Прятки на осевой - Владимир Васильев

– Должен, – Кекс иронически скривил губы. – Я даже здесь, у себя дома, предпочитаю не произносить эту фразу – что Покатилов кому-то чего-то должен.

Ирония Кекса получилась откровенно грустной – могущество людей, подобных боссу, можно было сравнить разве что с могуществом стихий. А поскольку со стихией невозможно бороться, с ней приходится сотрудничать. Увы, исключительно в роли подчиненного, чтобы не сказать пешки. Давай, Кекс, бери ноги в руки и марш в Зону, где тебя в любой момент могут сожрать, прожарить или вывернуть наизнанку. Но только ты не моги в Зоне помирать, ибо велено тебе добыть для босса то-то и то-то и в целости-сохранности доставить в «Вотрубу», где поджидают Хома с охранниками и прочими покатиловскими подручными, вплоть до кассира и бухгалтера…

Кекс мотнул головой, отгоняя невеселые мысли. Рефлексия, конечно. Гнать ее, гнать, к чертовой матери! Надо относиться ко всему просто как к бизнесу: склонил голову, напрягся, получил бабки. Еще несколько лет, и как Редактор – снаряжение барыгам, квартиру, например, Греку, если к тому времени не гробанется, ноги в руки и ходу отсюда. К морю, к маме. И гори оно все…

– И все-таки, – Жучара поглядел Кексу в глаза, – покажи Покатилову эту фотку как-нибудь. Если не хочешь лишний раз мозолить глаза – сам не светись, просто перешли ему, подсунь, как получится. Я нутром чую: если нас что и спасет, так это гласность и расторопность. Нельзя нам молчать и бездействовать, понимаешь?

– Нельзя, – со вздохом согласился Кекс. – Но и светиться особо тоже неохота…

– Потому я и говорю – не светись. Оставайся в тени, играй себе в прятки. Только не забывай, что ты не во дворе с пацанами играешь, как в детстве.

– Прятки, – проворчал Кекс, невольно зевнул и поглядел на микроволновку, на встроенные часы. – У нас вся жизнь – прятки. Как шарахнет – мокрое место не всегда остается, зато всегда оказывается, что кто не спрятался, тот сам виноват… Ладно, Жучара. Считай, что ты меня убедил. – Он смахнул мини-флэшку со стола в подставленную ладонь. – Подсуну я твою фотку Покатилову и придумаю, как это сделать по уму, не дрейфь. Завтра же утром.

– Тогда на еще одну. – Жучара выудил откуда-то из-под полы вторую флэшку, точно такую же, и уронил в ладонь Кекса. – Чтобы у тебя все равно одна осталась…

Кекс только тяжело вздохнул.

– Все, проваливай, – сказал он Жучаре, вставая. – Я спать буду.

Жучара кивнул, выцедился, словно таракан, из щели между столом и кухонным шкафчиком и без возражений протиснулся в прихожую, где сразу же принялся обуваться.

– Здоров будь, сталкер! – попрощался Кекс и открыл дверь.

– И тебе не чихать, бродяга, – отозвался Жучара.

Мрачновато отозвался, не без этого. Но хотя бы не безнадежно.

И на том спасибо…

Глава шестая

У Сиверцева с утра все валилось из рук. Сначала он уронил под стол журнал наблюдений за образцами, потом на покрытый резиновыми ковриками пол лаборатории рухнула кювета с контрольной культурой какой-то Пашкиной заплесневелой дряни (задел краем халата), а в довершение всего и сам Сиверцев оступился и с размаху присел на выкрашенный серебрянкой остов муфельной печи инвентарный номер семнадцать шестьсот сорок три.

Завлаб, подполковник медицинской службы Баженов, пожилой дядька с совершенно неуставными вислыми моржовыми усами, печально поглядел на Сиверцева и сердобольно посоветовал:

– Шел бы ты домой, Ваня. Работник из тебя сегодня…

«Как из говна пуля», – мысленно завершил фразу Сиверцев, которую деликатный завлаб оборвал посредине.

– Простите, Федор Витальич…

– Да прощаю, прощаю. Ты и правда иди. Я тебе потом отгул оформлю.

– Спасибо.

– Будешь должен, – привычно отмахнулся Баженов.

Сиверцев негнущимися руками стянул халат, повесил его в шкафчик, отодвинул журнал наблюдений подальше от края стола, поглядел исподлобья на Пашку и уныло побрел к выходу.

Сержант на КПП пялился на Сиверцева участливо, но пропуск все равно проверил, потому что за нарушения контингент исследовательского центра нещадно дрючили. Не спросили, почему в рабочее время в жилой сектор направляется, – и то ладно.

В принципе Сиверцев по совету завлаба действительно собирался вернуться в общагу, рухнуть спиленным тополем на койку и попытаться уснуть.

Но ноги сами привели его в «Ать-два». За тот самый столик.

Возможно, вокруг Сиверцева образовалась некая аура потрясения и подавленности – иначе чем можно объяснить, что обычно неторопливый бармен уже через десять секунд собственной персоной материализовался у столика с подносом в руках? Причем поднос был отнюдь не пустой.

– За счет заведения, – сообщил бармен, разгружая поднос, и это Сиверцева окончательно добило.

«Блин, неужели я так раскис, что меня жалеют даже эти бутлегерские прилипалы?» – подумал Сиверцев уже не с равнодушием, а с тревогой, и эта тревога его самого почему-то обрадовала и взбодрила.

Заведение в этот раз разорилось на сотку водочки, пару бутербродиков-канапе на шпажках и полушку светлого пива. Для закрепления, так сказать, наступательного водочного прорыва.

«Полоз, – подумал Сиверцев, потянувшись к рюмке, – давай ты найдешься, а? Живым…»

И засадил водку одним ударным глотком.

Через несколько секунд голова стала кристально ясной, а давешние муть и тяжесть бесследно схлынули.

Еще по пути на работу Сиверцев, невзирая на утреннюю подавленность, кое-как обдумал вчерашнее; версию с подмешиванием в выпивку какой-нибудь дряни он решительно отверг. Химию организм обычно чувствует, и уж от себя-то самого последствия отравления никак не скроешь, биолог-исследователь мог это сказать с определенной уверенностью.

Оставалось одно: пси-воздействие.

В Зоне полно и существ-псиоников, и соответствующего оборудования – на том же Янтаре, например, хотя как именно оно функционирует, во многом еще загадка. Кроме того, странная энергетика Зоны сама по себе имела пси-составляющую. Но то в Зоне! А Сиверцев, похоже, попал под удар пси прямо в баре «Ать-два», априори расположенном за ее пределами. Что, собственно, считается теоретической границей Зоны? Не колючая же проволока и не кордоны военных всех мастей на временных участках периметра! Говоря научным языком – границей Зоны может считаться территория, где свойства, присущие собственно Зоне, становятся пренебрежимо малыми.

Будем откровенными: пси-воздействие, от которого вполне здоровый и сильный мужик вырубается на несколько часов и практически полностью теряет память, пренебрежимо малым не назовешь при всем желании.

Сиверцев сжевал один бутербродик, поковырял шпажкой в дуплистом зубе и машинально потянулся к пиву, не прекращая анализировать события.