Кровь Титанов. (Тетралогия) - Виталий Бодров

Боль. Не от ожогов — от предательства. От непонимания. Боль и пустота в груди, там где раньше было сердце. Теплое, отзывчивое сердце...

— Творец отпустил грехи ея и простил... — это священник

— Заткнись! Это мы перед ней виноваты, — а это Шарап. В его глазах — вина. Стыд, вина и запоздалое раскаяние. — Прости, солнышко...

Снова солнышко, а не ведьма. Почему-то это уже не радует. Боль на сердце, боль и тоска. Творец, почему ты не дал мне умереть?

— Предателям — нет прощения, — голос мертвый, словно бы не ее. — Вы — сами себе кара. Я не брошу в вас свое проклятье. Вы — сами себе проклятье. Я не пожелаю вам смерти. Она — слишком хороша для вас. Не хочу ни видеть вас, ни помнить о вас...

Она идет сквозь толпу — обнаженная, беззащитная. С сердцем, истекающим кровью. Рыжие волосы лепестками огня скользят по плечам. И толпа поспешно раздвигается перед ней. В страхе. В благоговении. В непонимании.

Она проходит мимо них, не глядя ни на кого. Проходит по улице мимо приземистых домов, мимо свежего пепелища на месте их с тетей Мафьей хижины (Сердце сжимается от новой боли. А ей-то казалось, что больнее и быть не может). И исчезает среди деревьев, и только волчий вой (Днем! Летом!) сопровождает ее.

— Все, жена, собирай манатки, — говорит Шарап, по-прежнему глядя вслед девушке. — Ни дня здесь не останусь. Проклято это место. Поедем в город...

— Ты чего, Шарап? — это староста. — Она же сказала, что не будет проклинать нас.

—  Она— нет. Мы сами себя прокляли, — Шарап в упор смотрит на старосту, и тот отводит глаза. — Теперь никому на этой земле ни радости не видать, ни счастья. Да и на другой — не знаю. Я уезжаю. Вы — решайте сами.

— Пропадешь ты в городе, — это Опарь, посерьезневший, как-то разом растерявший всегдашние свои ухарство и бахвальство.

— Авось, не пропаду. Тяжко будет, да. Да только такие грехи жизнью своей замаливать должно, — он бросает тяжелый взгляд на съежившегося священника. — Вот только, хватит ли ее, не знаю. Пойдем, жена. Надо засветло уехать.

— Дело говоришь, Шарап, — это Кумила, кузнец. — Пойду и я собираться. Мне, бобылю, проще. Ни жены, ни детей... Молот с собой возьму, а за наковальней дело не станет. Для кузнеца завсегда работа найдется...

На следующий день начался исход. Жители спешили покинуть деревню, как крысы тонущий корабль. Часть, конечно, осталась — из тех, у кого голос совести промолчал. Да из тех, кто потрусливее. Впрочем, оказалось, что это одни и те же люди...

— Глянь-ка ребята! Девка! Голая!

— Вечно тебе, Рубай, девки мерещ... Ох, ни хрена ж себе! Одна! Ночью! В лесу!

— А это, часом, не мавка?

— Какая, на хрен, мавка! Рожа-то вся в крови, видишь? В мавке-то откуда кровь?

— Вот свезло, так свезло! Эй, красотка, иди сюда, погреем... Чур, я первый!

— Первый — атаман. Эй, девка, будем по-хорошему, или силой?

Злобный рык заставил его отпрянуть. Рядом с незнакомкой возник из темноты матерый волк и зло оскалил клыки, глядя разбойнику прямо в глаза. Так, что тот с пугающей ясностью осознал — не пугает. Одно движение — и прыгнет. И даже смерть этого зверя не остановит.

Девушка спокойно подошла к огню и зачерпнула рукой горсть углей. Голой рукой!

Атаман сглотнул и отодвинулся. Всякое желание вмиг пропало.

— Кажись, ведьма, — прошептал Рубай.

— Какая ж это ведьма! Голой рукой в огонь! Эй, красавица, от нас-то чего хочешь?

Девушка подняла на него глаза — и атаман задохнулся от той боли, что плескалась на дне зеленых озер. Ласково погладила волка. Спросила непонятно:

— А вы — кто? Люди или звери?

— Люди, — удивляясь себе, ответил атаман. — Злые, изломанные, но — люди.

— Дайте тогда, чем прикрыться. И глоток вина, если есть.

— Алмаз, быстро! Посмотри, что из шмоток ей подойдет. А ты, Рубай, вина разогрей!

Лани, поджав ноги, села у костра. Ее била крупная дрожь, тело сотрясали рыдания, но глаза оставались сухими. Волк тихо поскуливал, положив голову на ее колени.

— Поспи, милая, — атаман вдруг почувствовал, как слезы торят дорожки по его щекам. — Отдохни. И не бойся — зла не причиним. Люди мы...

