Последнее искушение свободой - Игорь Сотников

Я иду по какому-то коридору, впереди меня идут мои коллеги по работе, рядом же со мной идёт тот, чьё лицо, я хотел рассмотреть впервой части сна. При этом, он мне что-то рассказывает, но единственное, что я улавливаю, то это слова про какого-то чистильщика. Вот мы подходим к повороту, и я вновь пытаюсь посмотреть на моего собеседника, но получается так, что он исчезает за поворотом и перед до мной предстает только пустое пространство, в котором, где то там вдалеке, видятся открытые двери. Я иду к ним. Приблизившись к дверям, изнутри до меня доносятся знакомые голоса и смех. Но только я попытался заглянуть в проём двери, как тут же оказываюсь внутри самого кабинета и уже изнутри вижу этот проём двери кабинета. Но что я там вижу. А всё просто, из темноты коридора, на меня смотрят два тёмных (Коридор тёмный, значит жерла темны) жерла ружья и следом раздающийся выстрел из него.

После чего я, дёрнувшись, просыпаюсь вовсе не там где ложился спать, а в некотором равно удалении всех частей моего организма от кровати, а именно на полу. Видимо последние кадры фильма, тьфу, ты, сна, действуют на меня, как холодный душ, который и становится причиной этого пробуждения. Я спросонья, мало что понимая, оглядываюсь по сторонам и, не найдя то, что искал (Как будто я этого помню, да искал ли?), затем заново укладываюсь в кровать, после чего вновь проваливаюсь в сон, уже лишь для того, чтобы по сигналу будильника, призывающего к подъёму на работу, вновь проснуться через десять минут.

Наверное, специалисты часового завода по наладке будильников, из своей вредности, специально подбирают такой противный звук для сигнала будильника, чтобы у засони не было ни одного шанса, не услышать этот, так будоражащий нервы звонок. А может просто тебе, так сладко видящему сны, любой звонок извне, посмевший потревожить твой сон, так или иначе, всё равно покажется ненавистным. Не знаю точно, но для меня этот звонок будильника, как только я его услышал, стал одним из ненавистнейших звуков на свете.

Прижав, насколько только позволяла моя любезность, кнопку отключения звонка, я в полусогнувшемся состоянии отправился в ванну, для того чтобы улицезреть свою готовность к рабочему дню и если выявятся недочёты, то тут же устранить их. А ведь как оказывается, сон налагает на спящего свой определенный отпечаток. Лёгкая помятость, не совсем чёткий взгляд, прическа а-ля я в поиске и другие потёртости, вот часть сопутствующих физических факторов сна. Также оказывается, не забывает спать и растёт во время сна, мой волосяной покров на лице, в придачу к которому, добавляется – моё надышал, что приводит к необходимости чистке этого негативно-нагнетательного аппарата.

Да, всё-таки трудно в первый раз, не с привычки, выполнить все эти утренние процедуры. Выжимая пасту из тюбика и в тоже время тря глаз, так и норовишь промазать мимо зубной щетки. К тому же дыхание, так и норовит замутить твоё изображение в зеркале, в связи с чем, приходится, то свободной рукой, то рукой с бритвой, постоянно вытирать зеркало от запотевания. А это в свою очередь, чревато чрезмерным нажатием бритвы и подрезом своих щёк. И твоему раздражению нет предела и предмета, на который бы оно, не хотело выместиться. Но не только ты раздражён, а после бритья и твоя кожа выявляет признаки этой чувствительности. И Ты находишь специальное средство, дабы смягчить свои телесные чувства, но только после острого послесловия и горячего приёма кожей спецсредства, ты наконец-то, обретаешь определенное равновесие.

Но вот все утренние этапности пути к готовности пройдены и ты, в конце концов, говоришь: «Вот и всё, твои мучения закончились», – после чего, ты, отпивая уже на кухне чашку чая, уже готов к труду и ещё к чему-то там. Ну а горячий тонизирующий напиток делает своё дело, и ты полный энергии, в своё время направляешься на работу.

Сегодня, всего лишь сутки, как я здесь нахожусь, но при этом, сейчас, стоя на остановке, мне кажется, что я уже сто лет как живу здесь. Вокруг всё знакомо и привычно идёт, как по заведённому плану – тот же порядок движения маршрутных автобусов, та же очередность подхода служащих, разве что только с небольшими изменениями состава. И уже даже я, стал частью этого утреннего ландшафта. Так все мы ждём своего рейса, правда я, даже в тайне от себя, ещё питал надежды увидеть ту незнакомку, но не знаю почему, но сегодня, я её не увидел. Ну а подошедший автобус, не внёс какую-то новизну в ход этого утреннего движения и, выполнив все свои действия связанные с забором рабочих, тронулся в путь, чтобы, как можно быстрей доставив нас к месту назначения, водитель автобуса, смог бы присоединиться к своим коллегам по цеху, для утреннего разбора полётов.

