Пять лет на острове Врангеля - Ареф Минеев

Все закупленное отправлялось на «Литке» и размещалось на и без того переполненном до невозможности судне. Но ревизор Бессмертный ухитрялся находить уголки, куда можно было сунуть то или другое.

Между судном и берегом беспрестанно сновали катера и сабуне[11], отвозившие на судно всякую кладь и людей.

Многие наши надежды на Хакодате не оправдались. Хотя этот город является центром торговой деятельности острова Хокайдо (Иезо) и магазины, лавки и лавчонки заполнены товаром, многого нужного нам так и не удалось раздобыть. Не было совершенно радиоаппаратуры, нужный медицинский инструментарий отсутствовал. Попытки найти новейшую фотоаппаратуру успехом не увенчались, охотничье нарезное оружие хотя и имелось в магазинах, но его можно было купить только с разрешения хакодатского губернатора.

Суток, проведенных в японском городе, только-только хватило для закупок и устройства разных дел, а об осмотре городских достопримечательностей и думать было нечего. Видел я только главную торговую улицу города, с линией трамвая, множество авто, стоявших вереницами на стоянках. «Сыны страны восходящего солнца» предпочитали передвигаться «на своих двух», вооруженных деревянными «гета». Стук этой традиционной обуви наполнял улицу и создавал непривычную для европейца обстановку. Несмотря на оживленность улиц, яркость красок и ослепительность солнца, городок произвел впечатление старенького и запущенного.

Ко времени отхода на судно прибыла вся советская колония. Прощальный обед был короток и скромен. Так же, как и на набережной во Владивостоке, звучали речи провожавших и уходивших. На малюсеньком пловучем кусочке СССР, находившемся за тысячу километров от родины, мы чувствовали себя так, словно за стенами каюты была не Япония и судно стояло не в японском порту.

…Трап убран. Грохочет брашпиль, выбирающий якоря, а гости на катере троекратно обходят вокруг судна, приветствуя нас криками и взмахами рук.

Еще не замолк брашпиль, судно тихо пошло к выходу в море… Мы уходили от живописного острова. Прощай, сияющий остров! Скоро мы будем у берегов другого острова, холодного, сумрачного и пустынного, но нашего, родного, согретого пламенем Октября, растопившего льды капиталистической эксплоатации.

Опять вода… Вода и небо.

Море спокойно, небо ясно, солнце щедро. Идем к Петропавловску.

В Петропавловск мы пришли 23 июля в середине дня. Здесь «Литке» должен был бункероваться[12] и кроме того для населения острова должны были погрузить различную рухлядь[13] и оленьи шкуры, соленую рыбу, черемшу и прочее.

«Литке» подошел к угольной площадке для бункеровки. Рядом с грудой угля в непосредственной близости к воде на цепях сидело несколько десятков псов. Вид у них был самый невероятный. С боков свисали клочья шерсти, как будто бы каждая из них вынесла жесточайший бой и чудом уцелела. Цепи их, как видно, не угнетали, чувствовали они себя достаточно хорошо, но все были тощи и поджары. Это — стая, подготовленная для острова. Куда мы только будем их грузить? «Литке» и так стал «труднопроходимым». Если, к примеру, необходимо добраться до радиорубки, то нужно было карабкаться по самым невероятным предметам, чтобы сделать это.

— Куда же собак будем девать, товарищ Бессмертный? — осведомился я.

— Найдем где-нибудь место на палубе.

— Да, кажется, места-то нет.

— Ничего, товарищ Минеев, и место будет, и собак поместим. Тесновато будет им, это верно.

— Ничего, что тесно, лишь бы всех забрать. Я беспокоюсь, как бы не пришлось их оставить здесь, за недостатком места.

— Все погрузим, оставлять ничего нельзя.

На «Литке» до Петропавловска шли трое пассажиров. Это несколько стеснило зимовщиков. Теперь же зимовщики, врач и метеоролог получили каюты и чувствовали себя совсем хорошо.

Я поручил врачу заняться поисками хирургического инструментария, который мы не могли раздобыть в Хакодате и раньше во Владивостоке. Поиски неожиданно увенчались успехом. В городской больнице имелся лишний хирургический набор, так называемый «большой полковой». Теперь можно было считать медчасть полностью подобранной.

Рухлядь и шкурье были подготовлены заблаговременно, поэтому их оставалось только погрузить. Но рыбы не было. Свежий улов еще не был доставлен в Петропавловск, а кету-пласт старого засола мы взяли еще во Владивостоке. Тут же мы взяли несколько бочек соленой черемши. Кроме того, тут нам удалось пополнить наши запасы винтовок и патронов, а также взять полный груз охотничьей дроби разных номеров.

После бункеровки и погрузки собак «Литке» вошел в ковш[14] и ошвартовался у пристани под налив воды.

Несколько суток, проведенных в маленьком городке, где нас так приветливо встретили и оказывали всяческое внимание, пролетели быстро. Грузно осевший «Литке» медленно выходил из ковша, а на набережной стояли люди, махали платками, кричали слова приветствия и ободрения. На корабле все, кроме кочегаров и машинистов, собрались на палубе, отвечали на приветствия и смотрели на тихо уходящий берег.

Полоса воды, отделяющая судно от берега, расширялась. Винты взбаламутили воду, и на поверхность всплывал мусор. Жирные пятна нефти радужно искрились под лучами утреннего солнца.

Перед тем как отправиться к острову, «Литке» должен был еще зайти в Анадырь за некоторыми грузами, но анадырский лиман был забит льдом. Было решено взять курс на бухту Лаврентия.

Поздней ночью, но такой же светлой как день, 31 июля, «Литке» вошел в бухту Лаврентия. Входя, встретили первые льдины, напомнившие о том, что «далекий север» рядом, под боком.

На рейде стоял пароход «Якут» — наша угольная база.

Бок-о-бок стоят красивый, стройный, с белыми надстройками «Литке» и неуклюжий кургузый «Якут». Круглые сутки напряженно, авралом работают команды судов, набивая утробу «Литке» углем. Надо взять больше 1 000 тонн угля. Времени мало. Гремит лебедка, громадная рука стрелы ворочается из стороны в сторону, пронося над бортами то уголь, то пустую тару. Уголь сыплют в люк, а там под палубой бегают черные как негры матросы. Они переносят уголь в мешках, набивая его везде, куда можно сунуть хоть килограмм угля. Не только бункера, но даже матросская кают-компания засыпается углем.

Шутками и смехом сопровождается эта почти нечеловеческая по темпам работа. Все прекрасно понимают, что успех рейса решает уголь.

На берегу у самой воды лежит большой бунт оленьих шкур. В нем лежат связанные большими пачками толстые оленьи постели, их больше 600 штук. Тут же вперемежку легкие пушистые пыжики, — им предстоит превратиться на острове в меховые рубахи, кухлянки и брюки.