— Спа-сибо, — выдохнула она, закутываясь в принесенную одежду. Рубай поднес ей глиняную чашку с глинтвейном.

— Спасибо вам, — повторила девушка, пригубив горячий напиток. Боль и напряжение постепенно оставляли ее. Волк перестал скулить и облизал ей лицо, преданно глядя в глаза. Через несколько минут Лани уснула.

Глава III.

Нанок был варвар. То есть, так его назвали бы высококультурные жители Квармола или, там, Гардарики. Люди же с недостатком интеллекта (а таких большинство) называли его барбарианом. А иные подонки — и вовсе барбом.

Барбы... Упс! Пардон, варвары, это такие специальные люди, созданные исключительно для войны. Огромного роста, сильные, тупые, прекрасно владеющие топор и дубиной, но неспособные к мечу, ненавидящие лук как «нечестное оружие». Всегда стремящиеся подраться, пожрать и полапать девчонок. Причем, именно в такой последовательности. Вдобавок варвары боялись и ненавидели колдовство (а как следствие, и колдунов). Вино и пиво, напротив, очень сильно уважали. Особенно неразбавленное.

Все вышесказанное полностью подходило к Наноку, за двумя уточнениями. Во-первых, Нанок не считал лук нечестным оружием, он просто не умел стрелять. А во вторых, обучиться владеть клинком он просто не успевал. Меч — оружие дорогое, за него барыги дают в два, а то и в три раза больше чем, скажем, за топор такого же качества. А дубину так и вовсе рекомендуют засунуть в задницу. (Глупо, между прочим. Варвары — люди довольно-таки наивные и доверчивые. Такому предложи — и засунет, куда сказано). В общем, все подхваченные Наноком в качестве добычи мечи неизменно пропивались еще до того, как бедняга варвар начинал смутно соображать, с какой стороны за них берутся.

Впрочем, боевой топор в его руках был не менее грозным оружием. Фехтовать им, конечно, тяжело, да и кому это нужно, когда враги после ударов отлетают на пару ярдов, и чаще всего уже не встают? К тому же им и дрова рубить можно.

Нет, жизнью Нанок был вполне доволен. Лет пятнадцать назад, совсем еще юношей, он спустился с родных Кассарадских гор. Просто из любопытства — а чем еще порадует его мир? И мир порадовал. Блеском городов, ласками красивых девушек, звоном монет и добрым вином. Ну и постоянными драками, конечно, — варвар он или нет, в конце концов? Не то, чтобы он так уж искал неприятностей — они с завидным постоянством сами его находили. Когда ты такого роста, да с литыми мускулами — редкий забияка пройдет мимо, не бросив вызов на свою голову. Даже рыцари не брезговали порой схватится с ним, наплевав на низкое происхождение — азарт же! Победа над варваром у рыцарей стояла немногим ниже, чем, скажем, победа над колдуном. Или над другим рыцарем. Подвиг, стало быть.

Нанок рыцарей хорошо понимал. По сути, те же варвары, любят драться, вино любят и ни одной юбки не пропустят. Или соврут, что не пропустили — ну, так и Нанок любит порой прихвастнуть. Единственно, сражаются они, напротив, мечом и копьем, да еще в железе с головы до ног. Словом, достойные соперники для скромного, уверенного в себе варвара, хоть и пивом брезгуют, тупицы медноголовые. У-у, так и врезал бы!

Однако сейчас рыцарей поблизости не было. Хуже того, не было также вина и девок. А была только пыльная дорога, изрядная усталость в ногах (коня Нанок проиграл еще в городке Типел, что в Кордавиле) да полупустой бурдюк с водой.

С деньгами тоже было не густо. В кости ему, как правило, не везло, подходящая работа попадалась редко. То есть, он был искусник, хоть куда, мало кто мог так же виртуозно пасти овец и убирать навоз, но почему-то во всех странах его мастерство оставалось невостребованным. Сам Нанок видел в этом волю Беодла — Громобога, которому он поклонялся. В самом деле, стоило ли покидать родные горы, чтобы пасти овец на чужбине? Воровать у него тоже не очень получалось, толстые сильные пальцы, способные сломать шею быку, не очень подходили для обшаривания чужих карманов. Впрочем, после каждой успешной драки, Нанок всегда выгребал из карманов поверженного противника все мало-мальски ценное — трофеи, однако. А без драк ему удавалось прожить не каждый день...

Тем не менее, настроение у варвара было удручающее. Хорошо еще, кордавильские степи сменились густыми лесами Ледании. Хоть солнце не так печет, да и воду попроще найти, не говоря уже об охоте. Ну, какая охота в степи? Нет, дичи там как раз хватало, но уж больно пуглива, голыми руками да уставшими ногами ее не добыть. Другое дело, если на коне и с луком... Впрочем, коня у Нанока не было, а из лука он не стрелок.