В точно требуемое время, я прибыл в назначенное нам место. Выданный в службе охраны пропуск, поспособствовал моему безпромедлительному проходу в административное здание компании. Впрочем, как и в прошлый раз, из нашей компании я оказался последним, кто пришёл сюда. Где мои коллеги, уже были тут как тут. Видимо, личный транспорт, способствует этому раннему их прибытию, ну а я, как поклонник общественного транспорта, за неимением ничего другого, пока что остаюсь в аутсайдерах. Перекинувшись оздоровляющими словами, мы погрузились в безмолвное ожидание. Трудно сказать почему, но такое время провождение, нас в данный момент всех устраивало. Это ведь только детям легко находить контакт с окружающим его миром. Взрослые же, боясь обжечься, со временем (потраченным на его взросление), становятся более осмотрительным, так что сейчас мы находились пока что на подготовительном этапе, присматривания друг за другом.

Посматривая в стороны, мы никак не ожидали, что ожидаемое нами лицо, уже находится в кабинете. Ведь всё-таки, мы уже пробовали дверь на предмет открываемости. «Закрыта сука». – Дёрнув за ручку, как сейчас помню, Второй таким образом, отблагодарил эту дверь. И когда уже время намного перевалило за отметку начала рабочего дня, то эта дверь неожиданно открылась и, выглянувший из неё человек, с иронией спросил нас:

– А что вы собственно, не заходите? Я уже тут вас, битый час, как жду. – Мы же в свою очередь, даже на какой то момент, растерялись. Но потом Второй, всё же нашёлся и язвительно заявил:

– Так мы же ожидали приглашения.

– Ах, вот оно что. Значит вам особое приглашение надо. – Вновь с иронизировал Наставник, а это был он.

– Можно и не особое. – Парировал Второй.

– Ну тогда, вам быть битым. – Не унимался Наставник. – В своем особом порядке.

– Как это? —уже задался вопросом Первый, для которого тема бития, видимо, была очень близка.

– Всему своё время. – Ответил Наставник и с приглашающим жестом, вытянул вперёд руку. Правда при этом, также оставаясь стоять в проходе двери и нам для того чтобы пройти внутрь, буквально пришлось пролазить сквозь него. Отчего даже возникло такое чувство, что он нас при этом, буквально обнюхивает. Зайдя таким образом внутрь кабинета, мы расположились на передних местах, рядом с большим офисным столом. Что касается самого кабинета, то он представлял из себя, своего рода лекционную аудиторию. Там так же стояли в три ряда столы со стульями и как устраиваются подобные помещения, на лекторском месте, находился отдельный стол для лектора. На стене же, прямо за лектором, для трансляции фильмов, либо изображений, находился большой экран телевизора.

Наставник в первую свою очередь, заняв своё место, а оно по его разумению, оказалось на краю подоконника окна, закурив сигарету, тем самым, весь отдался этому процессу поглощения дыма. Ну, так вот, что же касается самого Наставник, то если он чисто внешне, не выявлял претензий на оригинальность, то его манера говорить вызывала у слушателя некоторые вопросы. Так на первый слух, казалось, что его разговорный механизм поврежден пролонгацией звуков или другими забывшими о последовательности словами. Так в его речи, слегка чувствовалось это нарушение, вызванное лёгким заиканием.

Впрочем, впоследствии разоткровенничавшись, Наставник рассказал, что эта его маленькая речевая проблема, как поначалу предполагалась некоторыми недальновидными врачами, была вызвана логофобией, которая в дальнейшем и наложила на него свой жизненный отпечаток. Так уяснив для себя, что для него выразительность речи малодоступна, он с того времени, в разрешении возникающих споров, всё больше полагался на грубую физическую силу, но лишь потом спустя время, повзрослев, он всё-таки раскрыл скрытую загадку этого «дефекта». Он назвал это умением ставить паузы в словах или правилом двух запятых, использование которых в правильном ключе, повышало эффективность сказанного им слова. И надо сказать, что зачастую, именно эта пауза из двух запятых, достигала большего, чем все другие задействованные физические аргументы.