителем морских драконов. Король Нортумбрии наверняка это чувствовал, потому что не рискнул подойти к скованному пленнику вплотную.

— Кто ты? — спросил король. — Как тебя зовут, норманн?

Монах-толмач начал переводить, но Рагнар понял и без перевода.

— Я — твоя смерть! — рыкнул он.

И король его тоже понял без перевода.

— Тебе лучше отвечать государю, — сказал монах-переводчик, косясь на своего монарха. — И тогда смерть твоя будет легкой.

Рагнар расхохотался.

От этого смеха даже я поежился, а кое-кто из окружения Эллы даже за оружие схватился.

— Я убил пятьдесят твоих людей, конунг, и еще одного! Я победил в восьми великих битвах и десятках схваток помельче. Я убил тысячу врагов и двадцать шесть великих воинов, которые станут прислуживать мне в Валхалле!

Голос Рагнара, казалось, заполнил всё вокруг. Никто не смел перебить или остановить пленника.

— Почетное место ждет меня за пиршественным столом Всеотца! — прогудел Рагнар. — Давай, англичанин, сдери с меня шкуру! Выпусти мне кишки! Дай порадовать асов моим последним подвигом! Я сам подскажу тебе, что делать, потому что ты никогда не придумаешь того, что могу придумать я, любимец Высокого!

— Что он говорит? — спросил Элла толмача, который забыл о своей профессии и безостановочно крестился.

— Хвалится своими бесовскими божками, — пробормотал монах. — Убей его поскорее. Его место в аду, а не среди людей.

— Он назвал свое имя? — спросил король.

— Нет. Хвалится, что перенесет любые пытки.

— Что ж, — король поглядел вниз, на пленника, — я могу узнать его имя от кого-то другого. Кенельм, сколько у нас пленных? — обратился он к одному из воинов свиты.

— Пятеро, ваше величество. Но если вы хотите кого-то из них допросить, следует поторопиться. Двое до завтра точно не доживут.

— Пятеро? — вздернул бровь король. — Только пятеро?

— Они хорошо сражались, ваше величество. И вы ведь велели взять живьем только их предводителя. Мы его взяли. Остальные…

— Я тебя понял, Кенельм, — отмахнулся Элла. — Что ж, проверим, так ли этот хорош, как хвастает. Редманд! — он повернулся к другому военачальнику. — Этого в подвал. И присматривать за ним в десять глаз. Завтра мы возвращаемся в Йорвик[5]. Этого берем с собой.

— Язычник должен умереть, ваше величество! — влез еще один из королевской свиты, судя по одежке — представитель церковной верхушки.

Король глянул на него мрачно, бросил:

— Он умрет. Но не в этой глуши. Мои подданные должны видеть, как я караю норманнов!

— Это очень мудро, ваше величество, — моментально согласился святоша. — С Божьей помощью вы избавите нас от этой напасти!

— Да уж постараюсь, — буркнул Элла.

«Мечтай!» — подумал я.

Если он казнит Рагнара и его сыновья об этом узнают, я не дам за шкурку королька и медного пенни. Единственный шанс Эллы — попробовать договориться с пленником. Богатые дары и почетное возвращение домой.

Тогда, возможно, Рагнар даст ему возможность побыть королем еще немного.

Вопрос: как это сделать? Теоретически все понятно. Надо пробиться на аудиенцию, рассказать королю, кого он захватил, изложить свое видение ситуации… И с большой долей вероятности разделить с Рагнаром тюремную камеру. Даже если король проникнется моей позицией, есть еще церковники, чей авторитет наверняка побольше моего, а они никаких компромиссов не допускают. «Язычник должен умереть!» А уж вероятность того, что Рагнар согласится креститься, даже не равна нулю. Она отрицательная.